Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
   Неумение строителей или требования сопромата были тому причиной, только
во всем городе нельзя было сыскать  второго  подвала  с  таким  множеством
нелепых и широченных колонн. Однако хозяин ресторанчика Жорж Ньютон  ловко
обратил недостаток в  достоинство,  проявив  изобретательность,  способную
сделать честь даже его великому однофамильцу и, говорят, предку, хотя,  по
официальным данным, у того  не  было  никаких  потомков.  Во-первых,  Жорж
Ньютон добавил ажурные перегородочки, сдвигая и  раздвигая  которые  легко
было разъединять  столики  так,  чтобы  посетитель  мог  чувствовать  себя
уединенно в таком "кабинете" и в  то  же  время  незамкнуто.  Кроме  того,
обнаружив некоторые способности психолога, Ньютон использовал  и  колонны,
расставив кресла вокруг них с таким расчетом, чтобы члены одной  компании,
собравшись вместе, были одновременно как бы  и  отдельно  друг  от  друга,
общаясь каждый лишь с соседом слева и справа от себя  и  не  видя  сидящих
напротив  именно  из-за  колонн,  что  вполне  соответствовало  или  могло
соответствовать их тайным, а иногда и  явным  желаниям;  в  конце  концов,
разные люди, в силу разных причин оказавшись в  одной  компании,  получали
возможность в "Бруте" без обид друг  на  друга,  ненавязчиво  и  не  грубо
реализовать разные  уровни  общения.  Именно  топография  зала  подсказала
хозяину идею специализации: ресторанчик должен  был  стать  притягательным
для небольших дружеских, - хотите, в кавычках, а хотите, и без кавычек,  -
пирушек. А поскольку владелец Жорж Ньютон не был лишен  еще  и  юмора,  то
свою идею он интеллигентно выразил в милом названии ресторанчика:  "И  ты,
Брут!", попросту называемом "Брутом".
   Расчет оправдался. "Кабинеты" пустовали редко, колонны тоже делали свое
доброе коммерческое дело, и в зале действительно  собиралось  как  теплое,
так и несшее с собой холод Арктики общество.
   Не избежали этих сетей и друзья Гарда.
   Первые полчаса были безраздельно отданы ужину.  Карел  Кахиня,  человек
без определенных занятий, но всегда безумно занятый чем-то, был уместен  в
обществе комиссара полиции не  более,  чем  бритва  в  бумажнике.  Однако,
подчиняясь законам дружбы. Гард и виду не подавал, что его  ведомство  уже
давно скучает по Карелу; сейчас огненно-рыжий и фейерверочно талантливый -
ах, только бы на мирные цели направить его талант! - Карел Кахиня, заказав
себе поросенка под  хреном,  вгрызался  в  него  с  упорством  землеройной
машины.  Владелец  галантерейной  лавки  Валери  Шмерль,  Шмерлюшко,   как
ласкательно называл его Кахиня, каждый тщательно разжеванный кусочек  мяса
уныло запивал минеральной водой. "Уймите  Шмерлюшко!  -  скосив  глаза  на
товарища, воскликнул Карел Кахиня. - А то он так нагазуется,  что  взлетит
под потолок!" - "Тебе все шуточки, а у меня печень!.." - плаксивым голосом
ответил Шмерль. "Бери пример с тех, у кого печени вообще нет!" - И  Кахиня
показал вилкой на прямого, как палка, банкира  Клода  Серпино,  обладателя
холеных гусарских усов; Клод ел с такой обстоятельностью, что его  тут  же
хотелось попросить учесть вексель. Дородный и пышноволосый профессор Рольф
Бейли,  облизав  после  выпитого  стаканчика   сочные   губы,   благодушно
улыбнулся: "Не слушай его, Валери, трезвенники всегда  дольше  живут,  чем
забулдыги. Хотя, с другой стороны, какой смысл в этой жизни, я, право,  не
знаю..." Фред Честер  почти  ничего  не  ел.  Он  был  погружен  в  унылые
раздумья, его пальцы нервно скатывали хлебные шарики.
   - Семь! - отодвигая тарелку, провозгласил Карел Кахиня.
   - Что "семь"? - не  понял  Гард,  да  и  все  остальные  с  недоумением
посмотрели на рыжего Карела.
   -  Семь  мякишей.  Прессе   пора   прекратить   поточное   производство
хлебоподшипников и исповедаться  Полиции,  Науке,  Финансам,  Торговле,  а
также Народу. Народ - это, конечно, я! - Кахиня важно ткнул себя вилкой  в
грудь.
   - Почему? - прихлебывая вино, спросил Бейли.
   - Что "почему"?
   - Почему ты - народ, а мы?..
   -  Потому,  -  с  готовностью  ответил  Кахиня,  -  что  еще  ни   один
политический  деятель,  обращаясь   к   ученым,   банкирам,   полицейским,
журналистам и торговцам, не называл их "народом". А я, простой  человек  с
улицы...
   - Не такой уж  простой,  -  многозначительно  вставил  Гард,  подмигнув
Карелу одним глазом.
   - ...человек с улицы, - настойчиво продолжал Кахиня, даже "не  заметив"
реплики Гарда, - удостоился этой чести. Разве вы не смотрели  предвыборную
телебеседу президента Кейсона с "простым и честным тружеником", то есть со
мной, имевшую  быть  в  среду  на  той  неделе  и  повторенную  сегодня  в
четырнадцать тридцать дня?!
   - Сколько же тебе заплатили? - тут же поинтересовался Валери Шмерль.
   - Сто кларков за пять минут эфирного времени.
   - Господи! Недельная выручка моей лавки! За пять минут болтовни!
   - Не за болтовню, уважаемый коммерсант, а за прямое, бесхитростное,  от
сердца идущее слово. Различать надо! Ладно, все  это,  как  вы  понимаете,
зола... Выкладывай, Честер, из-за чего ты бьешь в колокол?
   Фред Честер криво улыбнулся. Из-за чего он ударил  в  колокол,  созывая
друзей? Собственно говоря, ничего уж такого страшного у него не стряслось.
С первого дня, как он оказался сотрудником "Вечернего звона", шеф  полагал
его такой же принадлежностью редакции, как пишущую машинку или телетайп. В
этом смысле ничего особенного не  произошло.  Но  вот,  представьте  себе,
неделю назад в заметке о  выставке  восточных  ковров  черт  дернул  Фреда
написать, что "верблюд" по-местному "орван", а какой-то дотошный  читатель
немедленно  позвонил  шефу  и  сказал,  что  "верблюд"   на   самом   деле
по-тамошнему вовсе "арван".  В  любой  другой  газете  никто  внимания  не
обратил бы на такую чепуху, но тут шеф увидел в ошибке Честера  не  просто
большой смысл, но и злую намеренность, - почему бы вы думали? Потому,  что
фамилия владельца газеты, то есть шефа, Орван! Даниэль Орван, черт бы  его
побрал! И он, конечно, решил, что  Фред  нарочно  ошибся,  чтобы  объявить
всему свету, что его шеф - верблюд! В итоге этот воистину верблюжий болван
пригласил к себе  Честера  и  объявил  ему  об  увольнении  по  мотивам...
некомпетентности! Почему? Потому что впрямую за "орвана" выгонять вроде бы
неудобно: сотрудники будут посмеиваться и шушукаться по углам, а  шеф  как
огня боялся закоулочных разговоров и долгого жевания его имени  -  недаром
же он верблюд! Вот он и припомнил Фреду,  как  тот  два  месяца  назад  не
совсем  точно  процитировал  Эмерсона:  "Консерватор  -  это   постаревший
демократ, а демократ - это  вышедший  в  семя  консерватор".  Вообще-то  у
Эмерсона сказано не  "демократ",  а  "аристократ".  Но  Честер  не  просто
цитировал политика, занимающегося философией, а сам делал политику. Потому
замена "аристократа" на "демократа" была им заранее обдумана, оговорена  в
самом тексте, тем более что  в  данном  случае  он,  Честер,  куда  точнее
выразился, нежели сам Эмерсон, который, к слову  сказать,  хотя  и  считал
себя  демократом,  на  самом  деле  был   типичным   "вышедшим   в   семя"
консерватором, в чем никто уже давно не сомневается...
   - Ты что, на предвыборном митинге? - прервал Фреда Кахиня, иначе Честер
не остановился бы.
   Фред умолк, извинился перед друзьями, затем обвел всех тоскливым взором
и вдруг коротко произнес:
   - И еще Линда.
   - Вот это уже по делу, - сказал Клод Серпино. - Что выкинула она?
   Честер глубоко вздохнул, как  это  делают  обычно  дети  после  долгого
плача: в несколько коротких приемов, как бы лесенкой. Друзья  с  искренним
сочувствием посмотрели на него, потому что хорошо  знали  его  жену  и  ее
умение превращать мужа в  выжатый  лимон.  Разумеется,  как  только  Линда
узнала об увольнении, она немедленно напомнила Фреду, что еще надо вносить
взносы за дом, за машину, не говоря уже о том, что у Патерсона ею заказана
шляпка, которую нельзя не взять, - что скажут  Клоуки  и  Гиршнеры,  когда
узнают, что заказанная вещь оказалась невыкупленной, ей  невозможно  будет
выйти на улицу! И что Фред, кого бы он  ни  строил  из  себя,  конечно  же
стопроцентный  неудачник,  ему  бы  брать  пример  с  Клоука,  который  не
побрезговал в  свое  время  чисткой  ботинок,  зато  теперь  имеет  весьма
доходную сапожную мастерскую и  собственный  дом,  что  куда  важнее  всех
интеллектуальных  разглагольствований  и  всех,  с   позволения   сказать,
"дружеских компаний". И это кто же такие  "интеллектуалы"?  Неужто  темный
махинатор Карел Кахиня, по которому давно скучает тюремная камера?!  ("Это
уже слишком, Фред, мог бы и  не  цитировать!")  Или  богач  Клод  Серпино,
который по наследству получил свои миллионы и палец о палец не ударил  для
того, чтобы заработать собственными руками хотя бы один  кларк,  а  теперь
готов удавиться за каждый лемм?! (Клод  только  крякнул  при  этих  словах
Фреда и с интересом посмотрел на Шмерля, до которого,  по-видимому,  дошла
очередь).  А  этот  тщедушный  галантерейщик,  тоже  мне   "интеллектуал",
уткнувшийся в свои подвязки и штрипки, в  то  время  как  его  толстозадая
Матильда... ("Фред!" - поднял руку Гард, останавливая друга  и  тем  самым
переводя огонь на себя, поскольку Честера уже несло.) Ах уж  этот  великий
мыслитель Дэвид Гард,  полюбуйтесь  на  этого  "интеллектуала",  чьи  идеи
относительно торжества  справедливости  и  общества  без  преступлений  по
достоинству могут оценить лишь фокстерьеры, служащие в  полиции  ищейками!
("Благодарю, - слегка поклонился  Гард.  -  Переходи  к  Рольфу".)  Смешно
сказать: профессор! - но  за  какие  такие  научные  открытия  этот  Бейли
накачивает и без того громадное пузо, если даже тебе нечего писать  о  нем
во вшивом "Вечернем звоне", тоже  мне,  нобелевский  лауреат!  ("Так  его,
родимого! - подхватил Карел Кахиня. - Пусть знает глас  народа!  Или  дать
тебе, дорогой Рольф, последнее слово для оправдания?")
   Все  засмеялись,   поскольку   неловкость   каждого   была   с   лихвой
компенсирована неудобством всех остальных.
   - Я предлагаю выпить за Линду, - сказал вдруг Гард, поднимая бокал. - В
конце концов, мужчины мы или нет? Фред, не забудь сказать  Линде,  что  мы
проявили по отношению к ней рыцарское благородство.
   С этими словами он опрокинул в рот содержимое  бокала,  и  его  примеру
последовали остальные, кроме Валери Шмерля, который, едва отхлебнув глоток
минеральной, наклонился к Рольфу Бейли и шепотом спросил:
   - Чего она там проехалась по поводу моей Матильды, ты не понял?
   - А! - сказал Бейли. -  Обычная  женская  зависть,  выкинь  из  головы,
дорогой Валери... Друзья, давайте все же подумаем, как помочь  Фреду,  тем
более что, насколько я понимаю, наш уважаемый банкир теперь  уж  точно  не
намерен брать преподобную Линду на свое иждивение!
   Клод Серпино снова крякнул, но уже с другим оттенком. Если в первый раз
его "кряк" означал недоумение или, может быть, даже сердитость, то  сейчас
- прямодушное согласие со словами Бейли, ибо Серпино полагал, что деньги в
наше время не цементируют,  а  скорее  разъедают  человеческие  отношения,
особенно в тех случаях, когда они претендуют на дружеские.
   - Да, надо что-то придумать, - поддержал  профессора  Карел  Кахиня.  -
Если мы не вместе, то, спрашивается, зачем мы здесь?
   - Собственно говоря, я не прошу  помощи,  -  резко  заметил  Честер.  -
Просто хочу излить душу.
   - Вот тебе телефон, - чиркнул на  бумажной  салфетке  цифры  Кахиня.  -
Позвони в бюро "Душа в душу" и изливайся с утра до ночи. Кому еще хочется?
- обратился он к присутствующим.
   Все промолчали. Тогда Карел, сразу став серьезным, сказал:
   - У меня есть  идея.  Надо  сделать  Фреда  Честера,  обладающего,  как
известно, дурацким, но в то же время независимым  характером,  официальным
газетным чертом.
   - Кем-кем? - не понял Шмерль.
   Впрочем,  и  все  остальные  с  удивлением  посмотрели  на  воинственно
настроенного Карела.
   - Карел, - сказал Гард, - не увлекайся. Что ты имел в  виду,  говоря  о
редакционном черте?
   - Даже всемогущий Бог, - веско начал Кахиня,  -  не  мог  обойтись  без
Сатаны. А кто такой Сатана, переводя его титул и должность на  современный
политический язык? Узаконенная оппозиция! Кто-то ведь должен  отвечать  за
несовершенство мира, господа! Так и в газете. Готов спорить,  что  Орвану,
хоть он и верблюд, надоело талдычить в своей газетенке все одно и то же, -
пресно! Для игры с читателем ему нужна изюминка: внутренний  оппозиционер!
Пусть Честер продаст Орвану эту идею: я, мол, буду у вас чертом.  Сатаной,
а вы меня в вашей же  собственной  газете  будете  превращать  в  отбивную
котлетку. Уж если это не свобода слова... Политично и очень  доходно:  мы,
народ, обожаем скандальчики,  кухонные  свары  и  прочие  виды  полоскания
грязного бельишка.
   - А что? - сказал Гард. - В этом что-то есть. А, Фред?
   - Циники вы... - пробормотал Честер.
   - Ну, положим! - запротестовал Шмерль. - Я верю в идеалы.
   - И правильно делаешь, так легче живется. Однако же не  вера  в  идеалы
нас объединяет!..
   Действительно, всю эту разношерстную компанию объединяло  нечто  совсем
другое, а что именно, не  смог  бы  сформулировать  и  сам  Карел  Кахиня,
несмотря  на  свой  воистину  феерический  талант.   Они   встретились   и
подружились много лет назад, когда каждый из них  не  имел  ничего,  кроме
самого большого богатства на свете: молодости. В ту пору шла война,  вести
которую они не хотели, потому что война была жестокой, позорной и гнусной.
Свое отношение к ней они выразили открыто, за что угодили под суд  и  были
приговорены трибуналом к расстрелу. Двое суток им пришлось  просидеть  под
замком в ожидании казни, и  эти  сорок  восемь  последних  часов  сроднили
молодых солдат так, словно и после смерти им надлежало жариться  на  одной
сковородке в аду или шагать по райским кущам, обнявшись,  как  братья.  На
исходе вторых суток противник предпринял неожиданное наступление,  прорвал
оборону, ворвался на базу и благополучно взял в плен шестерых  смертников,
не считая кое-какой боевой техники, брошенной в  пылу  отступления.  Потом
все шестеро, отчаянно рискуя, бежали из плена, два года слонялись по миру,
голодали, жили бурно и весело, как живут только в молодости, да к тому  же
чудом избежав смерти, а  затем  вернулись  на  родину,  когда  опозоренное
войной  правительство  было  вынуждено  объявить   амнистию.   Что   самое
удивительное: спустя много лет они сохранили дружбу,  хотя  ничего,  кроме
общих воспоминаний, у них не было, да  и  быть  не  могло,  шесть  человек
двинулись по жизни шестью разными дорогами,  которые,  начавшись  в  одной
точке, все более и более расходились. Собравшись как-то раз в ресторанчике
"И ты, Брут!", они с такой горечью  прочувствовали  грядущее  расставание,
что приняли поистине одухотворяющее решение: собираться и впредь, кем бы и
каким бы каждый из них ни стал. Причем собираться по первому  зову  любого
члена компании, и не для простого застолья, а для того, чтобы оказать  ему
помощь, если он в ней нуждается. Несмотря на то что они были тогда молоды,
им хватило житейской мудрости с самого начала  оговорить  главное  условие
этих встреч: помощь должна носить исключительно духовный  характер,  ни  в
коем случае не меркантильный,  -  право  же,  ничто  так  не  способствует
долголетию добрых товарищеских отношений, как независимость друг от  друга
в денежном или ином корыстном смысле.
   - Карел выдвинул дельное предложение, -  веско  проговорил  Серпино,  в
очередной раз промокая салфеткой пышные усы. - Раз у Фреда  такой  мерзкий
характер, пусть уж будет мерзким и его журналистское амплуа...
   - Речь идет, - вставил Бейли, - всего лишь о том, что  такое  положение
Честера надо в редакции узаконить. Пойдет ли на это Верблюд?  Или,  может,
ты поговоришь с ним, Клод, тем более что он держит свой  капитал  в  твоем
банке?
   - Никогда не думал, что  человек,  занимающийся  чистой  наукой,  может
обладать такой низменной житейской информацией, - проворчал Клод Серпино.
   На маленькой эстраде тем  временем  появилась  девица  и  со  смущенной
улыбкой школьницы стала медленно раздеваться в такт музыке.
   - Симпатичная малышка, -  оживился  Валери  Шмерль,  отвлекая  внимание
друзей в самый напряженный момент общего разговора. - Да ведь каких  денег
небось стоит!
   - Из твоей одной  Матильды  можно  сделать  десяток  таких  малышек,  -
съязвил Кахиня.
   - Что ты хочешь этим сказать? - начал было  заводиться  Шмерль,  однако
Гард, произнеся короткое "Брек!", прервал раунд.
   - Друзья, - сказал он, наполняя бокалы, - вернемся к нашим баранам!
   - Ты хотел, вероятно,  сказать:  к  барану,  то  есть  к  Фреду?  -  не
сдержался Кахиня.
   Гард оставил  реплику  без  внимания,  зато  Честер  бросил  на  Карела
уничтожающий взгляд, от которого Кахиня, будь он соломенным,  вспыхнул  бы
как от огня.
   - Мне кажется, - продолжал Гард, - что реально помочь Фреду может  лишь
Клод, и я полагаю...
   - А я - нет, - отрезал Серпино. - Банкир, да будет вам известно, тот же
таксист, только в финансовом смысле:  одному  доверено  время,  другому  -
деньги. Вдобавок, насколько мне известно, всеми делами  Орвана  заправляет
его жена, а у  меня  к  ней  нет  хода.  Решительно  никакого!  Эта  дама,
урожденная Гриппски, весьма упрямая, аристократических  кровей  особа,  уж

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг