Николай Блохин
И РАБОТА ЗАКИПЕЛА...
- Степаныч? - раздался в трубке немузыкальный голос композитора Мухиной.
- Я по поводу твоей последней "Матросской". Степаныч, я не отходила от
рояля всю ночь. Припев мы сделаем так: "Ла-ла-ла, трум-та-та, ля-ля-ля-я!"
Хорошо? И ещё. Там во втором куплете слова "дружба морская крепка" заменим
на "вместе идти до конца", а?
- М-м-м... - Павел Степанович задумался. - Рифма тогда захромает,
Сонечка, и... м-м-м... чем тебе, собственно, не нравится "дружба
морская..."?
- Ну, ты же знаешь прекрасно, что солист у "Разноцветных гитар" сильно
картавит, а у тебя во втором куплете сплошные "р". И потом, кто и когда
обращал внимание на строгую рифму в песне?
- М-м-м... "вместе идти до конца-а!" - пропел Павел Степанович. - Бог с
ним, давай так. У тебя всё? Пока, Сонечка!
Он положил трубку и задумался. Все труднее и труднее даются ему стихи.
Казалось бы - признанный поэт, член Союза... Вон книжек сколько накропал,
песен сколько... А где оно, юношеское вдохновение? Халтурить стал, от себя
не скроешь. Пылкие, звучные строки уступили место вымученным фразам,
втиснутым в размер. "Уральские запевки", "Матросская", "Под сенью арок
городских", "Родина", снова "Матросская"... Пустые стихи! Пора бы уж что-то
большое написать. Для души. Память оставить... Но когда? Павел Степанович
вздохнул. Столько заказов - и на песни, и в сборник, и в журналы... Тяжёлые
думы одолевали поэта Саврасенкова. Не в силах больше сидеть в душной
комнате, он выбежал на улицу. В воздухе носился немыслимый запах кленовых
почек. Какой поэт не любит весну! Врал, врал кучерявый камер-юнкер, говоря,
что более всего ему мила золотая осень. Не мог он весну не любить!
Гонимы вешними лучами,
С окрестных гор уже снега
Сбежали мутными ручьями
На потоплённые луга...
Красиво, чёрт побери!.. Ну, Пушкин - это Пушкин. Тут и говорить нечего...
Весна - пора шумная. Из нового комиссионного магазина неслась
залихватская музыка. Признанный мастер советской песни Павел Степанович
Саврасенков поморщился. Задорные хрипловатые голоса под оглушительный
грохот барабанов стройно пели:
Весь мир обойду!
У!
У!
У!
У!
Тебя я найду!
У!
У!
У!
У!
Знакомые слова... Ну конечно! Это же на его, Саврасенкова, стихи песня. Ну,
Мухина даёт!
Павел Степанович задумчиво поднялся по новым ступенькам в магазин. Меха!
Хрусталь! Ковры!! Народу!!! Больше всего любопытных толпилось у
радиоотдела. "Панасоник" - 1800 рублей, "Тошиба" - 1900 рублей, "Пионер" -
2200 рублей. Саврасенков почесал в затылке. Вот это да! Откуда у людей
столько денег?
"У! У! У! У!" - ревело из динамика.
Продавец, молодой здоровенный парень - кровь с молоком, снисходительно
объяснялся с невысоким плотным гражданином лет сорока пяти, с трудом
удерживающим в руках мощный чемодан.
- ...Паспорта на неё нету. Как я её приму без паспорта?
- Я её сам сделал, понимаете? Вот этими руками, - невысокий осторожно
поставил чемодан на пол и поднял руки к самому носу продавца, - и
инструкцию я не писал, понимаете? Там всё предельно просто. Включаешь
тумблер "Сеть", набираешь форму, размер, тему, и она...
- Самодельные вещи мы вообще не имеем права принимать на комиссию. Сделай ты хоть... - продавец не закончил, демонстративно повернулся спиной к прилавку и стал поправлять картонные ярлычки с бешеными ценами на импортную аппаратуру. Павел Степанович
рассеянно смотрел на чемодан.
- Это что, усилитель? - поэт коснулся чемодана носком ботинка. Знания его
в области радиотехники были невелики. Хозяин чемодана покачал головой.
- Это электронный комплекс, содержащий процессорное устройство, блоки
памяти, синтезатор речи и пульт управления. Одним словом, узкоцелевая
микроЭВМ.
- А что у неё за цель, позвольте спросить?
- Она стихи сочиняет. По заказу. Включаешь тумблер "Сеть", набираешь
форму, размер, тему...
Саврасенков заволновался. Вообще-то он слышал, что машины уже могут
писать стихи, сочинять музыку, рисовать... Но всё это были абстрактные
слухи. "Где-то там, в Америке, сделали машину..." А машина-то, может быть,
размером с этот магазин. А может быть, и вообще всё это враньё... Машина,
сочиняющая стихи...
- Пойдёмте, - неожиданно для самого себя сказал поэт. - Я тут живу
недалеко. Посмотрим вашу машину. Если мне подойдёт, я куплю её. Конечно, по
разумной цене.
Через пятнадцать минут Павел Степанович и Валерий Николаевич (так звали
невысокого изобретателя) сидели в саврасенковых креслах и пили кофе. На
обеденном столе громоздилась машина.
- Синтезатор речи барахлит иногда. Надо подстраивать, - Валерий
Николаевич отхлебнул кофе. - Она ведь у меня сочиняет вслух.
Буквопечатающее устройство я достать не смог...
- Клавиш, клавиш сколько! Тут без высшего образования не разобраться...
- Что вы! С ней и ребенок справится, - Валерий Николаевич поставил чашку
на подлокотник кресла, вскочил и подошёл к своему детищу. - Где у вас
розетка?
Он щелкнул выключателем, уверенно нажал несколько клавиш на верхней
панели и снова уселся в кресло.
Аппарат зашипел, и из его недр вдруг полился монотонный голос - ни
мужской, ни женский:
Ой яя амых естных равил,
Огда не в утку анемог,
Он уажать себя аставил,
И уше ыумать не ог...
- Буквы пропускает, зараза! - Валерий Николаевич ловко снял заднюю крышку
машины и что-то подкрутил. - Это она тест прогоняет - "Евгения Онегина"
чешет...
С больным сидеть и день, и ночь,
Не отходя ни шагу прочь... -
безо всякого выражения гнусавил аппарат.
- Вот так лучше, - изобретатель выключил машину, привинтил заднюю крышку,
снова сел в кресло и принялся за кофе. Павел Степанович осторожно спросил:
- Дорого просите за машину-то?
Валерий Николаевич покачался в кресле.
- Пятьсот, - сказал он решительно. - За такую вещь цена, согласитесь,
небольшая.
- Пятьсот? М-м-м... Пятьсот... Вы покажите сперва, как с ней обращаться.
Надеюсь, она не только "Онегина" может?
- Да всё что угодно, милейший! "Онегин" - это тест, проверочная
программа, если угодно. В основном для коррекции синтезатора речи.
Смотрите! - Валерий Николаевич снова включил машину. - Вот этот ряд
формирует размер.
На белых клавишах были наклеены бумажки с надписями: "Гекз.", "Амфибр.",
"Ямб 5-ст.", "Белый"...
- Здесь набирается тема.
На этих клавишах было написано: "Любовь", "Зима", "Космос", "Родина",
"Музыка", "Берёзки"... Некоторые надписи были менее понятны: "Фольк.",
"Альп.", "Комс.", "Фант.", "Некро.", "КСП"...
- Она и подражать может. Смотрите сюда!
Нижний ряд, самый длинный, содержал следующие клавиши: "Маяк.", "Ахмат.",
"Блок", "Евт.", "Тютч.", "Пушк. 1", "Пушк. 2", "Пушк. 3", "Кры.", "Сол."
(Соллогуб? Или Солоухин?), "Возн.", "Гомер", "Лерм. 1", "Лерм. 2", "Выс."
(Высоцкий?)... Много было фамилий. С понятным трепетом прочел Павел
Степанович на одной из клавиш буквы "Савр."...
- Ну-с, заказывайте! Что будем сочинять?
Павел Степанович растерялся.
- Пускай... Пускай... о любви. Под Лермонтова!
- Под Лермонтова, - Валерий Николаевич нажал клавишу, - о любви...-
Нажата другая клавиша. - Прошу!
Раздался знакомый шип, и машина грустно произнесла:
Да, были схватки родовые,
Да, говорят, ещё какие...
- Машина несколько своеобразно понимает тему любви, - объяснил
изобретатель, - арифметическое устройство выбирает тот или иной оттенок
чисто стохастически... БМУ через КШЧ обращается к ПЗУ...
- Кашаче... А морскую тематику она может? - Саврасенков вспомнил свои
морские песни. - Скажем, под... этого... под Крылова?
- Морскую, - нажата клавиша, - Крылов, - другая клавиша. - Прошу.
Машина заговорила:
Ш-ш-ш-ш...
Однажды Фок, Бизань и Гроты
Поспорили между собой о том,
Какая мачта главная из них,
Кто больше делает работы,
Кто самый важный в управленье кораблём.
"Я первая, я ближе всех к бушприту, -
Сказала мачта Фок, - не будь меня,
Быть кораблю о риф разбиту".
"На нас поболе парусов висит, -
Скрипели Гроты, -
Пусть далеко от нас бушприт,
Зато полно у нас работы".
На что Бизань им отвечала:
"Я там, где руль, а руль -
Всей навигации начало"...
Так люди многие подобны мачтам этим,
Кичатся важностью оне.
Но мы, читатель мой, заметим,
Что в дело каждый
вносит вклад на божьем свете,
Что каждый должен положить кирпич в стене,
Иначе был бы наш корабль на дне.
"А что? - подумал Саврасенков. - В общем, вполне... Слегка подработать
и..."
Машина неожиданно снова подала голос:
Ш-ш-ш...
Однажды Фок, Бизань и Гроты
Задумали с поклажей воз везти,
Да призадумались,
А сыр во рту держали...
Ш-ш-ш...
Валерий Николаевич удручённо развел руками:
- Подбирает варианты! Эх, мне бы буквопечать...
- Теперь под Блока! - потребовал Саврасенков. Он вошел во вкус.
- Под Блока. Прошу!
Ш-ш-ш...
Я послал тебе пива в стакане,
Золотого, как солнце, "Будвар"!
Павел Степанович поёрзал в кресле и поднял глаза. Как и у всякого
уважающего себя поэта, над письменным столом Саврасенкова висел портрет
стриженого человека с квадратным подбородком, с папиросой, прилипшей к
губе.
- Под Маяковского! Что-нибудь... Не знаю... Про роботов!
Ш-ш-ш-ш...
Читайте
внимательно,
до упора разинув
Глазные щели,
от сонливости узкие,
Книгу,
которую
написал
АзИмов -
Хотя и американец,
но тоже из русских.
Роботы
не думают
о воде и хлебе.
Работают роботы
без обеда и ужина.
Могут
трудиться
на земле
и на небе.
Вот работники,
социализму
нужные!
Работать
не робеют,
как рабы
древние.
Тебя не предадут,
как Христа Иуда.
В глубоком космосе,
в городе
и в деревне,
Робот необходим
абсолютно повсюду!
Придумал здорово
товарищ Азимов -
Роботов
ограничить
тремя
законами,
Для того
чтобы не было
саботажу разного,
ГПУ и ЧК
хорошо знакомого.
Красив
и лаконичен,
как японская гейша,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг