"Бандит", - выругался про себя Фред, но быстро достал деньги и положил
на стол.
Когда вместе с Бирком они подошли к седьмому участку, рабочие уже
закончили работу. Бирк осветил фонарем могилу, потом гроб, покрытый сырыми
комьями глины.
- Откройте крышку! - приказал он.
Один из служащих спустился вниз и приоткрыл крышку. Фред отшатнулся: он
увидел лицо профессора Миллера...
4. НАКАНУНЕ РЕШЕНИЯ
Гард поддернул брюки, чтобы не так сильно мялась складка, сел и уже был
готов заняться обычными криминалистическими делами, когда раздался стук в
дверь.
Еще не видя человека. Гард по характеру стука определил, что посетитель
взволнован, нервничает и что следующие минуты будут беспокойными. Поэтому
его лицо приняло любезно-сосредоточенное выражение.
- Войдите!
Вошел Фред Честер.
Они не виделись три недели, и Гард не знал, что делал это время
журналист, был ли он вообще в городе, но не удивился его неожиданному
приходу, потому что уже давно отучил себя удивляться: мешало работе.
- Гард, - тихо сказал журналист, - зачем было обманывать меня?
Фред заметно изменился. Он походил на человека, выброшенного из
привычной колеи жизни. Гарду было достаточно увидеть, как дрожат его
пальцы, чтобы понять это.
- Сегодня прекрасный день, - сказал Гард. - Но газеты пишут, что в
Австралии ураган. Так-то вот.
- Гард! - Голос журналиста дрогнул. - Завтра этот ураган может быть
здесь!
- Возможно. Ну и что? Сегодня небо безоблачное. Сегодня истина в этом.
- Брось! Я раскопал то дело... о Миллере.
Искусство сыщика во многом зависит от умения слушать: кто больше знает,
тот и сильней.
- Я слушаю тебя, - сказал Гард.
Честер вытащил из кармана блокнот.
- У меня нет протоколов, - сказал он. - И я не проводил следствия. Дело
вообще не в фактах - они часто лгут. Дело в людях, которые стоят за этими
фактами. Поэтому не удивляйся. Многое покажется тебе непривычным и
странным...
- Я слушаю, - повторил Гард.
И он услышал то, что уже знал Честер.
...В то утро Миллер стоял у распахнутого окна. Была осень. Он смотрел
на поток прохожих. Каждый торопился по своим делам. Редко кто поднимал
голову, а если поднимал, то задумывался ли о большом мире, который его
окружает? О людях, что шли рядом? О себе, наконец? Эдакие маленькие,
замкнутые вселенные двигались по тротуару, далекие от Миллера, как и он от
них. И равно близкие.
Миллер захлопнул окно. Великолепие осени раздражало, как обман. Он
оглядел кабинет. Все стояло на своих местах, но Миллер испытывал состояние
человека, увидевшего, что во всех углах вдруг занялся пожар.
Всего лишь несколько дней назад он пережил счастливый миг, когда
внезапно, в каком-то истинном озарении нашел то, что искал долгие годы.
Это был тот миг, когда Миллер увидел путь до самого конца - так, будто уже
прошел его. Начинался он, как ни странно, в самом запаутиненном отсеке
физики, куда давно никто не заглядывал, ибо там двери были заперты
аксиомами. Миллера толкнуло отчаяние поиска, - право же, мысль его уже
готова была ломиться в любую дверь.
Что означала его находка для него самого, для людей, он понял не сразу.
Кинулся сначала к Дорону - докладывать, но что-то остановило Миллера, он
словно споткнулся о взгляд этого военного в штатском, который прямо, как
перпендикуляр, восседал в кресле. Споткнулся и забормотал о каких-то
пустяках... Дорон, естественно, остался недоволен им больше, чем обычно.
"Главное - жить в мире с самим собой", - сказал кто-то из мудрых. Но у
Миллера началась отныне мучительная схватка с самим собой. То, о чем он
сегодня думал как о подлости, завтра казалось ему добродетелью. А
послезавтра - наоборот. Его средство могло - действительно могло! -
избавить мир от страшной угрозы ядерного самосожжения. Атомные бомбы,
которые не взрываются! Водородные заряды ракет, которые не могут поразить
и воробья! "Люди! Это возможно, возможно, возможно!" - хотелось ему
кричать. Но люди бывают разными. "О да, - сказал бы Дорон, - это
великолепно. Бомбы не взрываются - у противника! Вы, Миллер, великий
патриот. Вы герой!"
Он скажет так и даже не улыбнется.
Когда Миллер понял это, ему стало страшно. Конечно, он может нарушить
подписку о неразглашении военных тайн и послать статьи с описанием
"эффекта Миллера" и схемы установки во все ведущие журналы мира. Сделать
его установку несравненно легче, чем создать атомную бомбу. Тогда он
спаситель человечества от угрозы ядерной войны. Но тогда он
государственный преступник в глазах доронов и его ждет быстрая и
"случайная" смерть, ибо дороны не прощают. Они убьют его просто потому,
что так надо. В назидание другим.
Или - или. Выбор. Между славой и гибелью. Между благом человечества и
собственным благом. Газеты твердят: маленький человек, сегодня ты особенно
ничтожен. Ты винтик сверхсложной машины современности... Миллер тоже так
считал. Но в наше время маленький человек может оказаться у кнопки,
повелевающей силами ада и рая. Все беды и заботы мира лежат на твоих
плечах, маленький человек, профессор Миллер!
Вот и сегодня, как много раз за последние дни, с потухшей сигаретой в
руке он стоял посреди кабинета. По циферблату настенных часов бежала
секундная стрелка. Секунды, минуты, часы... Рано или поздно, но он должен
принять какое-то решение... На его открытие завтра набредет кто-то другой.
Это неизбежно. И тогда ответственность перед самим собой и перед всем
человечеством ляжет на плечи этого другого, но кто знает, что решит он?
Когда зазвонил телефон, Миллер догадался, что это Ирен. Он волновался,
видя издали девушку, похожую на нее. Он волновался, проходя мимо тех мест,
где они бывали вместе. Миллер мог представить мир без себя, но представить
себя без Ирен - это было выше его воли.
Он снял трубку:
- Да...
- Ты решил?
Миллер едва не застонал. Вчера, в минуту слабости, он малодушно
попытался переложить тяжесть решения на ее плечи. Он не сказал Ирен ничего
о существе своего открытия, - он просто дал ей понять, что стоит на грани
решения, от которого зависит либо их собственное счастье... либо счастье
всего человечества.
Ирен ответила ему тогда: "Я хочу быть с тобой. Как всякая женщина, я
хочу иметь свой дом, своих детей - твоих детей. И чистое небо над головой.
Мне легко принять решение, но решать должен ты. Потому что, если это
сделаю я, ты мне не простишь". Она права. И что бы она ему ни сказала,
свободы в их отношениях уже не будет.
- Ты меня слышишь? - спросила Ирен. - Ты еще не решил?
- Завтра утром...
Почему завтра утром, он сам не знал. Наступило молчание. Миллер готов
был взвыть от боли.
- Завтра утром, Ирен! Я буду тебя ждать... И прости!
Он бросил трубку. Потом побрел к двери. Его вел уже не разум, а
инстинкт, желание найти кого-то более сильного, умного, кому можно было бы
пожаловаться, как в детстве он жаловался отцу.
Миллер не помнил, как очутился у двери профессора Чвиза. Это был
единственный человек - его старый учитель, - к которому он еще мог прийти.
Не рассказать - об этом не могло быть и речи, - но хотя бы услышать его
спокойный голос.
На дверях лаборатории горела надпись: "Не входить! Идет опыт!"
Но Миллер не заметил ее. Он дернул дверь, она не поддалась. "Старик
опять заперся, чтобы ему не мешали", - подумал Миллер и нажал тайную
кнопку, отключающую блокировку. Дверь распахнулась, и он вошел в лабиринт
установок.
Он шел мимо электронных машин, не видя их, думая о своем. Его лицо
отразилось в экране телевизора. "Нет, нет, - говорил он себе, - мой страх
ложен! Разве прокляли себя создатели атомной бомбы?" Он шел мимо колонн
Графтена, мимо бетонных выступов, за которыми прятались шины, несущие в
себе миллионы вольт напряжения, мимо пультов электронных микроскопов.
"Хорошо то, что разумно, - билось в голове. - Какое мне дело до всех, если
меня ухлопают дороны и меня не будет?"
Он шел мимо полусфер гиперрегулятора - гордости старика Чвиза. "Жизнь,
богатство, Ирен, дети, власть, слава - стоит ли отказываться от всего
этого из-за дурацкой политики?"
Что-то радугой сверкнуло перед глазами Миллера. Какая-то пелена окутала
раструбы гиперрегулятора. Миллер взмахнул рукой. Ее кольнул холод.
Сверкание исчезло. Миллер опомнился. Нет, он попал не туда... Надо взять
влево.
- Миллер, вы опять здесь? - вскричал Чвиз, увидев его. - Я же просил
вас...
- Меня? - сказал Миллер. - Это было, наверное, вчера, дорогой учитель,
когда вы прогнали своего любимого ученика из лаборатории.
- Идите домой, Миллер, на вас нет лица.
- Пустое... Нервы.
- Но у меня до нуля упало напряжение! Миллер, вы случайно...
- Простите, Чвиз. Возможно. Я задумался. Но разве у вас идет опыт?
Борода Чвиза стала торчком.
- Вы были в камере?!
- Это опасно? - Миллер спросил почти равнодушно.
- К счастью, нет. Но вы меня напугали. Вот этот кролик, - он показал на
застекленный вольер, - благодаря вам мог превратиться в эдакого сфинкса...
- Как жаль, учитель, что я не перенял у вас способности шутить! Но
простите меня, я, кажется, действительно очень виноват, что помешал вашему
опыту.
- Ничего страшного, Миллер, ничего страшного. Но вам следовало бы
отдохнуть. Погодите, я провожу вас.
...Заснуть в эту ночь Миллеру не удалось. Тьму наполняли лица, даже
когда он плотно зажмуривал глаза. Лица. Молодые, старые, красивые,
уродливые, они толпой шли через сознание и смотрели, смотрели на Миллера.
Их взгляд был невыносим. Так, вероятно, могли смотреть те, кого нацисты
вели в газовые камеры.
С истерзанными нервами, стучащим сердцем Миллер бросился к ванной,
чтобы принять холодный душ и хоть так прогнать видения.
И в эту минуту он услышал, как в замочной скважине входной двери
заскрежетал ключ. Миллер обмяк. Ключ повернулся. Кто-то осторожно нажал
дверь, но запор изнутри не поддался. Тогда за дверью стало тихо. "Что за
бред! - подумал Миллер. - Кому я нужен, если мои секреты еще при мне?"
В порыве отчаянной решимости он отбросил запор и распахнул дверь. На
лестничной площадке никого не было, но внизу затихали шаги.
5. ГАЛСТУК ИЗ МОНАКО
На следующее утро, как обычно, ровно в девять Миллер был в институте.
Он прошел длинным коридором, легким наклоном головы приветствуя встречных,
и, остановившись перед дверью своего кабинета, не сразу понял, что она уже
отперта. "Странно", - подумал Миллер и вошел в кабинет.
Мягкий щелчок заставил обернуться человека, стоящего спиной к Миллеру и
перебиравшего бумаги на столе.
- Простите, я не совсем понимаю... - начал Миллер, плохо сдерживая
раздражение от бесцеремонности посетителя, - это мой кабинет и...
- Ваш? - изумился человек у стола, и в этот момент Миллер вдруг понял,
что тот удивительно, просто удивительно похож на него. Такое же
растерянное, веселое недоумение заметил он и во взгляде незнакомца. Миллер
бросил портфель в кресло и подошел ближе, вглядываясь в стоящего напротив
человека. Он видел себя! Именно таким он знал свое лицо. Час назад, когда
он брился, он видел вот этого человека в зеркале. Зеркало? Голографическая
проделка шутника Раута из оптической лаборатории? Он подмигнул своему
изображению, но оно не ответило ему, и он понял, что это реальность.
Человек у стола засмеялся нервно и коротко.
- Забавно, очень забавно, - проговорил он задумчиво, разглядывая
Миллера.
Тут физик заметил, что и одежда незнакомца была точной копией его
костюма. Те же серые брюки, пиджак в клетку, белая рубашка, черные
полуботинки и даже этот галстук с крохотным гербом Монако внизу, который
он купил в прошлом году, когда ездил на Ривьеру. Галстук - это уж
слишком... Он подошел ближе и спросил:
- Простите, откуда у вас этот галстук?
- Купил в Монако, - ответил незнакомец.
- В прошлом году?
- В прошлом году.
- В августе?
- В августе.
Тут у Миллера впервые мелькнула мысль, что все происходящее -
галлюцинация, болезненная реакция мозга, утомленного бессонными ночами
последней недели. Как это называется у психиатров? Раздвоенность сознания?
Неужели он заболел? Заболеть сейчас, накануне решающих опытов... Ужасно...
Он опустился в кресло и, прикрыв лицо рукой, до боли надавил на глаза.
Взглянул снова. Вот он, стоит.
- Это редчайший феномен, - сказал незнакомец и засмеялся нервным
смехом. - Насколько я знаю, у моей матери не было близнецов. Вероятность
такого совпадения практически равна нулю. И тем не менее, коли уж вы
пришли ко мне, давайте познакомимся.
- Я пришел к вам? - спросил Миллер.
- Не понимаю. - Незнакомец пожал плечами. - Или вы будете отрицать, что
минуту назад переступили порог моего кабинета?
- Но это мой кабинет! - Миллер встал с кресла.
- Черт с ним, с кабинетом! Не будем спорить по пустякам. Итак,
разрешите представиться. - Незнакомец протянул руку. - Профессор Эдвард
Миллер, доктор физики...
- ...родился в Женеве 9 марта 1927 года, - продолжал Миллер, - окончил
Мичиганский университет в 1959 году.
- Совершенно верно! - воскликнул незнакомец.
- Еще бы не верно! - сказал Миллер. - Это же я!
Теперь он подумал, что участвует в грандиозной мистификации,
великолепном иллюзионе, и уже заранее восхищался гением неизвестного
фокусника.
- Что значит "я"? - спросил незнакомец.
- Я - значит я, - сказал Миллер весело. - Эдвард Миллер, доктор физики,
- это я.
- Та-ак... - протянул незнакомец и вытащил из кармана пачку сигарет.
"Курит тот же сорт", - подумал Миллер и взял сигарету. Две зажигалки
щелкнули одновременно. Две одинаковые зажигалки. Они оба заметили это.
- Так... так, - снова протянул незнакомец и выпустил первое колечко
дыма. - Итак, вы утверждаете, что вы тоже профессор Миллер?
- У меня есть на это некоторые основания, - не без иронии сказал
Миллер.
- Хорошо. Предположим. Как говорят политики, поговорим не о том, что
нас разъединяет, а о том, что нас объединяет.
- При самом беглом осмотре видно, что объединяет нас чересчур многое.
- Итак, вы мой двойник.
- Простите, это вы мой двойник.
- Не понимаю.
- Почитайте "Начала" Евклида, он пишет там о принципе подобия, -
посоветовал Миллер.
- Кстати, я читал Евклида.
- На третьем курсе. Главным образом для того, чтобы произвести
впечатление на Леру Вудворд, рыженькую теннисистку с химфака.
- Вы и это про меня знаете? - удивился незнакомец.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг