П.П.Бажов.
ЕРМАКОВЫ ЛЕБЕДИ
Так, говоришь, из донских казаков Ермак был? Приплыл в наши края и
сразу в сибирскую сторону дорогу нашел? Куда никто из наших не бывал, туда
он со всем войском по рекам проплыл?
Ловко бы так-то! Сел на Каме, попотел на веслах, да и выбрался на Туру,
а там гуляй по сибирским рекам, куда тебе любо. По Иртышу-то вон, сказывают,
до самого Китаю плыви - не тряхнет!
На словах-то вовсе легко, а попробуй на деле - не то запоешь! До
первого разводья доплыл, тут тебе и спотычка. Столбов не поставлено и на
воде не написано: то ли тут протока, то ли старица подошла, то ли другая
река выпала. Вот и гадай, - направо плыть али налево правиться? У куличков
береговых, небось, не спросишь и по солнышку не смекнешь, потому - у всякой
реки свои петли да загибы и никак их не угадаешь.
Нет, друг, не думай, что по воде дорожка гладкая. На деле по незнакомой
реке плыть похитрее будет, чем по самому дикому лесу пробираться. Главная
причина - приметок нет, да и не сам идешь, а река тебя ведет. Коли ты вперед
ее пути не узнал, так только себя и других намаешь, а можешь и вовсе с
головами загубить.
Это по нынешним временам так-то, а в Ермакову пору и того мудренее
было. Тогда, поди-ко, не то что в Сибири, а и по нашим местам ни единого
русского человека не жило. Из здешних рек одну Каму знали да Чусовую
маленько, а про Туру да Иртыш слыхом не слыхали. Вот и рассуди, как при
таком положении заезжий человек пути-дороги по рекам разберет. Листов-то, на
коих всяка речка-горочка обозначены, тогда и в помине не было, и вожака не
найдешь, потому - никто из наших в той стороне не бывал.
Нет, брат, зряшный твой разговор выходит! Чусовские старики об этом
складнее сказывают.
Так будто дело-то было.
Когда еще по нашим местам ни одного города, ни одного завода либо села
русского не было, у Строгановых на Чусовой реке сельцо было поставлено.
Сельцо малое, а городом называлось, потому - крепко было огорожено. Канавы
кругом, вал земляной, а по валу тын из высоких бревен-стояков. С двух
сторон ворота надежные поставлены, да еще башни срублены. На случай, чтоб
оттуда стрелять либо камнями бросать, а то и кипятком поливать, коли кто
непрошеный ломиться станет. И ратные люди в этом Чусовском городке жили. Ну,
и крестьяне тоже.
В том числе был Тимофей Аленин. По доброй воле он туда пришел али
ссылкой попал - это сказать не умею, только жил семейно. И было у него,
ровно в сказке, три сына, только дурака ни одного. Все ребята ладные да
разумные, а младший Васютка из всех на отличку. И лицом пригож, и речами
боек, и силенкой не по годам вышел.
Хоть говорится, что атаманами люди не родятся, а все-таки смолоду
угадать можно, кому потом кашу варить, кому передом ходить. Своей-то ровней
этот Васютка с малых лет верховодил, а любимая забава у него была в развед
ходить.
У ворот-то, дескать, стоять - не много увидишь, вот он и сбил из своих
ровесников ватажку копейщиков, с саженными, значит, палками. Караульным при
воротах, конечно, сказано было, чтобы одних мальцов без большого за
городской тын не выпускать, только этот Васютка нашел дорогу. Он что
придумал? Подойдет к тыну с веревкой; прислонит свою палку-копье к стене,
захлестнет верхушку столба петлей, взлепится по узлам веревки на тын,
перекинет первым делом свое копье на другую сторону, спустится туда же сам и
палкой петлю снимет, да и покрикивает:
- Ну, кто так же?
Кому из ребят это сделать не под силу, того сейчас же из игры долой.
- Нам таких копейщиков со слабиной не надо!
За такую игру Васютке да и другим ребятам не раз доставалось от
больших, да только ребятам все неймется. Нет-нет - и утянутся за городской
тын. Вот раз убрались в лес далеконько, да и потеряли друг дружку из виду.
Кто побоязливее, те сразу крик подняли и живо сбежались. Одного Васютки нет.
Что делать? Хотели сперва домой бежать, да постыдились: как мы своего вожака
оставим.
Стоят, значит, у какой-то речки да кричат, сколько голосу есть. Потом
насмелились, вверх по речке пошли, а сами, знай, свистят да ухают. А с
Васюткой такой случай вышел. Он по этой же речке вверх далеко зашел. Вдруг
слышит - шум какой-то. Васютка хотел поворотиться, да спохватился:
- Так-то меня скорее услышат.
Он и прижался в кустах. Сидит, слушает. Шум близко, а понять не может,
кто шумит. Васютка тогда взмостился потихоньку на сосну, огляделся и
увидел... Выше-то речка надвое расходится. Островок тут пришелся. Островок
высоконький, полой водой его не зальет. Поближе к воде таловый куст, а из
него лебедь шею вытянул, да и шипит по-гусиному, вроде как сердится. По
речке, прямо к тому месту, медведь шлепает. Мокрехонек весь. Башкой мотает,
а сам рычит, огрызается. На него другой лебедь налетает, крыльями бьет,
клювом с налету долбит. Лебедь, конечно, птица большая. Крылья распахнет,
так шире сажени. Понимай, какая в них сила! И ноготок на носу, хоть красный,
а не из клюквы. Долбанет им, так медведь завизжит, завертится, как собака.
Ну, все-таки где же лебедю с медведем сладить? Изловчился Мишка, загреб
лебедя лапами, и только перья по речке поплыли. Туг другой лебедь с гнезда
снялся и тоже на медведя налетел. Только медведь и этому голову свернул и
поволок на бережок, а сам ревет, будто жалуется, - вот как меня лебеди
отделали! И лапой по глазам трет.
Вытащил убитого лебедя на травку береговую, почавкал маленько, да не до
того, видно, ему. Нет-нет и начнет возить лапой под глазами. Потом что-то
насторожился, уши поднял и морду вытянул. Постоял так-то, затряс башкой.
- Фу ты, пакость какая!
Забросал лебедя сушняком, прихлопнул ворох лапой, да в лес. Только
сучья затрещали.
Как стихло, Васютка слез с дерева и пошел ко гнезду, - что там?
Оказались лебединые яйца. Они на гусиные походят, только много больше и
позеленее кажутся. Пощупал рукой, - они вовсе теплые, нисколько не
остудились. Васютке жалко лебедей-то, он и подумал:
- А что если эти яички под баушкину гусишку подсунуть? Выведутся,
поди-ко? Как бы только их в целости донести да не остудить?
Вытряхнул из своего мешка хлеб, надрал сухого моху, набил им мешок да
туда и пристроил три яичка. Больше-то взять побоялся, как бы не разбить. И
то подумал, - много-то взять, баушка скорее заметит.
Устроил все, да и пошел вниз по реке. Про то и не подумал, что
заблудился. Знает, что речка к Чусовой выведет. Подошел маленько, слышит -
ребята кричат да свистят! Тут Васютка и догадался, почему медведь убежал.
Известно, зверь и ухом, и носом дальше нашего чует, и человечьего
голосу не любит. Услышал, видно, ребят-то, да и убежал.
Откликнулся Васютка на ребячьи голоса. Скоро все сошлись, и Васютка
рассказал ребятам, что с ним случилось. Ребята как услышали про медведя,
так и заоглядывались, - вдруг выскочит, - поскорей зашагали к дому. В другой
раз Васютка настыдил бы за это своих копейщиков, а тут не до того ему. Об
одном забота - как бы в сохранности свою ношу донести. У Васютки матери в
живых давно не было. Всем хозяйством правила баушка Ульяна. Старуха строгая,
поблажки внучатам не давала, да и на отца частенько поварчивала.
Первым делом на Васютку накинулась: где шатался? Ну, он отговорился:
- За мохом в лес ходил. Угол у конюшенки законопатить. Помнишь, сама
тяте говорила, да он все забывает. Я вот и притащил полный мешок. Только
мокрый мох-то, подсушить его надо на печке.
И сейчас же на печь залез.
Баушка еще поворчала маленько, спросила - с кем ходил да почему не
сказался, потом и наказывает:
- Ты потоньше расстели. По всей печке!
Васютке того и надо. Забился подальше на печь, вытащил лебединые яички,
завернул их в тряпки, положил на самое теплое место, а мох по всей печке
раструсил.
Как темно стало, шапку зимнюю надел, взял яички и полез к гусишке,
которая на гнезде сидела. Та, понятно, беспокоится, клюет Васютку в голову,
в руки, а он свое делает. Вытащил из гнезда три гусиных яйца и подложил
лебединые. Гусишка и на другой день беспокоилась, перекатывала лапами яйца,
а все ж таки чужие не выбросила. Баушка подходила поглядеть, да тоже не
разглядела, подивилась только:
- Какие-то ноне яйца неровные. Которые больше, которые меньше! К чему
бы это?
Васютка знай помалкивает, а чтоб улики не было, он вытащенные из гнезда
яйца за городской тын выбросил.
Так оно и прошло незаметно. В одном не сошлось: гусиные яйца еще ничем-
ничего, а лебедята уж проклюнулись, запопискивали. Баушка Ульяна
всполошилась:
- Что за штука? До времени гусята вылупились! Беспременно это к мору
либо к войне!
Гусь этих своих новых детей к себе не подпускает, и гусишка, как
виноватая, ходит, а все ж таки лебедят не бросила. Зато Васютка больше всех
старается. Прямо не отходит, поит их, кормит вовремя. Баушка, на что
строгая, и та похвалила Васютку перед старшими братьями.
- Вы, лбы, учились бы у малого, как баушке пособлять! Гляди-ко, вон он
и моху притащил и за гусятами ходит, а вы что? Из чашки ложкой - только и
есть вашей работы!
Братья знали, в чем штука, посмеиваются:
- Осенью, баушка, по-другому не заговори!
Баушка пуще того сердится, ухватом грозится, - уходи, значит, а не то
попадет.
К осени, и верно, обозначилось, что у Алениных лебеди растут. Соседки
подсмеиваются над баушкой Ульяной: не доглядела, вырастила лебедей, а куда
их, коли колоть за грех считалось. Баушка - старуха нравная, ей неохота свою
оплошку на людях показать, она и говорит:
- Нарочно так сделала. Принес внучонок лебединые яйца, вот и захотела
узнать, улетят лебеди али нет, если гусишка их выведет.
На Васютку все ж таки косо запоглядывала:
- Вон ты какой! Еще от земли невысоко поднялся, а какие штуки вытворять
придумал!
У Васютки свое горе. Два-то лебеденка стали каждый день драться. Прямо
насмерть бьются, и не подходи - сшибут, не заметят. А третий лебеденок в
драку никогда не ввязывается, в сторонке ходит.
Кто-то из больших и объяснил Васютке:
- Это, беспременно, лебедка, а те, видно, лебеди. Пока один другого
совсем не отгонит, всегда у них драка будет. Как бы насмерть друг дружку не
забили!
Баушка, на эту драку глядючи, вовсе взъедаться на Васютку стала, а он и
так сам не свой, не придумает, как быть? Кончилось все-таки тем, что один
лебеденок с реки не вернулся. Остались двое, - и драки не стало.
Утихомирилось ровно дело, а баушка Ульяна пуще того взъедаться стала.
Видит, дело к зиме пошло, она и думает, сколько корму этой птице
понадобится, а толку от нее никакого, если колоть нельзя. Ну, баушка и давай
лебедей отгонять. С метлой да палками за ними бегает. Лебеди тоже ее
невзлюбили: не тот так другой налетит, с ног собьет да еще клювом стукнет.
Тут старуха и говорит сыну решительно:
- Что хочешь, Тимофей, делай, а убирай эту птицу со двора, не то сама
уйду, - правься, как знаешь, с хозяйством!
Васютка видит - вовсе плохое дело выходит, приуныл. Дай, думает, хоть
заметочку какую-нибудь сделаю: может, когда и увижу своих лебедей. Взял и
привязал на крепкой ниточке каждому на шею по бусинке: лебедю - красненькую,
лебедушке - синенькую. Те будто тоже разлуку чуют, - так и льнут к Васютке,
а он со слезами на глазах ходит. Ватажка - копейщики-то - подсмеиваться даже
стала:
- Завял наш вожачок!
Только Васютка вовсе и не стыдится.
- До слез, - говорит, - жалко с лебедями расставаться. Улетят ведь и
забудут про меня!
Лебеди ровно понимают этот разговор. Подбегут к Васютке, шеи свои ему
под руку подсунут, будто поднять собираются, головами прижимаются да
потихоньку и переговариваются.
- Клип-анг, клип-анг!
Дескать, будь спокоен - не забудем, не забудем!
Как вовсе холодно стало да потянулась вольная птица в полуденную
сторону, так и эти лебеди улетели. Всю зиму их было не видно, а весной опять
в этих местах появились. Только к Тимофею на двор больше не заходили, а где
увидят Васютку, тут к нему и подлетят, поласкаются.
Да еще баушку Ульяну подшибли, как она на гору с ведрами шла. Не сильно
все ж таки, а так только попугали да водой оплеснули, вроде пошутили.
Помним, дескать, Васюткину ласку и твою палку не забыли. Такой тебе от нас и
ответ! Дальше так и повелось. Как зима - лебедей не видно, а весной и летом
хоть раз да к Васютке подлетят. Потом он сам научился их подманивать. Выйдет
на открытое место да крикнет, как они:
- Клип-анг, клип-анг!
Вскорости который-нибудь, а то и оба прилетят, только крылья свистят,
будто тревожатся, - не обидел ли кто Васютку. Если близко человек случится,
его так с налету шарахнут, что сразу на землю кувыркнется. А к Васютке
заковыляют, шеи чуть не по земле вытянут, крыльями взмахивают, шипят да
подпрыгивают, как домашние гуси, когда к корму идут, - радуются.
Ну, вот... за летом зима, за зимой лето... Сколько их прошло, не
считал, а только из Васютки такой парень выправился, что заглядеться впору.
И речист, и плечист, умом и ухваткой взял и лицом не подгадил: бровь
широкая, волос мягкий, глаз веселый да пронзительный.
Из тысячи один, а то и реже такой парень выходит, и должность себе
хорошую доступил. Парень приметливый да памятливый и новые места поглядеть
охотник. Хлебом его не корми, только дай сплавать, где еще не бывал. Вот он
и узнал лучше всех речные дороги. Всех стариков, которые при этом деле
стояли, обогнал.
Строгановы, понятно, приметили такого парня, кормщиком его поставили и
похваливать стали:
- Хоть молодой, а с ним отправить любой груз надежно.
Скоро Тимофеича по всем строгановским пристаням узнали. Удачливее его
кормщика не было. Как дорогой груз да дорога мало ведома, так его и
наряжают.
И с народом у Василья обхождение лучше нельзя. Любили парня за это. С
ребячьих лет кличка ему ласковая осталась - наш Лебедь.
С женитьбой у Василья заминка вышла. Все его товарищи давно семьями
обзавелись, а он в холостых ходил, и отец его не неволил: как сам знаешь.
Ну, вот видит Василий - пора, и стал себе лебедушку подсматривать. Такому
парню невесту найти какая хитрость! Любая бы девка из своей ровни за него с
радостью пошла, да он, видно, занесся маленько. Тут у него оплошка и
случилась.
В Чусовском городке, конечно, начальник был. Воеводой ли - как его
звали. А у этого воеводы дочь в самой невестиной поре. Василий и стал на ту
деваху заглядываться.
Родня да приятели не раз Василью говаривали:
- Ты бы на эти окошки вовсе не глядел. Не по пути ведь! А то, гляди,
еще бока намнут.
Только в таком деле разве сговоришь с кем, коли к сердцу припало. Не
зря сказано - полюбится сова, не надо райской пташки. Зубами скрипнет
Василий:
- Не ваше дело! - А сам думает: "Кто мне бока намнет, коли у самого
плечо две четверти и кулак полпуда". Деваха та, воеводина-то дочь, по всему
видать, из обманных девок пришлась. Бывает ведь, - лицом цветок, а нутром -
головешка черная. Эта деваха хоть ласково на Василья поглядывала, а на уме
свое держала. Раз и говорит ему из окошка тихонько, будто сторожится, чтоб
другие не услышали:
- Приходи утром пораньше в наш сад. Перемолвиться с тобой надо.
Василий, понятно, обрадовался. На заре, чуть свет; забрался в воеводский
сад, а тут его пятеро воеводских слуг давно ждали, и мужики здоровенные
наподбор. Сам воевода тут же объявился, распорядок ведет:
- Вяжи холопа! Волоки на расправу!
Тимофеичу что делать? Он развернулся и давай гостинцы сыпать: кому - в
ухо, кому - в брюхо. Всех разметал, как котят, а сам через загородку
перемахнул. Шум, понятно, вышел. Еще люди набежали, а воевода, знай, кричит:
- Хватай живьем!
Василий видит - туго приходится, к Чусовой кинулся. Ворота городские по
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг