Я невольно обернулся назад. У меня было чувство, что меня - как будто
позвали. На холме виднелась повозка с иудейскими звездами, а на ней стояла
жена. И я знал, что она знает, что я сейчас смотрю на нее. Жена моя подняла
руку, слабо махнула мне, а потом...
На прощание она ПЕРЕКРЕСТИЛА меня.
Гимель
Хозяйка
The Mistress
L'Imperatrice
Die Herrscherin
Цикл Мысли - Зарождение
N-ск - 1940 год
Я стояла пред воротами городской тюрьмы и ждала - не знаю чего. Он,
наверное, забыл про меня. Господи, он жил там - во Франции, учился в
Санкт-Петербурге, знакомился с настоящими барышнями... Я не знаю, я никогда
в жизни не видела "истинных барышень", но я читала про них у Пушкина,
Толстого, Тургенева... И еще я видела - Лешеньку.
Я помню, как я встретила его в первый раз - у нас... У нас "забрали"
пару преподавательниц (за то, что они когда-то работали на КВЖД), а среди
года замены не было и из соседней "мужской" школы к нам пришел их директор
- мой Лешенька.
Помню, как он вошел к нам в большой класс ("большой" потому, что в те
дни "взяли" многих, уроки все "совместились и за парты набилось аж два
класса девочек), положил на стол наши классные журналы и сухо спросил:
- "Какой это урок? Я что-то запутался".
Наш класс ответил, что - математика, параллельный - история. Директор
"мальчиков" чуть кивнул, подошел к окну (был ноябрь и за окном было мрачно и
сыро) и вдруг произнес:
"Я лютеран люблю Богослуженье,
Обряд их строгий, важный и простой -
Сих голых стен, сей храмины пустой
Понятно мне высокое ученье..."
Я впервые в жизни слышала Тютчева и - разрыдалась. И многие тоже -
расплакались. Я вдруг поняла, что никогда в жизни более не увижу нашу
учительницу математики. И "истеричку" тоже - никогда не увижу.
Тютчевская "дверь" за ними закрылась - раз и навсегда. Вернее -
кем-то закрыта. И еще я знала, что придет день и Лешеньку тоже "заберут".
Ведь он - офицер. Офицер - той "царской армии". И что-то вроде князя для
местных. А самое главное, - он наизусть знает запрещенного у нас Тютчева.
А Лешенька стоял и читал Тютчева и Есенина - пока не прозвенел звонок.
А на другой день пришли и сказали, что теперь мы "временно" учимся "вместе с
мальчиками". В "мужскую" не приходили. Говорили, что Лешенька якобы ходил
куда-то и сказал так:
- "Я офицер и происхожу из дворян. Пару лет отсидел в исправительных
лагерях. И в то же время я - директор школы. Ежели вы тронете любого из
моих учителей, я напишу анонимку, что кто-то из вас сажает невинных,
оставляя на свободе явного "контрика". Так что - вам придется арестовать
меня первого".
Его не арестовали. В "мужской" учились дети всех "важных лиц" нашей
"бывшей губернии". И "важным лицам" не захотелось терять - ни такого
директора школы, ни такого Учителя Русского Языка и Литературы. Поэтому - в
"мужской" так никого и не взяли...
В нашей школе было что-то вроде местного праздника, когда стало
известно, что нас "объединили" со школой моего Лешеньки. Учительницы чуть ли
не прыгали и - целовались, как девочки.
Я не решалась, я долго не решалась открыться ему. После окончания
школы, я стала учительницей. Не совсем - настоящей, а... Ну, вы понимаете
- многих "взяли", а учить детей надо и меня, как отличницу, "временно
приняли" на ставку учительницы начальной школы, а на настоящую учительницу я
стала учиться - заочно. Я решила стать учительницей Русского Языка и
Литературы.
Потом... Потом наступил 1937 год и всех "важных лиц" тоже стали
"забирать" по ночам. На Новогоднем празднике 1938 года Лешенька стоял
совершенно один - всех его бывших покровителей уже "взяли", говаривали, что
в тюрьме они наговорили на него - невесть что и самого Лешеньку возьмут со
дня на день.
Все боялись к нему даже и подойти. А я... Вокруг него всегда вилось
много женщин. Они были умнее, красивей, "тоньше" меня и я всегда страшно
стеснялась. Подойти к Лешеньке было все равно, что прикоснуться к грозному
Божеству - испепеляющему святотатцев.
Но в тот вечер он был один и я дождалась "белого танца" и пригласила
его. Слово за слово, - я разговорила его, потом он пошел меня провожать. На
прощанье он поклонился, церемонно поцеловал мою руку, и... Я не выдержала, я
стала целовать его первой.
Я целовала шрам на его лбу, его рано поседевшие волосы, я прошептала, я
стала умолять его - подняться ко мне в мою комнату в коммуналке... Он
отрицательно качал головой и, вырываясь, шептал:
- "Нет... Не надо... Ты не понимаешь, - я - "Враг народа". Я всегда
знал, я всегда видел - как ты глядишь в мою сторону. Я не могу... Из-за
меня они "возьмут" и тебя!"
Он уже почти "вырвался", когда мне на ум пришли строки нашего любимого
Тютчева:
"И гроб опущен уж в могилу,
И все столпилося вокруг...
Толкутся, дышат через силу,
Спирает грудь тлетворный дух..."
Лешенька будто замер, прислушиваясь, а я сказала ему:
- "Хорошо, тебя заберут. Что дальше-то? У тебя - Долг пред твоими
Предками. У тебя должен быть Сын. У них должно быть - Продолжение Рода.
Подари мне его. Я не прошу у тебя - стать твоею женой. Я хочу стать матерью
твоего ребенка. Пошли ко мне в комнату. Я решилась...
Мама моя давно умерла, отца пять лет, как "забрали", а бабушка не
пережила этого. Я знаю, как "забирают". Я не боюсь!
В день, когда ими разверсты могилы, единственное, что мы можем сделать
- приготовить для нас еще одну колыбель".
Мы поднялись ко мне.
Затем были каникулы и я была месяц счастлива. Мой Лешенька жил у меня и
мы были - женой и мужем. А взяли его - в феврале. Среди бела дня. Приехали
на грузовичке, поднялись на второй этаж, вошли в его кабинет.
Как раз была перемена и по-моему вся школа смотрела на то, как его
уводили. Он шел совершенно покойно и я почему-то видела на нем - не
бесформенное пальто из непонятно чего, а шинель "царского офицера" и
почему-то шпагу в дорогих ножнах. Мне даже привиделось, как у этакой лесенки
в открытый кузов грузовичка один из энкавэдэшников отдал ему Честь, Лешенька
как будто отстегнул от пояса шпагу, чекист принял ее, еще раз отдал Честь,
они сели в грузовичок и уехали.
Знаете за что "забрали" его? В жизни не догадаетесь! Лешенька учился в
Санкт-Петербуржском Университете и пошел добровольцем на империалистическую
и служил в Русском Экспедиционном корпусе во Франции - вместе с Фрунзе,
Якиром и Тухачевским. Был ранен в 1917 году и пару лет лечился по
французским госпиталям. Поэтому и не воевал с "нашими".
Правда, - и вернулся он не сразу, а в конце двадцатых, когда здесь уже
все решилось. Говорил, - "ностальгия замучила".
Именно из-за того, что он ни дня не боролся против Советской
Республики, ему и дозволили стать учителем. Правда - сажали. На всякий
случай. На сей раз его посадили за то, что он во Франции служил в одном
полку с Тухачевским. Только - за это.
А у меня в конце февраля пришли месячные и я рыдала, как сумасшедшая. Я
решила, что у Лешеньки и всего его Рода теперь никогда не будет Наследников.
Я ходила к нему в тюрьму, я носила ему передачи и в конце прошлого -
1939 года мне вдруг сказали, что Лешенька "не сознался" и дело по нему будет
закрыто. Все это время мне он него не было - ни единой записочки. И вот -
пару дней назад мне сказали, что сегодня - моего Лешеньку выпустят.
На все деньги я купила ему вкусненького, накрыла стол и пришла
"забирать его" из тюрьмы.
Шел снег, печально и пасмурно. Я почему-то думала, что его выпустят
чрез большие ворота, а он вышел из какой-то калиточки. В руках его был
крохотный узелок с не пойми чем, Лешенька просто стоял, запрокинув лицо и
снег падал на него пушистыми хлопьями.
Я увидала его и побежала к нему через улицу, Лешенька заметил меня и,
как я поняла по его лицу, весьма удивился. Я повисла на нем, обливаясь
слезами, а он только шептал:
- "Ты что же? Господи, ты ж молода, а я - старый. Зачем, Господи?!
Зачем? Два года в твои лета - это Вечность! Не стоило тебе меня ждать... Я
же ведь - Враг! Ты понимаешь? Я - Классовый Враг!"
Потом мы шли ко мне домой и я все рассказывала ему о том, - как дела у
нас в Школе и про то, что у нас - не "забрали" почти никого и что его
готовы принять назад - пока дворником. Ведь учителей не хватает и надо
кому-то их заменять, а там, глядишь, месяца через два - из "дворников" его
опять сделают нормальным учителем.
И про то, что хоть "прежних" пересажали, "новые" тоже учат своих детей
в нашей школе и хотят, чтоб именно он - Лешенька опять стал Учителем
Литературы и нашим Директором. Якобы они написали куда-то письмо и по этому
письму Лешу и выпустили.
А он отвечал мне, что не получал от меня никаких писем, а передачи ему
стали передавать только после того, как на место Ежова стал Берия и может
быть "хоть теперь у них там наладится".
Да... Мы не сразу пошли домой. Я завела Лешу в ЗАГС, куда я загодя
подала заявление, наврав, что мой жених в командировке. В ЗАГСе, конечно же
- сразу же увидали справку об освобождении и статью, по коей Лешу
задерживали.
Они спрашивали больше меня, чем его, - "Согласны ли Вы выйти за него
замуж? Готовы ли Вы прописать его на своей жилплощади?"
А я отвечала: "Да, я - Согласна. Да, я - Готова. Да, я - Хочу взять
Фамилию мужа. Да, я - знаю о его Происхождении".
Я отвечала и сжимала Лешенькину руку в моей, на самом деле боясь, что
сейчас "придут" и все кончится. Но нас "расписали".
Мы вернулись домой и на столе уже стоял свадебный ужин. Так я стала
Лешенькиною женой. И я знала - Господь пожелал, чтоб наши с ним дети были
Законными. Несмотря - ни на что.
Далет
Хозяин
The Dictator
L'Autocrate
Der Herrscher
Цикл Любви - Зарождение
Москва - 1980 год
Однажды в апреле мы пошли на футбол. Не то, чтоб я был - фанат, иль
еще что, но батя мой женился второй раз - на "деда Васиной" дочке. Бабушка
моя кривилась при одном поминании "этих чекистов", но - что она могла
сделать? Да и "мачеха" моя - что надо. На мозги не давила, но и... В общем,
- нормальная мачеха.
А самое главное, - "деда Вася". Он мне чуть что - портрет деда под нос
и почти шепотом:
- "Он - Граф, понимаешь?! Русский Граф, даром что - немец! Не было бы
таких, как он - ничего б не было. А ты - кто?!
Ты почто деда позоришь?! Ты - смотри! Ты хоть и внук моего начальника,
но я - ежель что... Рука - не дрогнет, заруби на носу!"
Я смеялся. "Деда Вася" только лишь на словах был такой грозный. На деле
он всегда (даже по дому) ходил с этакой суковатой тростью в мешковатом
спортивном костюме со значком "Почетный Чекист", постоянно беззлобно ругался
и... баловал меня невозможно.
Не верьте большинству рассказов про чекистов и бывших разведчиков, -
"деда Вася" был человек очень набожный, всю жизнь ходил в церковь (правда
там свой значок он скрывал под пальто), любил и выпить, и - рассказать про
"дела". Правда, больше всего он любил рассказывать не про себя, но своего
непосредственного начальника - моего деда. У него была целая коллекция
фотографий военной поры, а одна из них была увеличена до половины моего
роста и постоянно висела в гостиной дома моей милой "мачехи".
На фотографии стоял дед, деда Вася и еще трое офицеров их группы. Все
- Герои Советского Союза. Мой дед - трижды. Посмертно. На всех пятерых
пятнистая форма гитлеровского десанта. У всех пятерых рукава курток
десантников закатаны до локтей и такие типичные - белобрысые эсэсовские
физиономии с трофейной хроники. У всех пятерых - Железные Кресты за разные
подвиги. У моего деда - Рыцарский Крест с Мечами и Дубовыми Ветками, -
эквивалент Золотой Звезды Героя для "наших" с той разницей, что "Рыцарский
Крест" полагался лишь Баронам по Крови.
Они сидели на обломках какой-то мраморной - то ли колонны, то ль -
статуи. И на соседней колонне черной краской написано: "Привет Фатерлянду из
солнечной Греции. Мы сели на Крит!" Разумеется, - по-немецки. Слово "сели"
было употреблено именно так, как по сей день его применяют немецкие
парашютисты.
Сели, закрепились и пять дней подряд отбивали атаки греков и англичан,
не выпустив несчастных из окружения и не потеряв ни единого офицера. Всех -
к Крестам за сей подвиг. Всем повышения по линии немецкого Абвера. И
Благодарности за сие от нашего Разведуправления. Май 1941 года.
Героями Советского Союза все пятеро станут позже. Именно потому, что в
тот майский день их за проявленный героизм возьмут в Абвер. Жизнь -
странная штука. Запутанная.
Ну, да я - отклонился. Суть дела в том, что у деда Васи помимо моей
милой мачехи был и сын. Сычев Валерий Васильевич. Скажем так, - высший
офицер некоей забавной конторы. Глубокого Бурения - так сказать. А у дяди
Валеры в свою очередь сын. Сычев Александр Валерьевич. Для меня - просто
Сыч.
Сыч был старше меня на три года и во всем вел себя - как старший брат.
И в то же самое время - капельку оруженосец. "Деда Вася" невольно приучил
его, что мой дед - Граф, а Сычевы - так. Из "служивых". А стало быть -
должны слушать. В общем, - я слушал Сыча, потому что он был сильнее и
старше. Он, - потому что я - Граф.
А теперь - про футбол. Стоило мне поступить в Универ, - как я с подачи
Сыча оказался неважно где, с тою разницей, что нас "пасла" не милиция, но
как раз эти самые - из "Бурений".
И вот однажды Сыч раздобыл красно-белые шарфы с шапочками и мы пошли
"погулять". В общем, одному из наших попали палкой с гвоздями по лицу.
Развалили щеку до черепа. Я-то парня не знал, говорили, что он филолог, да
кто ж его знает, мы сами - первокурсники. В общем, когда мы их добили, Сыч
взял эту дубину с гвоздями и пару раз шарахнул ее хозяину по заднице. А
потом промеж ног, чтоб знал, как Родину любить.
Затем мы сложили этих гадов у ментуры и звякнули дежурному. Пусть
разбирают. И вот тут - загвоздка. Пока поход, пока драка, спартаковские
шарфы - хороши. А вот когда парню попали гвоздем... "Спартак" как раз
вернулся в высшую и Москва встала на уши. Красно-белые вышибали красно-синих
и бело-голубых из кабаков. Возвращались, так сказать, "к границам семьдесят
пятого года". Так что менты на всех фанатов смотрели волками. А на
красно-белых...
Филолога нужно было к хирургу, а в любом травмпункте по Москве - пост.
Увидят наши шарфики-"петушки" - цоп и аля-улю...
Тут я вспомнил Хирурга. Ленка представила нас друг другу на одном
сэйшене. Одной девке с "колеса" стало не по себе, и он откачал ее в
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг