ненавидят. В начальной школе потенциальный ябеда и подхалим. Лупить будут
нещадно.
Наконец, Навигатор - "вещь в себе". Отрешен, суров, словно наперед
известно: через пару десятков лет быть ему "звездным штурманом". Одна из
редких натур: в цели жизни уверен с малолетства, идет к ней упорно и
добивается максимального. Знает все о типах космических кораблей, о
трехмерных лоциях, о системе координат в пространстве, любой разговор
сводит к "эклиптике", "космовекторам". Любимое присловье: "Эх, суперсвет
бы!" Как в воду смотрит: в числе первых окажется, кто пространство
перехитрит.
А дебаты у нас нешуточные: спорим, какая игра лучше.
- Конструктор! - выкрикивает Физик, стремясь к приоритету.
- Смотря какой конструктор, - важно и снисходительно цедит Командир. -
Конструкторы разные бывают.
- "Построй сам", - хихикает Техник. - Кубики. Робя, рыжий в кубики до
сих пор играет!
- У-у, лиса! - Физик гневно потрясает кулачками. - И не кубики вовсе -
аналоговый на микротриггерах! Мне такой конструктор отец подарил. С
полиэкраном!
Командир ощущает потребность в возврате инициативы.
- Хлам! - бросает он. - Ясли... "Живой мир" - это вещь. Нацелил шлем и
крути ручки. Хошь - в космосе летишь, хошь - в джунглях крадешься. Не то
что твои "тригры-мигры"!
- Хлам?! - глаза Физика стекленеют. - Да ты сам знаешь кто?
Спор грозит баталией. Выступаю я:
- Кончай, братцы! Тебе - то, рыжему - то. А я технические игры не
люблю. Вот в "пришельцев" сыграть бы! Айда, а? Дистрофик водить будет. Он
все равно прятаться не умеет, уши за парсек видны. Пусть "Центр" охраняет.
Чур, я в дальнем патруле!
Дистрофик багровеет. "Лиса" опять скалится.
- Прише-е-ельцы, - тянет он, опасливо косясь на Командира. - Ты еще
"индейцев" предложи. Ща луки сделаем, стрел наломаем. Возня одна...
- Ты сам-то, "лиса - морда коса", во что играешь? Небось ни во что!
- Я... это... я тоже "живой мир" люблю. Особенно "оверсан". Солнце
очень красиво можно вообразить...
Командир благосклонно кивает.
Мы с Физиком орем нараспев:
- Лиса - подлиза! Лиса - подлиза! - и на ходу сочиняем, смело круша
стереотипы женского и мужского рода:
- Лиса - болван.
Захотел "оверсан".
Полетишь башкою вниз,
Потому что ты - подлиз!
- Дистрофик, а ты что скажешь? - Это вступает Командир. Оппозиция наша
ему не нравится. У Психолога же и спрашивать нечего. Заранее знаем: скажет
"шахматы", или "литературная викторина", или "герои любимых книг" -
что-нибудь в таком дух".
- Я? - Дистрофик смущается и краснеет снова. - Я, ребят, так...
ничего... Я лото люблю. Мы с папкой и мамой часто в него играем. Хорошая
игра, не верите?
- Ло-то? - Лиса скатывается со скамейки. Хохочет. Но продолжать не
смеет: натыкается на грозный взгляд Навигатора.
- Не трожь его! Слышь? А ты, старшой, тоже мне! - накидывается
Навигатор на Командира. - Дал бы лисе по шее, чтоб не вонял. Лото -
хорошая игра. И "Живые картины" хорошая. И конструктор у Рыжего ничего
себе. А вот у меня мечта, - он задумчиво вскидывает глаза, -
"Лабиринт-ловушку" заиметь!
- Какую "ловушку"? - удивляются все. - Мы про такое и не слыхали.
- Это новая игра. Я только сегодня узнал. Значит, во-от такая
головизионная рамка. В ней вырастает трехмерный лабиринт. И внизу пять
"зайчиков" горят. Ну и пятнадцать рычажков, само собой. Надо зайчиков по
лабиринту провести - всех одновременно, а потом их в особую ловушку
загнать. Если загонишь - лабиринт пропадает, и появляется сногсшибательная
головизия, всякий раз новая. А если хоть одним "зайчиком" за
светоплоскость заденешь, все пять назад возвращаются.
- Вот это да! - выдыхаем мы с шумом. Замолкаем: каждый разрабатывает
план, чего бы такое дома сделать, чтобы отец за это "ловушку" принес...
И все кончается. Мир детства ужимается до кают-компании Корабля. На
хронометре - расчетное время. Минута. Вокруг - остолбенелые лица экипажа.
Сначала думал: мы _все_ в детстве побывали. И каждый самим собой был.
Потом - нет. "Сны" у всех индивидуальные оказались. Я один такой
"счастливый". Не только на двадцать лет "помолодел" в ту минуту, но и в
мозги прочим умудрился залезть. Знать бы - КАК!!!
Бросился к приборам. И после того, что было, даже не удивился. Все
работает нормально, однако стопорные "дубли" - те, что на показаниях в
момент эксперимента должны стоять, - словно взбесились. Математический
реактор - нуль. Малый реактор - нуль. Абсолютное смещение - нуль. Это еще
можно понять. Но и относительное - тоже нуль. Будто вся Вселенная на ту
самую минуту застыла! Полевая защита: "дубль-стопор" сломался! И наконец,
ручной калькулятор - наш "суперабак" - САМ ПРИШЕЛ В ДВИЖЕНИЕ. Я поиграл
шариками, требуя конечный результат. Ответ - бесконечность) Но
бесконечность ЧЕГО?!!
Вот и выговорился..."
В памяти еще раз возвращаюсь к смерти Психолога. Смерть эта
подействовала на меня ужасно. Как-то не привыкли мы, чтобы люди вот так
просто умирали. Ведь совсем молодой был, тренированный мужчина. Испытанный
всевозможными тестами и отобранный после тщательнейшего медицинского
отсева. И вдруг кровоизлияние в мозг... Я ведь и сам рвался в эксперимент:
тогда еще, когда группа только формировалась. Казалось: по всем статьям
подходил, по здоровью тем более. И надо же было им найти невинную
отроческую тахикардию! Моментально категорический отказ. И многочисленные
ряды "отсеянных" стали на одного человека больше. А друг мой Психолог
попал. И... пропал...
Как же это расценивать? _Мне_ повезло? Или все-таки _ему_? Мне, который
по причине чрезмерной детской активности - нежеланной причине! - остался
жить? Или ему, который, хотя и умер, успел побывать на грани Неведомого?
...Я возвращался на вылеченной "квадриге" домой. В пути у меня еще не
возникала идея самому принять участие в разгадке тайны: полагал, что и без
моей скромной персоны найдется немало пытливых умов. Но двух вещей не знал
я тогда: во-первых, что фонна Психолога мне адресована будет, а во-вторых,
новой, более ужасной, чем предыдущие, вести.
Я не успел войти домой, как тут же включился головизор. Короткая
заставка передачи "Хроника", тревожный музыкальный сигнал, и диктор
передает экстренное сообщение: погиб не только Психолог, погиб весь
экипаж. По истечении суток после приземления умерли все семеро. Причина
смерти - кровоизлияние в мозг. Причина кровоизлияния выясняется.
"Выясняется" до сих пор...
Экипаж ничего не успел сделать. Не успел собраться перед академической
комиссией. Не успел выступить на пресс-конференции. Не успел
"кристаллизовать" отчеты. Времени хватило лишь на фонны. Семь звуковых
кубиков, записанных частично в космосе, частично в гермобоксах перед
томительной процедурой "контроля", - все, чем мы можем располагать. Любой
волен заказать и получить копии. Все семь копий у меня на столе. Три -
чуть поодаль: прослушанные. Из оставшихся выбираю Навигатора.
"Нервные впечатления... Сбивчивые воспоминания... На большее пока
рассчитывать не могу. Полный отчет будет позже. Или не состоится вовсе...
Причиной тому - крайняя скудость информации. Насколько могу представить, в
будущем ее не прибавится.
Прежде чем перейду к основному, изложу факты всем известные и
неоспоримые. Неоспоримость - пока главный козырь, к тому же едва ли не
лучшее средство подготовки слушателя. Надобность такой подготовки явствует
из дальнейшего.
Итак, о Корабле и верховной задаче эксперимента. Ставится проблема:
исследование чистого вакуума. Очевидная деятельность разумеется в двух
направлениях: первое - отыскание такового, второе - создание прибора,
способного подвергнуть искомую область анализу. Отталкиваемся от
определения "чистого вакуума": "Область пространства, максимально
свободная от наличия материальных частиц и с наивозможно минимальным фоном
взаимодействий". Вывод напрашивается сам собой: поиск следует осуществлять
в глубоком космосе.
Начинаем "считать" пространство. Калькуляторное лоцирование космоса
дает результат: ближайшая область с минимальным содержанием вещества лежит
в северном полушарии эклиптической системы координат - небесные широта и
долгота сейчас маловажны - на расстоянии четырех световых месяцев и
двенадцати световых дней от Земли.
Корабль, на котором мы достигли этой области, принципиально нов в
двояком смысле. Во-первых, его основным движителем является математический
реактор, сводящий G-тензор к нулю в той точке пространства, коей является
сам Корабль, и таким образом создающий неопределенность расстояния,
равнозначную мгновенному скачку внутри "жгут-структуры". Во-вторых, его
конструкция позволяет - в случае точного попадания в заданную область -
поймать чистый вакуум в ловушку. Это достигается следующим образом. Корпус
Корабля состоит из металлопластических материалов и представляет собой,
для упрощения скажем, полую сферу. При подаче импульса на гибкий шпангоут
корпус размыкается и, образно говоря, "выворачивается наизнанку",
"схлопываясь" вокруг малого объема вакуума с нулевым содержанием вещества.
Простейшая аналогия: представим надрезанный по большому диаметру
детский мячик. Небольшое усилие пальцев, и мячик уже показывает нам свою
внутреннюю поверхность, оставаясь по форме тем же шаром. Если к этому
присовокупить, что края разреза при касании моментально склеиваются, а
"выворачивание" происходит в мгновение ока, то, право же, для примитивной
модели Корабля нам больше ничего не требуется. Разве что указать:
реакторный отсек и отсек управления расположены на "полюсах", а "надрез"
проходит по "меридиану".
Оболочка нашего Корабля надежно защищает "пойманную" пустоту от всех
видов взаимодействий, включая электромагнитное поле рабочих систем
Корабля, и даже гравитацию, ибо в момент "нуль", то есть в момент
"схлопывания", срабатывает математический реактор, и для объема,
оказавшегося в пределах оболочки, тензор кривизны пространства обращается
в "нуль", элиминируя "жгут-структуру". В тот же самый момент начинает
функционировать "васкоп", долженствующий за минуту эксперимента сделать
около миллиона мгновенных "снимков" вакуума, энергетическая расшифровка
которых последует на Земле. Такова схема эксперимента. Добавлю:
запроектированная схема, ибо на деле после "схлопывания" рассудки наши
помутились, "васкоп" же и "глазом не моргнул".
События развертывались так. Я выстрелил Корабль в расчетную точку и
переключил энергию на малый реактор. Мы начали медленно продвигаться в
пространстве. Погрешность оказалась ничтожной, поэтому после
непродолжительного рыскания Корабль вошел наконец-то в желаемый район. Все
наше внимание переключилось на "пустомер" - индикатор содержания вещества
в вакууме, или "пустомелю", как мы его окрестили.
"Большеразмерный уровень - пусто", - начал издалека наш "пустомеля", и
тут же хронометр принялся за отсчет времени. "Космическая пыль - пусто".
Мы перемигнулись друг с другом: лоцирование не подвело, "Межзвездный газ -
пусто". Вот оно, мгновение! На атомном уровне - как помелом,
следовательно... "Общая оценка - пусто". "Чистый вакуум", - все тем же
скучным голосом объявил "пустомеля".
Последнее, что я помню из реальности ДО, легкий толчок: "ловушка"
захлопнулась.
Немедленное ощущение: лечу куда-то во мраке. Затем подо мной объявилась
матушка-Земля. Вокруг раскинулся божественный воздушный простор, над
головой - пара-другая легких облачков и небывалой голубизны солнечное
небо.
Самое удивительное - летел я "безо всего". Не было за плечами
увесистого и монотонно гудящего "Вихря", предплечья и запястья не обжимали
охваты спортивных крыльев, не было ощущения невесомости, как на
параболическом тренажере. Была влекущая к земле тяжесть тела, которое,
впрочем, и не думало опускаться, было сказочное чувство парения и была
радость. Нестерпимый восторг, захватывающая душу удаль, блаженство
избранных, упоение победой над природным недостатком человека, одержимость
власти над природой - все смешалось, все распирало грудь, наполняя легкие
некой невесомой субстанцией, которая, может быть, и удерживала меня на
высоте.
Я с удивлением прислушивался к собственному телу. Не было органа,
который работал бы в привычном режиме. Сердце билось не ритмично, а
выбивало какую-то сложную "морзянку". В печени ощущалось странное
щекочущее движение, впрочем, не беспокоящее, а скорее приятное. Желудок
словно бы сжался в комок, уступая место диафрагме, которая мощно
пульсировала и напоминала мембрану бионасоса "квадриги" или "триеры".
Только насос этот гнал неизвестно что и неизвестно куда. Руки и ноги
подчинялись неведомым командам - не мозга, а иного органа, только что
чудодейственным образом родившегося "под ложечкой", - и блестяще
удерживали равновесие, не допуская, чтобы я свалился в "штопор" или попал
в "воздушную яму". Да что говорить - _все_ органы трудились по-особому, но
происходящее казалось мне абсолютно естественным, словно бы летать я был
обучен с детства. Может быть, и не ходил никогда - только летал...
Подо мной проплывал незнакомый мне заповедник. Девственные леса,
благоухающие сады, полудикие парки, луга, речушки, лужайки - все вызывало
у меня умиление и первобытное почитание. Я бросался камнем к купам
деревьев, пугал быстролетной тенью рыбешек в прудах и снова взмывал в
небо, гонялся за птицами, съезжал по радуге, делал тысячи подобных
благоглупостей и хохотал, хохотал, хохотал...
Пока не очнулся в центре управления Кораблем. Я лежал на полу и бился в
истерике. Психолог разжимал мне челюсти, вливая витализатор, хлестал по
щекам, но я все сильнее закатывался идиотическим смехом. Совершенно
неожиданно он сменился безумным воем и плачем. Я лежал, скрючившись, у
своего кресла и рыдал в три ручья, рассказывает Психолог. Он не изменяет
истине. Я помню этот момент. Мне действительно было горько и больно. Я _не
желал_ возвращаться в действительность.
Хотелось до конца дней своих летать в прозрачном и призрачном мире,
купаться в хрустальных лучах солнца, вдыхать зеленый запах первозданной
свежести, чувствовать облака, оседающие капельками на горячем лбу, удирать
от грозы, нестись к Луне, стараясь достичь наивысшей точки полета, и затем
- вниз, с меркнущим от разреженного воздуха сознанием вонзаться в теплый
туман, стелющийся над низинами, - отголосок растворенного в сумерках зноя,
- возвращаться к жизни. Летать, летать, летать... Вечно..."
Я резко бью по клавише выбрасывателя. Кубик, не отыграв, вылетает на
стол. Дальше слушать я не в состоянии: перехватило дыхание. Последние часы
жизни Навигатора - самая трагическая ниточка во всем этом запутанном и
прискорбном клубке нелепых смертей.
Он с ювелирной точностью выстрелил Корабль к Земле, отдав управление
посадкой Командиру лишь после того, как убедился в полном восстановлении
значения G-тензора. В ясном сознании прошел "контроль", обманув врачебный
синклит. Однако слова, запечатленные в фонне, оказались последней разумной
записью "космического снайпера".
Уже дома он внезапно потерял сознание. А когда пришел в себя, мысли в
глазах его не было. Он бормотал несусветицу, лепетал как ребенок, пускал
пузыри и судорожно дергал руками, как бы пытаясь схватить что-то
скользкое, но вместе с тем чрезвычайно важное для него, без чего уйти из
жизни он не имел права. "Полный распад сознания", - зафиксировал врач. Он
же через полчаса, мучаясь беспомощностью, установил смерть...
Есть еще одна причина, по которой я никогда не дожидаюсь конца фонны
Навигатора. На ней по странному стечению обстоятельств были записаны
слова, произнесенные им за секунду до фатального кровоизлияния. На эту
единственную секунду сознание вернулось. И губы прошептали жуткую в своей
осмысленности фразу - за малым изменением ту самую, которую произнес
когда-то, умирая, Рабле: "Je vais querir le grand Neant" ["Иду искать
великое Ничто" (фр.)].
От этих слов мне становится страшно...
"...Вот и все! Кончен полет, кончен эксперимент, и кончены надежды..."
- фонну Командира я включаю с третьей плоскости. Сейчас для меня важнее
всего еще раз услышать "сны". Размышлений предостаточно. Ретроспективных
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг