Павел Багряк
"Фирма приключений"
-----------------------------------------------------------------------
М., "Центрполиграф", 1997.
OCR & spellcheck by HarryFan, 27 October 2000
-----------------------------------------------------------------------
1. ТУПИК
Ночь выдалась относительно спокойной: несколько пьяных портовых драк,
дюжина уличных ограблений, угнанные автомашины, скандалы в ночных барах,
квартирные кражи и с десяток элементарных убийств. Не пострадал никто из
сильных мира сего, не понадобилось ни единой ищейки, остался нетронутым
электронный мозг, который вывозили на место в тех исключительных случаях,
когда не доверяли собственным мозгам, - короче говоря, все, что
закономерно могло случиться этой ночью, уже случилось, грабители и убийцы
уже огрызались или пускали слюни в полицейских участках, полным ходом шла
бумажная волокита, составлялись протоколы допросов, описания мест
происшествий и бесконечные рапорты, рапорты, рапорты...
Дежурство катилось к своему логическому концу.
Откровенно признаться, Гард терпеть не мог всей этой "мелочевки",
которая могла быть крупной лишь для провинциальных городов, где жители по
утрам раскланиваются, словно отдыхающие какого-нибудь приморского
пансионата. Но для столицы с ее пятимиллионным населением все эти
преступления были так же закономерны, как голы в хоккее, летальные исходы
в травматологических клиниках или страстные почитатели у самых бездарных
литераторов. По этой причине "мелочевка" и не требовала личного
вмешательства комиссара Гарда, с ней легко справлялась хорошо отлаженная
автоматика оперативных действий; что же касается дежурного по городу,
каковым в эту ночь был комиссар, то он мог наподобие Господа Бога свысока
взирать на происходящее, лишь изредка коротким распоряжением подправляя
ход вверенных его попечению дел.
Сидя в глубоком, уютном, располагающем к отрешенности кресле, Гард
сладко потянулся, двумя руками поддел подтяжки и по старой привычке
отпустил их, чтобы они звонко треснули по мощной грудной клетке,
взбадривая замлевшее после долгого бездействия тело, затем нехотя глянул в
окно.
Уже занимался серовато-голубоватый рассвет, и весь город, наблюдаемый с
высоты двадцать седьмого этажа полицейского управления, где находился пост
ночного дежурного, осторожно пропечатывался из тихо уходящей ночи.
Ну что ж, успел подумать Гард, вероятно, так и окончится дежурство без
"изюминки", то есть без особого происшествия, способного, с одной стороны,
огорчить комиссара, а с другой - порадовать его, как, например, хорошего
хирурга одновременно и огорчает, и радует какой-нибудь замысловатый
перелом ноги, с которым хоть и трудно, но недурственно повозиться, как
вдруг на пульте в секторе самого фешенебельного района города вспыхнула и
замигала красная лампочка тревоги. Тотчас из динамика послышался умеренно
взволнованный голос:
- Докладывает "двенадцатый"! Происшествие на улице Возрождения, 38!
Происшествие на улице Возрождения, 38! Как слышите?
"Как слышу! - подумал Гард, прежде чем ответить. - К сожалению,
прекрасно, но лучше оглохнуть, чем вникать в эти слова, и ослепнуть, чем
видеть на пульте эти мигающие красные лампочки!" Словно пожарный, комиссар
предпочитал провести ночь без единого пожара, хотя весь смысл его
существования в том-то и заключался, чтобы гасить пламя преступности.
Внушительных размеров пульт, перед которым сидел Гард, сверкал
множеством отполированных кнопок, дисплеев и сигнальных устройств. Здесь
были самые совершенные средства связи, способные в течение секунд связать
комиссара с любым пунктом страны, с любой группой оперативного действия, а
вдобавок еще и выдать все мыслимые справки о любых совершенных
преступлениях и преступниках, когда-либо попавших в поле зрения полиции.
Так вот, несмотря на все это и еще на то, что Гард одним прикосновением
мизинца мог пустить в дело подвижные оперативные отряды, дежурные машины с
вертолетами и призвать на помощь уникальные "мозги", то есть несмотря на
всю эту электронную технику и могущественный механизм государственного
сыска, ничто в данный момент не могло заменить его, обыкновенного, в
сущности, человека, имеющего глаза и уши, и многолетний стаж сыщика, и
одно сердце, и всего пять органов чувств. По этой причине, когда случалось
особое происшествие, голос какого-нибудь "двенадцатого" обращался в первую
очередь к нему, комиссару Гарду, интересуясь при этом, как он слышит
сообщение.
- Слышу, слышу, - будничным тоном произнес Гард. - Давайте дальше.
- Господин комиссар, - сразу узнав начальника, сказал "двенадцатый",
заметно успокаиваясь, - докладываю! Патрульный услышал крики, доносившиеся
из окна второго этажа, и на фоне опущенных штор видел силуэты двух людей.
Они, похоже, боролись! Потом все смолкло и свет погас...
Смолк и голос "двенадцатого". Наступила пауза, в течение которой Гард
успел придвинуть к себе микрофон и закурить сигарету. Затем он сказал
спокойным и невозмутимым тоном:
- Что дальше?
- Не понял, господин комиссар? - мгновенно встрепенулся "двенадцатый".
- Я говорю, что дальше? - повторил Гард, не раздражаясь, за что,
кстати, с ним любили беседовать по ночам все дежурные, даже те, которых в
управлении называли "жевательными резинками". - Почему вы думаете, что
произошло преступление?
- Извините, комиссар, я недосказал. Патрульный поднялся по лестнице и
попытался проникнуть в квартиру. Дверь была заперта. Никто не отозвался.
На всякий случай он вызвал по рации напарника и установил пост возле
двери. Вскрывать не стал и доложил мне.
- Хорошо, - одобрил Гард. - А кто там живет?
- Квартира принадлежит Мишелю Пикколи, антиквару...
- Живет один? - перебил Гард.
- Да. То есть нет. Это его рабочий кабинет, а постоянно, с семьей, он
жил на Фиалковой улице... извините, аллее...
- Почему "жил"? - быстро сказал Гард. - Вам известно, что он убит?
- Простите, комиссар. Вырвалось по привычке.
- Ваша фамилия, "двенадцатый"?
- Мартенс. Сержант Мартенс, комиссар.
- Понял, - сказал Гард. - Вам давно пора, сержант, сдавать на
офицерское звание.
- Благодарю, господин комиссар, но до пенсии мне ближе...
- Ладно, не вешайте носа. - Гард почесал у себя за ухом, что он иногда
делал, когда мысленно соглашался с собеседником, будь он в двух шагах от
него или на другом конце селекторной связи. - Этот "рабочий кабинет"
большой?
- Нет, комиссар. Холл, кухня и одна жилая комната с приличным сейфом.
"Все знает!" - подумал Гард, не без удовольствия слушая Мартенса и
отмечая попутно, что старые кадры, не в пример молодым, куда более
старательны, хотя порой и отстают от этого воистину несерьезного, но
технически совершенного времени. Затем, приблизив к себе микрофон, тоном
приказа сказал:
- "Двенадцатый", слушайте внимательно! Встречайте оперативную группу,
она будет через тринадцать минут. Обеспечьте стерильность ситуации и
обстановки!
- Вас понял, комиссар!
Гард коротким движением руки переключил линию и нажал кнопку тревоги.
"Пикколи, Пикколи, - подумал машинально. - В первой десятке столичных
антикваров, у него есть чем поживиться!.." В динамике тем временем
послышался разочарованный голос инспектора Таратуры:
- Слушаю, господин комиссар...
- Хорошо выспались, Таратура?
- Хм! - ответил динамик. - Как вам сказать... Играем в вист.
- Жаль. Вам может понадобиться хорошо отдохнувшая голова. Берите группу
и срочно на улицу Возрождения, 38. Антиквар Мишель Пикколи. Параллельно
отправьте кого-нибудь на его основную квартиру, где-то на Фиалковой.
Держите связь со мной. Вас встретит сержант Мартенс. Да, и возьмите с
собой старину Фукса. Там сейф, и, возможно, еще придется вскрывать
квартиру. Все!
Гард выключил микрофон и отметил выезд группы в контрольном журнале.
Словно нарочно, чтобы не давать комиссару ни минуты на отдых, опять
заработал селектор, и с разных концов города посыпалась "мелочевка",
обычная для раннего утра: как только рассветает, на улицах появляются
подметальщики и первые прохожие, и вот тут-то и начинают обнаруживаться
разбитые витрины лавок и магазинов, спящие мертвецким сном пьяницы на
садовых лавочках или в подъездах домов, а то и настоящие "мертвяки". В
такие минуты Гард ощущал, как никогда, свое совершеннейшее бессилие перед
лицом воистину ураганного налета мелких происшествий, ощущал не столько
свою неспособность разобраться в них, сколько предупредить и не допустить,
хотя в руках у него и была сверхмощная машина подавления. Всякий раз,
занимая место оперативного дежурного по городу, Гард вспоминал детскую
сказку про короля, на которого со всех сторон нападали враги, и он никогда
не знал, откуда ждать очередного удара. Короля звали Грейбонс, что
означало Могучий Малыш, и он сам ощущал себя этим закованным в электронные
доспехи хиляком, на которого обрушивались, низвергались целые водопады
преступлений и происшествий.
Истины ради надо сказать, что дела, с которыми сталкивался
непосредственно комиссар полиции, то есть преступления, соответствующие
ему "по рангу", тоже в большинстве случаев происходили неожиданно, хотя и
вполне закономерно, приблизительно так, как мы ждем зимой снег и все же он
сваливается каждый раз словно снег на голову - простите за тавтологию. В
послужном списке Гарда нераскрытых преступлений почти не имелось. Далеко
не все сыщики были так удачливы, как он. Впрочем, что значит "удачливы"?
Успех комиссара вырастал в значительной степени из его огромного опыта, не
говоря уже о его умении, как выражались в полиции, "шевелить ушами", то
есть анализировать, взвешивать, тонко наблюдать и учитывать, казалось бы,
ничего не значащие детали. Все это тоже пришло не сразу. Когда кто-нибудь
называл умение Гарда "даром Божьим", он лишь молчаливо усмехался, лучше
других зная, сколько шишек и бессонных ночей скрываются за такими
"дарами", сколько лет напряженного труда, и потому "озарения свыше", так
поражавшие коллег Гарда, им самим воспринимались как результат сложной,
кропотливой и изнурительной работы ума и мышц. Да, именно мышц, поскольку
руками и ногами тоже приходилось "двигать"; им, как и всему телу
настоящего сыщика, отводилось не последнее место в розыске и вскрытии
тайных пружин, лежащих в основе большинства преступлений.
Вот и теперь, отдав необходимые распоряжения. Гард бросил взгляд на
часы и понял, что, хотя до конца дежурства и остались какие-то девяносто
минут, ему все же не усидеть в мягком кресле на двадцать седьмом этаже
управления. Интуиция, которая, вероятно, и есть родная сестра опыта,
подсказала, что будет работа не только для ума - для тела тоже. Нажав
соответствующую кнопку пульта. Гард коротко произнес:
- Машину к главному подъезду. Пусть ждет!
Увы, ночную кашу все же придется расхлебывать ему, а не сменщику
Робертсону, которого звали в управлении "большим специалистом по мелким
делам", и, действительно, на пульте вновь зажглась красная лампочка
"двенадцатого".
- Что там у вас? - сказал Гард. - Я слушаю, Мартенс.
- Докладывает Таратура, господин комиссар! - почему-то излишне бодрым
голосом произнес не сержант, а инспектор Таратура. - Дело плохо! Труп!
- Я так и понял по вашему радостному голосу, инспектор. Давайте
подробности.
- Восемь ножевых ран, комиссар, и все, кажется, смертельные, - переходя
на более деловой тон, произнес Таратура, однако не удержался и снова
прибавил эмоций: - Похоже, комиссар, у нас будет "закрытая комната"!
- Да ну?! - на сей раз не уберегся от восклицания Гард. - Так уж и
"закрытая"?!
Прервем повествование, чтобы ввести читателя в курс дела, тем более что
комиссар, услышав странную фразу Таратуры, стал ерзать в кресле,
усаживаясь прочнее и основательнее, как это делают зрители в театре перед
открытием занавеса и началом волнующего спектакля. Можно сказать еще и
так: на лице Гарда появилось нечто такое, что был бы способен изобразить
хирург, увидев, к примеру, что после вскрытия живота у больного на том
месте, где ожидался воспаленный аппендикс, ничего нету, а то, что там
должно было быть, находится в грудной клетке. Примерно такую же реакцию
вызвали у Гарда слова Таратуры о преступлении в "закрытой комнате".
Этим несложным понятием у криминалистов обозначалось преступление,
совершенное таким образом, что представить себе обстоятельства его никак
невозможно, хоть тресни, хоть разорвись на куски. Обычно подобных дел в
жизни, то есть в реальной действительности, не бывает, они встречаются
лишь в уголовных романах и повестях. Словно изгаляясь над человеческой
логикой и здравым смыслом, авторы детективов до такой степени усложняют
работу следователей, что на каждое их предположение всегда находят
контрдовод, а на каждую мысль - чудовищную контридею. Убийцы, например,
преспокойным образом выходят из помещения, где они совершили злодейство, а
входные двери при этом самым коварным образом оказываются запертыми
изнутри! Если вы подумаете, что преступникам удалось выпрыгнуть через
окна, вам тут же возразят, что убийство произошло на каком-нибудь
девятнадцатом или сто девятнадцатом этаже, где без парашютов и делать
нечего. А если вы предположите парашюты, вам заткнут рот утверждением, что
окна в этом помещении никогда не открывались и открываться не могут.
Убийца ушел через потайную дверь? Нет такой двери! Нырнул в клозет? Увы,
отверстие явно узкое! Метнул нож через вентилятор или выстрелил в окно,
пролетая мимо на вертолете? Дудки! - нет вентилятора и нет ни одной дырки
в стекле или в оконной раме! Не тщите себя напрасно, читатель, ибо даже
сверхизощренные в криминальном смысле мозги не найдут выход из этого
положения. И даже если вы остроумно предположите, что убийца разобрал пол,
спустился через отверстие на этаж ниже, а затем оттуда собрал паркет
вновь, слегка отдраил его и покрыл лаком, закусившие удила авторы
тупиковых ситуаций с апломбом заявят вам, что тщательная проверка
показала: пол, представьте себе, не тронут, лак не поврежден!
Уж на что Гард был отменным криминалистом, и он поднимал руки вверх,
читая взбесившихся изобретателей тупиковых ситуаций. Однако в практической
своей деятельности он, надо сказать, помнил хоть и считанные, но вполне
загадочные случаи. С легкой подачи комиссара они стали называться
преступлениями в "закрытой комнате", и Гард подумывал на досуге: не
написать ли для молодых коллег небольшую инструкцию на тему о том, что из
каждого тупика все же есть выход, если "шевелить ушами" и если отказаться
от предположения, что убитый сначала сам себе всаживает восемь смертельных
ножевых ранений, затем выкидывает через форточку нож, потом проверяет,
насколько прочно заперты изнутри входные двери, а затем картинно ложится
посередине комнаты в неудобной позе трупа, держа в кармане предсмертно
сложенный, явно адресованный полиции кукиш.
- Так уж и "закрытая комната"? - недоверчиво сказал Гард, поглубже
усаживаясь в кресло. - Да ну?!
- Честное слово, господин комиссар! - не сдавался инспектор. - Входная
дверь заперта изнутри! Классика, комиссар!
- А что же Фукс?
- Старик справился с двумя английскими замками, как я с двумя
бифштексами, - за три минуты!
- Так в чем же дело?
- Но дверь все равно не открывалась. Нам пришлось вызывать пожарную
машину и тянуть лестницу к окну...
- Дальше! И конкретнее, Таратура.
- Вырезали стекло, я первым вошел в квартиру, труп с восемью ножевыми
ранами, и эксперт сказал, что каждая, возможно, смертельна...
- Я это уже слышал!
- А входная дверь квартиры заперта изнутри на металлическую щеколду!
- Дверь в комнату?
- Тоже, комиссар!
- Что "тоже"? - Гарду ситуация начинала нравиться уже по-настоящему.
- Тоже заперта на щеколду!
Таратура умолк, а Гард подумал, что любой его вопрос теперь будет если
не глупым, то по крайней мере бесполезным. И все же он спросил:
- Вы хорошо осмотрели квартиру? Окна, например? И не мог ли убийца
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг