Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
                                   Части                         Следующая
П.П.Бажов. 

                               КАМЕННЫЙ ЦВЕТОК

     Не  одни  мраморски  на славе были по каменному-то делу. Тоже и в наших
заводах,  сказывают,  это  мастерство  имели.  Та  только различка, что наши
больше  с малахитом вожгались, как его было довольно, и сорт - выше нет. Вот
из  этого малахиту и выделывали подходяще. Такие, слышь-ко, штучки, что диву
дашься: как ему помогло.
     Был  в  ту пору мастер Прокопьич. По этим делам первый. Лучше его никто
не мог. В пожилых годах был.
     Вот  барин  и велел приказчику поставить к этому Прокопьичу парнишек на
выучку.
     - Пущай-де переймут все до тонкости.
     Только  Прокопьич,  -  то  ли  ему  жаль  было  расставаться  со  своим
мастерством,  то  ли  еще  что,  -  учил шибко худо. Все у него с рывка да с
тычка.  Насадит  парнишке  по  всей  голове шишек, уши чуть не оборвет, да и
говорит приказчику:
     -  Не  гож  этот...  Глаз  у  него неспособный, рука не несет. Толку не
выйдет.
     Приказчику, видно, заказано было ублаготворять Прокопьича.
     - Не гож, так не гож... Другого дадим... - И нарядит другого парнишку.
     Ребятишки  прослышали  про  эту  науку...  Спозаранку  ревут,  как бы к
Прокопьичу  не  попасть.  Отцам-матерям  тоже  не  сладко родного дитенка на
зряшную  муку  отдавать,  -  выгораживать стали своих-то, кто как мог. И то,
сказать,  нездорово  это  мастерство,  с  малахитом-то. Отрава чистая. Вот и
оберегаются люди.
     Приказчик все ж таки помнит баринов наказ - ставит Прокопьичу учеников.
Тот по своему порядку помытарит парнишку, да и сдаст обратно приказчику.
     - Не гож этот...
     Приказчик взъедаться стал:
     -  До  какой  поры  это  будет?  Не гож да не гож, когда гож будет? Учи
этого...
     Прокопьич знай свое:
     - Мне что... Хоть десять годов учить буду, а толку из этого парнишки не
будет...
     - Какого тебе еще?
     - Мне хоть и вовсе не ставь, - об этом не скучаю...
     Так  вот  и  перебрали  приказчик с Прокопьичем много ребятишек, а толк
один: на голове шишки, а в голове - как бы убежать. Нарочно которые портили,
чтобы Прокопьич их прогнал.
     Вот  так-то  и  дошло  дело до Данилки Недокормыша. Сиротка круглый был
этот  парнишечко.  Годов,  поди,  тогда  двенадцати,  а  то и боле. На ногах
высоконький,  а  худой  -  расхудой,  в  чем  душа  держится.  Ну,  а с лица
чистенький. Волосенки кудрявеньки, глазенки голубеньки.
     Его  и  взяли  сперва  в казачки при господском доме: табакерку, платок
подать,  сбегать  куда  и  протча. Только у этого сиротки дарованья к такому
делу  не  оказалось. Другие парнишки на таких-то местах вьюнами вьются. Чуть
что  -  навытяжку:  что  прикажете?  А  этот Данилко забьется куда в уголок,
уставится  глазами  на  картину  какую,  а  то на украшенье, да и стоит. Его
кричат,  а  он  и  ухом  не  ведет. Били, конечно, по началу-то, потом рукой
махнули:
     - Блаженный какой-то! Тихоход! Из такого хорошего слуги не выйдет.
     На  заводскую  работу  либо  в  гору все ж таки не отдали - шибко жидко
место, на неделю не хватит. Поставил его приказчик в подпаски. И тут Данилко
не  вовсе гож пришелся. Парнишечко ровно старательный, а все у  него оплошка
выходит.  Все  будто  думает  о  чем-то.  Уставится  глазами  на травинку, а
коровы-то  -  вон  где!  Старый пастух ласковый попался, жалел сироту, и тот
временем ругался:
     -  Что  только  из  тебя,  Данилко,  выйдет? Погубишь ты себя, да и мою
старую  спину  под  бой  подведешь.  Куда это годится? О чем хоть думка-то у
тебя?
     -  Я  и сам, дедко, не знаю... Так... ни о чем... Засмотрелся маленько.
Букашка  по  листочку  ползла.  Сама  сизенька,  а  из-под  крылышек  у  ней
желтенько  выглядывает,  а  листок  широконький...  По  краям зубчики, вроде
оборочки  выгнуты.  Тут  потемнее  показывает, а середка зеленая-презеленая,
ровно ее сейчас выкрасили... А букашка-то и ползет.
     -  Ну,  не дурак ли ты, Данилко? Твое ли дело букашек разбирать? Ползет
она  -  и ползи, а твое дело за коровами глядеть. Смотри у меня, выбрось эту
дурь из головы, не то приказчику скажу!
     Одно  Данилушке далось. На рожке он играть научился-куда старику! Чисто
на музыке какой. Вечером, как коров пригонят, девки-бабы просят:
     - Сыграй, Данилушко, песенку.
     Он  и начнет наигрывать. И песни все незнакомые. Не то лес шумит, не то
ручей журчит, пташки на всякие голоса перекликаются, а хорошо выходит.
     Шибко  за  те  песенки стали женщины привечать Данилушку. Кто пониточек
починит,  кто  холста  на онучи отрежет, рубашонку новую сошьет. Про кусок и
разговору  нет,  -  каждая норовит дать побольше да послаще. Старику пастуху
тоже  данилушковы  песни  по  душе  пришлись.  Только и тут маленько неладно
выходило.  Начнет  Данилушко наигрывать и все забудет, ровно и коров нет. На
этой игре и пристигла его беда.
     Данилушко,  видно,  заигрался, а старик задремал по малости. Сколько-то
коровенок  у  них и отбилось. Как стали на выгон собирать, глядят - той нет,
другой нет. Искать кинулись, да где тебе. Пасли около Ельничной... Самое тут
волчье  место,  глухое...  Одну  только  коровенку  и  нашли. Пригнали стадо
домой...  Так  и  так  обсказали.  Ну,  из  завода  тоже побежали-поехали на
розыски, да не нашли.
     Расправа  тогда,  известно,  какая  была. За всякую вину спину кажи. На
грех  еще  одна-то корова из приказчичьего двора была. Тут и вовсе спуску не
жди.  Растянули  сперва  старика, потом и до Данилушки дошло, а он худенький
да тощенький. Господский палач оговорился даже:
     - Экой-то, - говорит, - с  одного  разу  сомлеет, а  то  и  вовсе  душу выпустит.
     Ударил  все  ж  таки  -  не  пожалел,  а  Данилушко  молчит.  Палач его
Вдругорядь - молчит,  втретьи - молчит. Палач  тут  и расстервенился,  давай
полысать со всего плеча, а сам кричит:
     - Я тебя, молчуна, доведу... Дашь голос... Дашь...
     Данилушко  дрожит  весь,  слезы  каплют, а молчит. Закусил губенку-то и
укрепился.  Так и сомлел, а словечка от него не слыхали. Приказчик, - он тут
же, конечно, был, - удивился:
     - Какой еще терпеливый выискался! Теперь знаю, куда его поставить, коли
живой останется.
     Отлежался-таки Данилушко. Бабушка Вихориха его на ноги поставила. Была,
сказывают, старушка  такая. Заместо лекаря по нашим заводам на большой славе
была. Силу в травах знала: которая  от зубов, которая от надсады, которая от
ломоты... Ну, все  как  есть. Сама  те травы  собирала в  самое время, когда
какая трава полную силу имела. Из таких трав да  корешков настойки готовила,
отвары варила да с мазями мешала.
     Хорошо  Данилушке у этой бабушки Вихорихи пожилось. Старушка, слышь-ко,
ласковая  да  словоохотливая,  а  трав  да корешков, да цветков всяких у ней
насушено да навешано по всей избе. Данилушко к травам-то любопытен - как эту
зовут? где растет? какой цветок? Старушка ему и рассказывает.
     Раз Данилушко и спрашивает:
     - Ты, бабушка, всякий цветок в наших местах знаешь?
     -   Хвастаться,  -  говорит,  -  не  буду,  а  все  будто  знаю,  какие
открытые-то.
     - А разве, - спрашивает, - еще не открытые бывают?
     -  Есть,  - отвечает, - и такие. Папору вот слыхал? Она будто цветет на
Иванов  день.  Тот  цветок  колдовской.  Клады  им  открывают.  Для человека
вредный.  На  разрыв-траве  цветок - бегучий огонек. Поймай его - и все тебе
затворы  открыты.  Воровской  это  цветок.  А то еще каменный цветок есть. В
малахитовой  горе  будто  растет.  На  змеиный  праздник  полную силу имеет.
Несчастный тот человек, который каменный цветок увидит.
     - Чем, бабушка, несчастный?
     - А это, дитенок, я и сама не знаю. Так мне сказывали.
     Данилушко  у  Вихорихи,  может,  и  подольше  бы пожил, да приказчиковы
вестовщики   углядели,  что  парнишко  мало-мало  ходить  стал,  и  сейчас к
приказчику. Приказчик Данилушку призвал, да и говорит:
     - Иди-ко теперь к Прокопьичу - малахитному делу обучаться. Самая там по
тебе работа.
     Ну,  что  сделаешь?  Пошел  Данилушко,  а  самого  еще  ветром  качает.
Прокопьич поглядел на него, да и говорит:
     -  Еще такого недоставало. Здоровым парнишкам здешняя учеба не по силе,
а с такого что взыщешь - еле живой стоит.
     Пошел Прокопьич к приказчику:
     - Не надо такого. Еще ненароком убьешь - отвечать придется.
     Только приказчик - куда тебе, слушать не стал:
     - Дано  тебе  -  учи, не  рассуждай! Он - этот  парнишка -  крепкий. Не гляди, что жиденький.
     -  Ну,  дело  ваше, - говорит Прокопьич, - было бы сказано. Буду учить,
только бы к ответу не потянули.
     -  Тянуть  некому.  Одинокий  этот  парнишка, что хочешь с ним делай, -
отвечает приказчик.
     Пришел  Прокопьич  домой,  а  Данилушко  около  станочка стоит, досочку
малахитовую  оглядывает.  На  этой досочке зарез сделан - кромку отбить. Вот
Данилушко  на  это  место  уставился  и  головенкой  покачивает.  Прокопьичу
любопытно  стало,  что  этот  новенький  парнишка  тут разглядывает. Спросил
строго, как по его правилу велось:
     -  Ты  это  что?  Кто  тебя  просил  поделку  в  руки  брать?  Что  тут
доглядываешь?
     Данилушко и отвечает:
     -  На  мой глаз, дедушко, не с этой стороны кромку отбивать надо. Вишь,
узор тут, а его и срежут.
     Прокопьич закричал, конечно:
     - Что? Кто ты такой? Мастер? У рук не бывало, а судишь? Что ты понимать
можешь?
     - То и понимаю, что эту штуку испортили, - отвечает Данилушко.
     -  Кто  испортил? а? Это ты, сопляк, мне - первому мастеру!.. Да я тебе
такую порчу покажу... жив не будешь!
     Пошумел  так-то,  покричал, а Данилушку пальцем не задел. Прокопьич-то,
вишь, сам  над  этой  досочкой  думал - с которой  стороны  кромку  срезать.
Данилушко  своим  разговором  в  самую  точку попал. Прокричался Прокопьич и
говорит вовсе уж добром:
     - Ну-ко, ты, мастер явленый, покажи, как, по-твоему, сделать?
     Данилушко и стал показывать да рассказывать:
     - Вот  бы какой узор вышел. А того бы лучше - пустить досочку поуже, по
чистому полю кромку отбить, только бы сверху плетешок малый оставить.
     Прокопьич, знай, покрикивает:
     -  Ну-ну...  Как  же! Много ты понимаешь. Накопил - не просыпь! - А про
себя думает: "Верно парнишка говорит. Из такого, пожалуй, толк будет. Только
учить-то его как? Стукни разок - он и ноги протянет".
     Подумал так, да и спрашивает:
     - Ты хоть чей, экий ученый?
     Данилушко и рассказал про себя.
     Дескать,  сирота. Матери не помню, а про отца и вовсе не знаю, кто был.
Кличут   Данилкой  Недокормышем,  а как отчество и прозванье отцовское - про
то  не знаю. Рассказал, как он в дворне был и за что его прогнали, как потом
лето с коровьим стадом ходил, как под бой попал. Прокопьич пожалел:
     -  Не  сладко,  гляжу, тебе, парень, житьишко-то задалось, а тут еще ко
мне попал. У нас мастерство строгое.
     Потом будто рассердился, заворчал:
     - Ну, хватит, хватит! Вишь, разговорчивый какой! Языком-то - не руками,
-  всяк  бы  работал. Целый вечер лясы да балясы! Ученичок тоже! Погляжу вот
завтра, какой у тебя толк. Садись ужинать, да и спать пора.
     Прокопьич   одиночкой  жил.  Жена-то  у  него  давно  умерла.  Старушка
Митрофановна  из  соседей  снаходу  у  него  хозяйство  вела.  Утрами ходила
постряпать,  сварить  чего,  в  избе  прибрать,  а  вечерами  Прокопьич  сам
управлял, что ему надо. Поели, Прокопьич и говорит:
     - Ложись вон тут на скамеечке!
     Данилушко разулся, котомку свою под голову, понитком закрылся, поежился
маленько,  -  вишь, холодно в избе-то было по осеннему времени, - все ж таки
вскорости  уснул. Прокопьич тоже лег, а уснуть не может: все у него разговор
о  малахитовом  узоре  из  головы  нейдет. Ворочался-ворочался, встал, зажег
свечку,  да  и  к станку - давай эту малахитову досочку так и сяк примерять.
Одну  кромку  закроет, другую... прибавит поле, убавит. Так поставит, другой
стороной повернет, и все выходит, что парнишка лучше узор понял.
     - Вот тебе  и  Недокормышек! - дивится Прокопьич. - Еще ничем-ничего, а
старому мастеру указал. Ну, и глазок! Ну, и глазок!
     Пошел  потихоньку  в чулан, притащил оттуда подушку да большой овчинный
тулуп. Подсунул подушку Данилушке под голову, тулупом накрыл:
     - Спи-ко, глазастый!
     А тот и не проснулся, повернулся только на другой бочок, растянулся под
тулупом-то - тепло  ему  стало, - и давай  насвистывать  носом полегоньку. У
Прокопьича своих ребят не бывало, этот Данилушко и припал ему к сердцу.
     Стоит  мастер,  любуется,  а  Данилушко,  знай, посвистывает, спит себе
спокойненько.  У  Прокопьича  забота  -  как бы этого парнишку хорошенько на
ноги поставить, чтоб не такой тощий да нездоровый был.
     - С его ли здоровьишком нашему мастерству учиться. Пыль, отрава, - живо
зачахнет.  Отдохнуть  бы  ему сперва, подправиться, потом учить стану. Толк,
видать, будет.
     На другой день и говорит Данилушке:
     - Ты спервоначалу по хозяйству помогать будешь. Такой уж у меня порядок
заведен.  Понял?  Для первого разу сходи за калиной. Ее иньями прихватило, -
в  самый  раз  она  теперь  на  пироги.  Да, гляди, не ходи далеко-то. Сколь
наберешь  -  то и ладно. Хлеба возьми полишку, - естся в лесу-то, - да еще к
Митрофановне  зайди.  Говорил  ей,  чтоб тебе пару яичек испекла да молока в
туесочек плеснула. Понял?
     На другой день опять говорит:
     -  Поймай-ко  ты  мне щегленка поголосистее да чечетку побойчее. Гляди,
чтобы к вечеру были. Понял?
     Когда Данилушко поймал и принес, Прокопьич говорит:
     - Ладно, да не вовсе. Лови других.
     Так  и  пошло.  На  каждый  день Прокопьич Данилушке работу дает, а все
забава. Как снег выпал, велел ему с соседом за дровами ездить - пособишь-де.
Ну, а какая подмога! Вперед на санях сидит, лошадью правит, а назад за возом
пешком  идет.  Промнется  так-то,  поест  дома  да и спит покрепче. Шубу ему
Прокопьич справил, шапку теплую, рукавицы, пимы на заказ скатали.
     Прокопьич,  видишь,  имел  достаток.  Хоть  крепостной был, а по оброку
ходил, зарабатывал маленько. К Данилушке-то он крепко прилип. Прямо сказать,
за  сына  держал.  Ну,  и не жалел для него, а к делу своему не подпускал до
времени.
     В хорошем-то житье Данилушко живо поправляться стал и к Прокопьичу тоже
прильнул.  Ну,  как!  -  понял  прокопьичеву  заботу,  в  первый  раз так-то
пришлось  пожить.  Прошла  зима. Данилушке и вовсе вольготно стало. То он на
пруд,  то  в  лес.  Только и к мастерству Данилушко присматривался. Прибежит
домой,  и сейчас  же  у  них разговор. То, другое Прокопьичу расскажет, да и
спрашивает - это что да это как? Прокопьич объяснит, на деле покажет.
     Данилушко  примечает.  Когда  и сам примется. "Ну-ко, я..." - Прокопьич
глядит, поправит, когда надо, укажет, как лучше.
     Вот  как-то  раз  приказчик  и  углядел  Данилушку на пруду. Спрашивает
своих-то вестовщиков:
     -  Это  чей  парнишка?  Который  день  его  на пруду вижу.. По будням с
удочкой балуется, а уж не маленький... Кто-то его от работы прячет...
     Узнали вестовщики, говорят приказчику, а он не верит.
     - Ну-ко, - говорит, - тащите парнишку ко мне, сам дознаюсь.
     Привели Данилушку. Приказчик спрашивает:
     - Ты чей?
     Данилушко и отвечает:
     - В ученье, дескать у мастера по малахитному делу.
     Приказчик тогда хвать его за ухо:
     - Так-то ты, стервец, учишься! - Да за ухо и повел к Прокопьичу.
     Тот видит - неладно дело, давай выгораживать Данилушку:
     -  Это  я  сам  его  послал  окуньков  половить. Сильно о свеженьких-то
окуньках  скучаю.  По  нездоровью  моему другой еды принимать не могу. Вот и
велел парнишке половить.
     Приказчик  не  поверил.  Смекнул тоже, что Данилушко вовсе другой стал:
поправился,  рубашонка  на  нем добрая, штанишки тоже и на ногах сапожнешки.
Вот и давай проверку Данилушке делать:

Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг