Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
                                   Части                         Следующая
П.П.Бажов


                                 ТРАВЯНАЯ ЗАПАДЕНКА

     Это  не  при  нашем заводе было, а на Сысертской половине. И не вовсе в
давних годах. Мои-то старики уж в подлетках в заводе бегали. Кто на шаровке,
кто  на  подсыпке, а то в слесарке, либо в кузне. Ну, мало ли куда малолетов
при крепости загоняли.
     Тогда этот разговор про травяную западенку и прошел.
     Так, сказывают, дело-то было.
     Турчаниновские наследники промотались и половину заводов продали барину
Саломирскову. Тут у них неразбериха и пошла.
     Продать   продали,  а  деньги  с  завода  Турчаниновым  охота  получать
по-старому. Саломирсков опять, наоборот, говорит:
     -  Я  главный  хозяин  -  мне  и  получка  вся!  А  вам - сколь выделю.
Спорили-спорили,  сговорились  нанять  сообща  главного  приказчика.  Пущай,
дескать,  хозяйствует,  как  умеет, а нам бы деньги выдавал, сколько кому по
частям причтется.
     Так-то,   видно,   им   вольготнее   показалось!   Оно  и  то  сказать:
турчаниновски  наследники  сроду  в  заводском  деле не мерекали, да и новый
барин,  видать, не мудренее достался. Он, сказывают, из каких-то царских ли,
княжеских  незаконных  родов  вышел.  То ему и заводы купили и заслуг всяких
надавали. Завсегда будто в белых штанах в обтяжку ходил, а на шапке от бусой
лошади хвост.
     В  экой-то  одеже в кричну либо сварочную не пойдешь! Под домну и вовсе
не  суйся.  Да  новый  барин  об  этом и не скучал. По своему понятию другое
ремесло придумал: жеребцов по кругу на веревке гонять.
     У  турчаниновских  в  ту  пору  барыня  одна  в  головах ходила. Самая,
сказать,  умойная  баба.  Ей гору золота насыпь, - и от той пыли не оставит.
Увидела эта барыня - Саломирсков жеребцами забавляется.
     - Чем, - думает, - я хуже? Почище заведу!
     И  точно,  цельный  конский  завод на Щербаковке поставила и тоже давай
жеребцов гонять.
     Главный  приказчик  у  них  из нездешних случился. Паном почто-то его в
глаза звали.
     Ну,  этот  пан  сперва барам семячек подсыпал. Поманил, значит. Которое
продаст,  которое заложит, руду под самым заводом брать велел, уголь чуть не
на  улицах  жгут.  Глядишь - и наскребет  деньжонок.  Барам  этого  и  надо.
Разговорами себя тешат:
     - Это по началу так-то. Дальше лучше пойдет.
     Приказчик  видит  -  уверились  в него бары, взял да и жогнул их, сколь
мог. Наглухо, сукин сын, заводы в долги посадил, весь народ обездолил, а сам
шапочку надел, да и в сторону.
     - Прощайте-ко! Век бы на ваших жеребчиков да кобылок глядел, да недосуг
мне. Два поместья купил, - хозяевать надо.
     Тут промеж бар чуть не драчишка случилась. Один другого винят, ни в чем
сговориться  не  могут,  суд  завели. Вот тогда они и придумали с глупого-то
ума  у  одних печей нарозно хозяйство вести. Одна половина одного приказчика
поставила,  другая  -  другого. И мелкое начальство эдак же. Один так велит,
другой  на  свое  поворачивает. Путали-путали народ, потом и народ поделили.
Одни,  значит,  стали  турчаниновски,  други-саломирсковски.  Однем  словом,
беспутица.  А  хуже  всего  это  по  земельному богатству пришлось. Не о том
забота,  как  бы  найти да добыть, а как бы что новенькое другому хозяину не
показать. Всяк про себя смекал:
     - Присудят в мою пользу - тогда и буду добывать из нового места.
     У  барина  Саломирскова  на ту пору главным щегарем был Санко Масличко.
Мужичонко  плутяга, до всего донюхается, и в делах понимал. Для приисковых и
руднишных  самый зловредный. А у турчаниновских щегарем был Яшка Зорко. Этот
вовсе  зря  на  такое место угадал. Он, конечно, тоже смолоду по рудникам да
приискам околачивался. Ну на смеху был.
     Мужичище  был  быком, а рожа у него ровно нарошно придумана. Как свекла
краснехонька,  а по ней волосешки белые кустичкамн. Ровно известкой наляпано
по  тем местам, где у людей волос растет. И по голове эти же кустики прошли.
За это и звали его Облезлым.
     По-доброму-то  пустяк  это.  Мало  ли  у человека какой изъян случится.
Только  Яшка  шибко перед народом гордился. Дескать, я - приказный, а ты кто
еси? Ну, Яшку и не любили. Да он еще похвалялся перед руднишными.
     -  Меня,  - кричит, - не проведешь. Сдалека всяку вашу плутню разгляжу!
Даром,  что слепыш-слепышом. Еле мизюкал. Носом по чернилу водил, как писать
случалось.  Рудобои  за  эту похвальбу-то и стали звать его еще Зорком. Нет-
нет - и поддернут:
     -  Наш  Зорко,  небось,  рукавицу  с шапкой не смешат. На аршин в землю
видит.
     Кто-то  возьми  да  и  дунь  это  слово  барыне Турчаниновой в ухо. Та, известно, заполошная, - схватилась:
     - Где такой объявился?
     Ей  сказали  -  в  обмерщиках,  дескать,  на  таком-то  руднике. Барыня
призвала тут Яшку и спрашивает;
     - Ты, верно, на аршин в землю видишь?
     Яшке  неохота  перед  барыней  свою  неустойку  по глазам сказать, он и
отвечает:
     - Пониже наклонюсь, так всяк камешок разгляжу.
     Барыня обрадовалась.
     -  Такого,  -  кричит,  -  мне  и  надо. Будешь главным щегарем на моей
половине.
     Яшке с малого-то ума это лестно.
     - Рад, - отвечает, - стараться.
     Барыня свое наказывает:
     - Гляди, чтоб Саломирскову чего не донеслось, коли новое найдешь!
     Яшка, понятно, хвостом завилял.
     -  Будьте  в  спокое!  Будьте  в спокое! Которое я открою, то ни единой
саломирсковской собачонке не унюхать.
     Таким  случаем,  значит,  и стал Яшка главным щегарем на турчаниновской
половине.
     Сперва-то  маленько  побаивался.  Нет-нет  и  притащит барыне мешочек с
камешками  с  какого-нибудь  старого  рудника.  Вот,  дескать,  какую  штуку
обыскал. Только у барыни один разговор:
     -  Гляди,  как  бы  саломирсковски про это не узнали. Вот суд кончится,
тогда и покажешь это место.
     Ну,  а  суд  когда  кончится!  Яшка  видит,  -  спокойное дело, - вовсе
осмелел. Покатывается на лошадке в седелышке по всей заводской даче - и все.
Рожу  наел  -  как  не  лопнет,  а  глаза все наприщур держит, будто на-даля
глядит. Какие знакомые руднишные встретятся, завсегда  Яшке кукишку покажут,
а сами наговаривают:
     -  Наше почтенье Яков Иванычу! Всю, поди, дачу вызнал, - эдак-то далеко
глядишь!
     Яшка,  конечно,  нос  кверху.  Пятнышки  свои  на  губах погладит, да и
говорит:
     -  Вкруте  эко  дело  не  поворотишь. Знаете, поди-ко, меня, - пустяком
займоваться не стану!
     Рудобои тут и примутся для смеху Яшке места сказывать:
     - Поглядел бы ты по Габеевке. На пятой версте. Мне дедушко сказывал.
     Другой  опять  на Березовый увал приметки говорит. Ну, разное. Кто куда
придумает.
     Яшка  тоже,  как  вытный,  порядок  ведет.  Вовсе  будто  к  этому безо
внимания, а сам, глядишь, и начнет поезживать по тем местам. Руднишным это и
забавно. Раз в таком-то разговоре один рудобой и говорит:
     -  Что  всамделе,  ребята,  вы  к  Яков Иванычу с пустяком липнете. Ему
богатство  открыть  все  едино, что нам с вами плюнуть. Женится вот на вдове
Шаврихе  да  укажет она ему мужеву ямку с малахитом, - только и всего. Будет
тогда на нашей половине медный рудник, почище полевских Гумешек, Яковлевским
его,  поди,  звать будут, а то, может, Зорковским? Как тебе больше глянется,
Яков Иваныч?
     Яшка,  как  ему  в обычае, будто и не приметил разговору, а сам думает:
"Верно.  Был  слушок,  что  покойный  Шаврин  где-то  ямку с малахитом имел.
Может, и впрямь вдова про это знает".
     Яшка, вишь-ты,  в годах был, а неженатый. Девки его обегали; он и ладил
жениться на какой ни на есть вдове. К Шаврихе-то он шибко приглядывался.
     Совсем  дело  к  свадьбе  шло,  да  как раз барыня Яшку главным щегарем
назначила.  Ему и низко показалось на вдове из бедного житья жениться. Сразу
дорожку  в  ту улицу забыл, где эта Шавриха жила. Года два, а то и больше не
бывал,  а тут, значит, и вспомнил. Стал на лошадке подъезжать. Дескать, знай
наших! Не кто-нибудь а главный щегарь!
     У  вдовы  к  той  поре  дочь  Устя поспела. Самые ей те годы, как замуж
отдают.  Яшка  слепыш-слепыш, а тоже разглядел эту деваху и давай удочки под
этот  бережок  закидывать. Мать видит, какой поворот вышел, - не супорствует
этому. Еще и радуется.
     -  Вишь, дескать, Усте счастье какое! Глядишь, - и я за Яков Иванычевой
спиной  в спокое проживу, никто тревожить не станет. Вон он какой начальник!
Пешком-то и ходить забыл. Все на лошадке да на лошадке.
     У  Шаврихи тоже своя причинка была. Мужик-от у ней, покойная головушка,
самостоятельного  характеру был. Кремешок. Из-за этого, сказывают, и в доски
ушел.  Он,  видишь,  малахитом занимался, и слушок шел, будто свою ямку имел
где-то  вовсе  близко  от заводу. Ну, барские нюхалки и подкарауливали. Один
раз  чуть  не  поймали,  да  Шаврин  ухитрился  -  в  болоте  отсиделся. Тут
нездоровье и получил. А как умер, жену и стали теснить.
     - Сказывай, где малахитова ямка!
     Шавриха - женщина смирная, про мужевы дела, может, вовсе не знала - что
он скажет? Говори по совести, а на нее пуще того наступают:
     - Сказывай, такая-сякая!
     Пригрожали всяко, улещали тоже, в каталажку садили, плетями били. Однем
словом,  мытарили.  Еле  она  отбилась.  С  той  вот  поры она и стала шибко
бояться всяких барских ухачей.
     Устя у той вдовы, как говорится, ни в мать, ни в отца издалась.
     Ровно  с утра до ночи девка в работе, одежонка у ней сиротская, а все с
песней.  Веселей  этой девки по заводу нет. На гулянках первое запевало. Так
ее  и  звали  - Устя-Соловьишна. Плясать тоже - редкий ей в пару сгодится. И
пошутить  мастерица  была,  а  насчет  чего  протчего  - это не допускала. В
строгости себя держала. Однем словом, живой цветик, утеха.
     За  такой  девкой  и  при  бедном житье женихи табунятся, а тут на-ко -
выкатил  млад  ясен месяц на буланом мерине - Яшка Зорко Облезлый! Устенька,
конечно,  сразу  хотела  отворотить ему оглобли - насмех его подняла. Только
Яшка  на  это шибко простой. Ему, как говорится, плюнь в глаза, а он утрется
да скажет: божья роса.
     Устюха все ж таки не унывает.
     "Подожди, - думает, - устрою я тебе штуку. Другой раз не поманит ко мне
ездить".
     Узнала,  когда Яшка будет, спровадила куда-то мать, нагнала полную избу
подружек,  да  и  пристроила около порогу веревку. Как Яшке в избу заходить,
Устя  натянула  веревку,  он и чебурахнулся носом в пол, аж посуда на середе
забренчала.  Подружки смеху до потолка подняли, а Яшку не проняло. Поднялся,
да и говорит:
     -  Не  обессудьте,  девушки,  не  доглядел  вашей  шутки. Привык, вишь,
на-даля глядеть, под ногами-то и не заметил.
     Что вот с таким поделаешь?
     Другой  раз  Устинька шиповых колючек под седло Яшкину мерину насовала.
Мерин хоть и вовсе смирный был, а тут одичал - сбросил Яшку башкой на чьи-то
ворота. Только Яшке хоть бы что.
     Подружки Устины вовсе приуныли.
     -  Как  ты,  Устенька,  отобьешься! Стыда у Яшки ни капельки, а башка -
чугунная. Гляди-ка, чуть ворота не проломил, а хоть бы что.
     И Устенька тоже пригорюнилась.
     Тут парни забеспокоились, как бы девку из беды вызволить. Первым делом,
конечно,  подкараулили  Яшку  в  тихом  месте,  да  и  отмутузили.  Кулаков,
понятно,   не  жалели.  Только  Яшка  и  тут  отлежался,  а  народу  большое
беспокойство вышло.
     Бары  хоть  друг дружке не на глаза, а при таком случае, небось, в одну
дуду задудели.
     - Немедля разыскать, кто смел приказного бить! Эдак-то разохотятся, так
- чего доброго - и барам неспокойно будет!
     Занюхтили  барские  собачонки  с  обеих  сторон. Виноватых, конечно, не
нашли, а многим, кто на заметке у начальства был, пришлось спину показывать.
На  саломирсковской  стороне  палками  тогда хлестали, а на турчаниновской -
плетью. Которое слаще, им бы самим отведать.
     Много  народу  отхлестали,  а  одному  чернявому  парню,  -  забыл  его
прозванье,  -  так  ему  с  обеих  сторон  насыпали. Виноватее всех почто-то
оказался.
     Зато  Яшка  вовсе  нос  задрал.  Барыня,  вишь,  придумала, что на Яшку
озлобились за работу на барскую руку. Ну, хвалит, понятно потом спрашивает:
     - Не надо ли тебе чего?
     Яшка не будь плох и говорит:
     -  Жениться  хочу.  На  девахе из вашего владения. Шаврихи-вдовы дочь -
Устинья.
     -  Это  можно.  -  И  велела  Шавриху  позвать. Та прибежала, объясняет
барыне: дескать, сама-то всей душой, да деваха супротивничает.
     - Старый, - говорит, - да облезлый.
     Барыня завизжала, заухала:
     -  Да  как  она  смеет!  Ее ли дело разбирать, кого в мужья дадут! Чтоб
завтра же под венец!
     По счастью, пост случился. По церковному правилу венчать нельзя. Осечка
у барыни вышла. Призвала все ж таки попа и говорит:
     - Как можно станет, сейчас же окрути эту девку! Без поблажки, смотри!
     Наказала  так-то и укатила в Щербаковку жеребцов гонять. Пришла Шавриха
домой, объявила Усте барынину волю, а Устя ничего.
     - Ладно, - говорит.
     Задушевные подружки прибежали, болезнуют:
     - Приходится, видно, - за облезлого выходить.
     Устя и им отвечает:
     - Что поделаешь! И с облезлыми люди живут.
     Подивились  подружки,  -  что  с девкой сделалось! - убежали. Тут и сам
женишок прикатил, а Устя его всяко привечает. Яшка и обрадовался:
     "Поняла,  знать,  девка  свое  счастье.  Теперь  уж малахитовая яма моя
будет".
     Только подумал, Устюха и говорит ему навстречу:
     - Спрашивают меня люди, не знаю ли про отцовскую малахитовую ямку, да я
не сказываю.
     Яшка башкой заболтал:
     - Так и надо! Так и надо! Никому не сказывай! Мне только укажи!
     -  Тебе-то,  -  отвечает  Устенька,  -  и  подавно  боюсь  сказать. Еще
откажешься тогда от меня. Засмеют меня люди.
     Яшка заклялся-забожился:
     - Никогда не откажусь! И барыня так велела. Разве можно против барынина
приказу итти?
     Устенька еще помялась маленько, да и говорит:
     - Страшное это дело, Яков Иваныч! Как бы худа тебе не вышло.
     Яшка расхрабрился.
     - Никого не боюсь. Укажи место!
     -  То-то  и  есть,  -  отвечает  Устенька,  -  что место, где богатство
открывается,  никому  неизвестно.  А  могу  я сказать, в которое время и где
голос слушать.
     - Какой, - спрашивает, - голос?
     - А тот, который богатство-то указывает.
     Тут Устенька и рассказала:
     -  Покойный  тятенька  так  мне  про  это сказывал. Есть, дескать, близ
Климинского  рудника  береза приметная. Всю ее губой-слезомойкой изъело, она
и согнулась дугой. Только три прута здоровых остались, как три тычка по дуге
поставлены.
     Вот  под  этой березой надо стать ночью как раз в эту пору, когда травы
наливаются.  От  Андрея  Наливы до Иванова дня. В руках надо держать веник -
банный опарыш и стоять крепко, не ворочаться, не оглядываться.
     Тут  и  услышишь  голос  женский  -  песню  поет. Потом этот голос тебя
спросит,  кто  ты  такой  да  зачем пришел. А как ты скажешь, полетят в тебя
камни да песок, а голос опять спросит:
     - Которое тебе надо?
     Ты, как узнаешь на руку, что тебе надобно, так и кричи скорее:
     - Вот это.

Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг