Дмитрий Бакин
СТРАЖНИК ЛЖИ
Рассказ
День для нее начинался с неистового убеждения себя в том, что у нее
есть сын, который на сорок втором году размеренной жизни, в минуту на-
катившего безумия, покинул электрические сферы, где, растворившись в
таинственном треске, творил свою тихую работу, уткнувшись носом во
внутренности выпотрошенного радиоприемника или сгоревшего утюга, поки-
нул для того, чтобы совершить умопомрачительный поступок, а именно -
продать собственную квартиру, получить огромные деньги, без конвоя,
хотя бы из двух автоматчиков, отнести их в коммерческий банк и поло-
жить на счет под трехсотпроцентный годовой доход - иными словами пол-
ностью утратить реальность происходящего и ступить на тернистый, рис-
кованный путь обогащения, который был открыт вихрем инфляции и идти по
которому имеет смысл разве что человеку, одной ногой находящемуся в
могиле.
Еще до того, как ее сын, слизывая пот с верхней губы, втащил к ней
массивные напольные часы, отбивавшие время без малого сто лет, - как
она узнала впоследствии, единственное из того, что он не продал, - Ал-
ла Сергеевна, лелеявшая свою непогрешимую интуицию, как некогда моло-
дость, предчувствовала неотвратимую катастрофу, масштабов которой она,
разумеется, не представляла. И тогда, когда он поведал о содеянном,
слова ее покойного мужа, отца ее сына, который сказал, будучи в добром
здравии, - вот увидишь, наш сын еще удивит мир, увидишь! - приобрели
жуткий смысл.
Между тем, сын, покончив с установкой часов, обыденно принялся дос-
тавать из сумки предметы, которыми он дорожил, - это были средних раз-
меров сова, искусно вырезанная иглой из ребра кашалота, глиняный чело-
вечек в шляпе с растянутым аккордеоном в руках и лампа-раковина на ду-
бовой подставке, не горевшая более десяти лет, потому что лампочку в
ней невозможно было заменить, - все то, что прежде стояло у него на
книжных полках, а ныне напоминало ей маленькие корабли, из-под которых
убрали воду, ввергнув в недолгий полет на камни дна. И тогда, с трудом
выталкивая из себя слова, она спросила - и что теперь? что ты будешь
делать теперь?; а он спокойно, веско сказал - терпеть; она спросила -
ну, а потом, что же будет потом, господи?; он ей сказал - а потом куп-
лю новую - и добавил - и не такую халупу, что была; она спросила - и
ты веришь? веришь им?; он улыбнулся и сказал - почему бы нет? - и до-
бавил - какой же дурак продаст квартиру, не веря, что это выгодно?
Прошли недели, пока Алла Сергеевна вновь научилась направлять мысли
в нужное русло и разумно пользоваться ими, скрупулезно двигаясь по ни-
ти дознания. И плоды трезвых размышлений не замедлили явиться, но вы-
вод, к которому она пришла, отнюдь ее не обрадовал, а, напротив, чуть
было не вверг в недавнее состояние шока, потому что у нее не осталось
никаких сомнений, что поступок сына неразрывно связан со смертью его
бывшей жены - что случилось немногим больше трех месяцев назад. Она
была поражена, насколько легко он отнесся к этому событию, не попытав-
шись даже остановиться во времени, тогда как прежде, в годы их сов-
местной жизни, каждый скандал, каждая перебранка оборачивалась для не-
го сознательным временным тромбом - он словно растопыривал все свои
конечности, расправлял каждый сантиметр своего большого тела в отчаян-
ной попытке остановить собой готовое хлынуть дальше время, а время, не
замечая его зубовного скрежета, треска его костей, струнного гула его
натянутых до предела жил, текло сквозь него, внося все больше измене-
ний в организм, обтекая, как вечную материю, лишь непобедимый, непо-
нятный, наглухо замкнутый для мира мозг, имевший наглость заставлять
тело удерживать поток истории, точно поток этот - хлещущая из малень-
кой пробоины вода. Вспомнила она и свою попытку возмутиться по поводу
того, что ее и сына не позвали на похороны, даже не поставили в из-
вестность о смерти; она тогда сказала - ведь ты же был ее единственным
мужем - и сказала - пятнадцать лет - а потом, набравшись смелости,
резко сказала - у меня такое впечатление, что они думают, будто бы это
ты загнал ее в гроб - вот истинная причина; он сказал - они не позвали
нас по другой причине - и сказал - они не позвали нас потому, что ни-
кого и не хоронили - а потом он твердо посмотрел на мать и с нажимом
сказал - я решил к ней вернуться - и сказал - для этого многое нужно
сделать, но я сделаю. Именно эти дикие, непонятные слова и были обеща-
нием безумных действий, апофеозом которых стала продажа квартиры, но и
это отошло на второй план, когда она наконец поняла, что сын ее поп-
росту не верит в смерть своей бывшей жены и не поверит никогда, если
ее не выкопают и не предъявят ему как единственное, неопровержимое до-
казательство, чего, ясно, никто делать не станет, и он всю жизнь будет
из кожи вон лезть ради женщины, которой больше нет, движимый своей бе-
зумной любовью и несбыточными мечтами, он будет носиться с искусствен-
но взращенной, достигнутой целью, как с короной для несуществующей го-
ловы, которая в конце концов должна будет по справедливости пасть на
червя.
Он сказал ей, что вечерами ходит в кинотеатры, на французские филь-
мы, дабы воочию - хоть на экране - увидеть, как живут люди, обременен-
ные большими деньгами, с тем, чтобы брать у них уроки, сказал, что би-
летерши кинотеатров смотрят на него, как на бродягу, одного из тех,
кто зимой ходит греться в бесплатные музеи, и Алла Сергеевна, вгляды-
ваясь ему в глаза, увидела в них нечто похожее на взрыв голубого лед-
ника с птичьего полета, когда, взнуздывая ярость, он сказал - вот, как
они на меня смотрят, мать, а ведь я миллионер, - и сказал - в банке у
меня столько денег, сколько этим дурам не заработать за полвека, даже
если у них пуповины завязаны морским узлом. И вечерами она стала про-
сиживать за кухонным столом до глубокой ночи, в мягком свете абажура,
положив перед собой черно-белую фотографию сына, чувствуя себя огром-
ной, точно праматерь заката, мучительно вглядываясь в непроницаемое
маленькое лицо, представляя, как он устраивается в первом ряду пыльно-
го гулкого кинозала, вытягивая длинные ноги в изношенных ботинках,
достает из кармана пиджака неизменный пакетик сухого картофеля, громко
шурша, вскрывает и на протяжении всего сеанса методично, кусочек за
кусочком, отправляет в рот, с хрустом пережевывая, но не отрываясь от
экрана, как делал это раньше, сидя у телевизора, в то время, когда же-
на его Ольга была еще жива.
Также он сказал матери, что говорит со своей женой про себя, и ска-
зал, что хоть и говорит с ней про себя, зная, что она никак не может
его услышать, но говорит абсолютно честно и откровенно, как будет го-
ворить ей вслух, когда они вновь окажутся вместе. Тут-то Алла Сергеев-
на, доведенная до изнеможения импульсивными переживаниями, в сердцах
спросила - ну почему это происходит с тобой? именно с тобой?; он ей
сказал - потому что мне совсем не смешно; собравшись с духом, уже спо-
койнее она сказала - ну, а что будет, если ты никогда не встретишься с
ней, попросту не найдешь ее?; он усмехнулся и с издевкой сказал - да
стоит мне получить кучу денег, как она сама меня найдет и будет гово-
рить, что никуда и не уходила; она тихо, ненавязчиво, как бы в раз-
думье сказала - но ее смерть...; а он презрительно сказал - смерть -
микроб перед моей Верой; и на это ей нечего было возразить, оставалось
лишь посторониться, не мешать и смотреть, как, закупорив в себе грему-
чую смесь долга, чести и гордости, он будет двигаться в киселе мира,
высокий, несуразный, точно ледокол в океане дерьма, выискивая вдруг
пропавшую единственную женщину, чтобы привязать ее к себе, как к твер-
дой опоре, действуя с тем же пресловутым упорством, с каким в детстве
несколько лет пытался заглянуть в глаза муравью.
Худшие опасения Аллы Сергеевны, однако, не оправдались, потому что
сын, хоть и отказался наотрез разделить с ней ее однокомнатную кварти-
ру, понимая, видимо, что не предложить этого она никак не могла, но
вовсе не собирался порывать с ней отношения, что явилось некоторой
компенсацией за тот леденящий кошмар, который она испытала по его ми-
лости, все еще пребывая в немалом удивлении, что ей удалось все это
пережить. Таким образом, когда пришло время варить варенье - а в этом
кропотливом деле ей не было равных - и консервировать овощи, он, как и
прежде, приносил ей сахар и ягоды, помидоры и огурцы, патиссоны и
сладкий перец, - все это она неустанно закатывала в дважды стерилизо-
ванные, ревностно хранимые одно- и двухлитровые банки и аккуратно
расставляла по кладовкам, нередко замирая перед стройными стеклянными
рядами, чтобы полюбоваться делом своих рук. Настораживало ее то, что
сын приносил всего понемногу и гораздо чаще, чем в прошлом году, - так
прежде он мог принести две сумки огурцов, каждую из которых ей не под
силу было оторвать от пола, тогда как теперь подобный груз он приносил
захода за три, а то и за четыре. Поначалу она подумала, что он появля-
ется у нее чаще просто для того, чтобы поесть, но, убирая за ним со
стола, она стала замечать, что ест он мало, часто неохотно, сидит за
столом напряженно и прямо, точно к туловищу его крепко привязана дос-
ка, а когда подносит ко рту ложку или вилку, почти не наклоняет голо-
ву, как это делают все нормальные люди, если, конечно, на голове у них
не стоит кувшин с водой. И по-прежнему, стоило ей спросить, где он
нынче живет, как тотчас рот его закрывался, он кивал ей на прощанье и,
не оглядываясь, уходил, оставляя после себя резкий въедливый запах
мужского одеколона и неумолимое презренье к рутинному быту, повисавшее
в воздухе, как дым.
Алла Сергеевна знала, что, перед тем как продать квартиру, сын сме-
нил место работы, устроившись электриком на телефонную станцию, а ей
он объяснил - я не желаю видеть знакомые лица, потому что из этих лиц
соткана картина моих былых заблуждений. Однако ей было известно, что,
помимо незыблемого убеждения, что в природе не существует ничего более
могучего, более прекрасного и более устрашающего, нежели электричест-
во, эта профессия привлекала его тем, что позволяла иметь приличные
побочные заработки, зачастую покрывавшие положенную месячную зарплату,
но парадокс заключался в том, что иметь побочные заработки позволяли
ему именно знакомые лица, на протяжении многих лет имевшие возможность
убедиться в его бесспорном профессиональном мастерстве, которое теперь
ему придется доказывать заново.
Титанических трудов стоило Алле Сергеевне вразумить, уговорить сына
дать согласие на прописку у нее в квартире, - она убеждала, что это
абсолютно ни к чему его не обязывает и никогда не будет ставиться ему
в вину. И только сделав основательный упор на возможные неприятности
на работе, она получила его неохотное согласие. В течение месяца, чуть
ли не каждый день она вешала на руку потрепанную авоську, где докумен-
ты лежали вперемешку с дешевыми шоколадками для подарков многочислен-
ным чиновникам и секретаршам, и на гудящих ногах начинала обход жилищ-
ных учреждений. Униженно улыбаясь и кланяясь, прижимая к груди пенси-
онное удостоверение и удостоверение инвалида второй группы, пожелтев-
шие грамоты с бывшей работы и фотографии у переходящих красных знамен,
она за месяц добилась того, чего многие не в состоянии добиться за
полгода.
Покончив с этим изматывающим, но необходимым делом, вернувшись до-
мой уже под вечер, не сознавая до конца, что все позади, она в полном
одиночестве выпила рюмку старого выдохшегося шампанского, которое сын
принес ей утром того далекого памятного дня, когда ей исполнилось
шестьдесят семь лет.
Четырехэтажный дом был полностью заброшен и являлся именно тем вре-
менным убежищем, которое требовалось Кожухину ночью, потому что ноче-
вать в подвалах или на чердаках жилых домов, пропитанных сыростью, он
более не мог, что объяснялось жестокими приступами радикулита, кото-
рые, впрочем, он готов был терпеть для достижения цели. Мысленно он
твердил себе - нет такой болезни, которую нельзя было бы вылечить,
имея большие деньги, - твердил - если, конечно, богу не угодно будет
послать мне рак, - и твердил - но это было бы самым несправедливым,
самым вопиющим его деянием со времен сотворения мира, и на это он не
пойдет.
Между одиннадцатью и двенадцатью часами ночи, пробираясь через
строительные леса, обходя большие кучи мусора, цепляясь ногами за об-
рывки проволоки, он смотрел на вспыхивающие в свете луны осколки сте-
кол, на черные окна дома, в котором он отходил ко сну, вычеркивая еще
один день бедности. Цементная крошка хрустела у него под ногами, когда
он, пробравшись внутрь дома через один из оконных проемов, уверенно
двигался в кромешной темноте по направлению к комнате, в углу которой
он оборудовал себе временное пристанище, где стояла довольно крепкая
еще кровать, какие ставят в казармах для солдат; на кровати лежал рва-
ный матрац, два одеяла и подушка без наволочки, пахнувшая старой поло-
вой тряпкой. Здесь же стояли потрескавшаяся белая тумбочка, несколько
стульев, которые он собственноручно надежно скрепил гвоздями, и некое
подобие тяжелого старинного шкафа. Стены в этом углу он обтянул бре-
зентом, предварительно проложив толстым слоем ветоши, дабы не чувство-
вать костями исходивший от них губительный холод. Сюда не проникал
свет, но время от времени проникал неверный звук. Он зажигал керосино-
вую лампу, ставил ее на тумбочку и поочередно доставал из сумки банку
шпрот или лосося, нарезанный черный хлеб, который покупал в столовой,
и бутылку водки. Неспеша откупоривал водку, доставал из тумбочки гра-
неный стакан и размеренным точным движением правой руки наливал ровно
полстакана. Выпив, он закуривал и, глядя на банку консервов и черный
хлеб, на медленно плывущий сигаретный дым, он негромко говорил - вот
так-то, Ольга. Прежде чем открыть консервы, он выпивал еще полстакана
водки, а затем задумчиво ел, громко глотая, часто потирая ладонью сво-
бодной руки щеку, заросшую густой бородой отшельничества, а потом,
ссутулившись, снова курил, глядя на огонек керосиновой лампы, просижи-
вая так до тех пор, пока из задумчивости его не выводил посторонний
звук - это мог быть лай бродячих собак или далекий автомобильный сиг-
нал. И тогда он вставал, снимал пиджак и ботинки, выпив водки, ложился
на кровать и укрывался двумя одеялами, не обращая внимания на затхлый
запах, свыкшись с ним, как с темнотой. Главное для него было защитить
поясницу от холода, сквозняка, и он долго ворочался, выбирая положе-
ние, зная, что в той позе, в какой заснет, - он и проснется. Эту спо-
собность он приобрел еще в юности, и она показалась ему настолько важ-
ной и практичной, что, единожды проделав это, он принялся тренировать
тело, контролировать несознательные движения во сне, что сперва прев-
ратило ночи в жестокую пытку, умопомрачительную дрессировку плоти, ли-
шенной естественных движений, но потом своим неимоверным упорством,
мыслью, что это жизненно необходимо, - как выяснилось после сорока
лет, необходимо главным образом для того, чтобы заработать хронический
остеохондроз, - он добился полного успеха и полной необратимости этого
успеха ныне, оставаясь неподвижным до утра, врастая в густую темноту
ночи корнями, прочно, как в землю, чтобы проснуться окостеневшим, точ-
но лишенный воды коралл.
Жизнь и выбранное для жизни место способствовали его раннему про-
буждению, и первые полчаса после сна он тратил на то, чтобы вернуть
членам гибкость. С лицом застывшим, мрачным от муки и глубокого нутря-
ного упрямства мстящего, в мутном сыром воздухе раннего летнего утра
он, раздевшись по пояс, сгибался в пояснице, уперев руки в бока, пово-
рачивал корпус до предела, до суставного хруста влево и вправо, присе-
дал, возвращая природную смазку коленным чашечкам и силу икрам, а по-
том лишь чистил зубы, прихлебывая воду из бутылки, разжигал примус и
заваривал крепкий чай, добавляя в него листья мяты.
Практически каждый день он задерживался на работе и успевал лишь на
последний сеанс в кинотеатрах, куда ходил по заведенной привычке от-
нюдь не потому, что хотел убить время, а для того, чтобы изучить,
вникнуть в мир богатых людей, будь то французы или американцы, понять,
чем они живут и как двигаются в ослепительном блеске созданного, и,
методично отправляя в рот кусочки сушеного картофеля, он впитывал, за-
поминал неожиданные хитрости дизайна, поражаясь интерьерам своей мечты
и пугающей достижимости особняков; и он думал - главное - сохранить
себя для всего этого, во что бы то ни стало сохранить себя, Ольга. Од-
нако в душе его присутствовала некоторая неудовлетворенность, смутное
понимание того, что познаваемый, априори восхищавший его мир имеет
тщательно завуалированные свойства синильной кислоты и все эти люди,
словно не замечая того, растворяются в нем, перестают существовать ин-
дивидуально, становятся неким расплывчатым, затерянным ингредиентом
раствора, имея имя - не я, но - мир, ибо мир не приемлет имен.
Прошло довольно много времени, прежде чем регулярные посещения ки-
нотеатров и просмотр подобных лент вселили в него сначала досаду, а
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг