- На то они и медики. Надеюсь, ты понимаешь разницу между полетом по
заданию и полетом куда глаза глядят?
- А Кора? Дети? - тоном и словами Зенона спросил Виктор.
- Она в курсе. Прошвырнусь и - назад. Доотдыхаем вместе. Между нами,
Виктор, у меня есть одна идейка, и мне надо ее хорошенько обмозговать. А
"бродягам" лучше всего думается в дороге, ты знаешь.
- Ладно, - сказал шурин, помолчав. - Допустим, я не возражаю. Можешь
обращаться к Главному. "Матлот" твой в порядке.
- Спасибо! - улыбнулся Филипп. - Заодно и высплюсь. Спасибо, брат. -
Братом он называл Виктора в редкие минуты, когда из него надо было
что-нибудь выбить: шурину-шефу это льстило.
- Советую взять с собой Зенона. Нянька тебе теперь не помешает.
- Спасибо!..
Выйдя на орбиту, Филипп лег в дрейф в ожидании разрешения на отрыв. Он
нервничал: в любую минуту может проснуться Кора, увидит записку, почует
неладное, позвонит Виктору, начнется тарарам... И сразу распружинился,
услышав скрипучий голос и увидев на экране сморщенную и, как всегда,
мрачную физиономию диспетчера.
- Готов?
- Готов! - бодро ответил Филипп.
- Ну тогда валяй. На всякий случай зашпились. - Такого напоминания
требовала инструкция. - Эй, худа лезете! - вдруг заорал он в сторону. -
Арест наложу, к свиньям собачьим, тогда попрыгаете, детсад чертов. Чтоб ни
с места!.. А вот так! Сидите и ждите!
- Кого это ты? - нарочито лениво поинтересовался Филипп, зная "кого
он".
- Да с учебки эти, на блюдечках своих, соплячье паршивое. Долбанул бы
кто разок... - Он сыпанул еще несколько ругательств, еще больше сморщился.
- Куда двигаешь-то?
- Пока не знаю!
- Все темнишь.
- Выскочу за Систему - там посмотрим.
- Между прочим, тут одна баба своего хлыща ищет. Вроде, говорят, сбежал
прямо с постели. Толком сказать не могу, что и как - я ведь краем уха.
Нравится тебе моя информация, Фил?
- Принято!
- Тогда отваливай. А то застопорят. Я ничего не видел, ничего не знаю.
- Есть!
Филипп положил руку на пульт, коснулся пальцем кнопки.
3
Была у асов-"бродяг" такая привилегия: им разрешалось на своих
астролетах совершать так называемые "разгрузочные" полеты - полеты без
задания, в направлении, выбранном самим пилотом. И "бродяги" нередко
пользовались ими, и это действительно давало положительные результаты:
медики подтверждали, что утомленный возвращался после "разгрузочного"
отдохнувшим, исчезали депрессия или напряженность, улучшались ослабевшая
память, притупившееся зрение - словом, в иных случаях эффект оказывался
поистине санаторно-курортным, и стали даже поговаривать, что со временем
"разгрузочные" станут специально прописывать. Поэтому не было ни для кого
ничего удивительного в том, что Филиппу вздумалось продолжить отпуск в
космосе - именно Филиппу, прожженному "бродяге"; и поэтому же заместитель
начальника группы Виктор отнесся к решению своего подчиненного и
родственника сравнительно спокойно, тем более что и разговоры о "голубом
свечении" и "стертости" фиксаций уникума как-то притихли; волновало
Виктора только два момента: некоторая вздернутость зятя да слишком уж
короткий срок его пребывания у озера - у его любимого озера на Зеленой
Гриве. Но все это можно было списать за счет сугубо семейных
недоразумений, которые, конечно же, потом утрясутся, и все пойдет
по-прежнему - просто и хорошо.
Филиппу было сорок три года; он был высоким и крепко сложенным; в усах
и бородке начинала, правда, поблескивать седина, но была еще легкой,
словно прячущейся, никакого старения Филипп не ощущал, был видным,
сильным, здоровым человеком. Он был решительным и всегда знал, чего хотел,
а теперь знал это с предельной отчетливостью.
Руки его лежали на пульте привычно и уверенно, откинутая назад голова
была неподвижной, взгляд скользил по шкалам спокойно и невозмутимо. От
лихорадочности и напряжения во время сборов и подготовки не осталось и
следа. Волнения были позади, цель - ясной. Скоро ему предстоит нырок из
Системы, но это за многие годы полетов настолько отработано, что не о чем
тревожиться: можно уверенно передать дело дублеру и заваливаться спать,
что он и сделает, как только "Матлот" наберет необходимую скорость. И
поэтому он думал теперь не о нырке, а о том, что сегодня утром разбудило
его (какой "окрик"?), и еще о том, что было бы неплохо, если бы они там,
на Земле, связались с ним уже после того, как он отключится: тогда с Корой
разговаривал бы дублер, а как он разговаривает - известно. А после нырка
его уже никто не потревожит: связи с Землей за пределами Системы нет,
останется лишь один наблюдатель - пунктуально, с въедливой точностью все
фиксирующий и регистрирующий уникум. Но и он ему на этот раз не помеха:
пускай себе фиксирует, потом у них там опять "создастся впечатление о
стертости"...
Да, Филипп знал, чего хотел, и стало быть, с женой сейчас говорить не о
чем, она не поймет его, он ничего не сможет объяснить ей; он объяснит
потом, и не только ей - он всем объяснит все.
Вот она и скорость!
- В режиме? - спросил он у дублера.
- В режиме, командир, - ответил робот.
- Передайте астрограмму: "Иду в режиме. Все в порядке. Привет."
- Есть!
- И берите на себя управление и все прочее. Я пошел спать. Жене, если
выйдет на связь, скажите: уснул, норма, решение о направлении полета
примет за пределами Системы.
- Принято.
Филипп встал с кресла, потянулся. Дублер, передав астрограмму, занял
свое место за пультом.
- Вы не догадываетесь, куда мы направляемся?
- Догадываюсь, - не оборачиваясь, ответил дублер.
- Нырок проведете сами, меня не будить. Ну, а дальше - известно.
Вопросы есть?
- Нет, командир.
Этот дублер был неплохим роботом, на него можно было положиться. Его
дали Филиппу три года назад, заменив старую, ленивую развалину, у которой
уже намечались провалы в памяти. А еще раньше, когда Филипп летал на
"Суслике" - неповоротливом, хотя и выносливом корабле старой конструкции,
дублером у него был Зенон, на редкость знающий, покладистый и спокойный
специалист, по решению Коллегии Экспертов переоборудованный почему-то в
робота-универсуса (робота высшей категории), проторчавший затем несколько
лет в какой-то лаборатории, и наконец, по причине, как объяснили,
морального износа переведенный в роботы-няньки и приставленный к Филиппу,
чему тот несказанно обрадовался: они ведь когда-то были друзьями.
Теперешний дублер (Филипп не захотел давать ему человеческого имени,
чтобы не обидеть своего няньку) знаниями, похоже, превосходил Зенона, умел
принимать серьезные, даже рискованные решения, однако покладистым его
назвать было нельзя. За три года совместных полетов Филипп так и не
перешел с ним на дружескую ногу. Да, он был исполнительным и надежным
помощником, жаловаться на него не приходилось, но подчеркнутая
корректность его, а порой сухость и педантичность мешали сближению. Во
время контрольного осмотра весной зубоскалы из экспериментального цеха
вмонтировали ему дополнительный режим "моветон", для чего продержали три
смены в диспетчерской. И таким образом дублер Филиппа стал способен
работать в двух автономных режимах: "бонтон" и "моветон". Первый режим,
как и у других дублеров, подразумевал деликатность, вежливость,
непременное обращение на "вы", второй - обратное: крикливость,
сквернословие, грубость, похабные анекдоты и хамское тыканье со всякими
оскорбительными добавлениями. "Чтобы нашему асу не скучно было
прокладывать новую трассу", - острили зубоскалы.
К "моветону" Филипп не сразу привык; его коробили развязный сленг
ерника, ругательства и скабрезности; он подумывал даже уже об изъятии
второго режима. Однако со временем заметил, что вежливо-холодный,
пуританский тон помощника скоро начинает претить ему, раздражает,
отталкивает, а на такой основе дружеского контакта ждать, конечно, нечего.
Дело доходило до того, что, выслушав очередной учтиво-уставной ответ
своего напарника, Филипп в сердцах переключал его на второй режим и,
слушая брань и похабщину, словно отдыхал душой. Очевидно, подумал он, есть
смысл в таких переменах, не зря постарались ребятки из экспериментального,
не нули в психологии: ведь тут своего рода профилактика. И он оставил все,
как есть, и так и стал называть про себя дублера в зависимости от режима:
то Бонтоном, то Моветоном, хотя на второй и переходил редко.
- Желаю вам нормально нырнуть, - сказал он роботу.
Тот слегка повернул голову, наклонил ее:
- Благодарю, командир.
- Привет!
- Привет.
И Филипп двинулся в салон. Проходя мимо уникума, он щелкнул его по
пластиковому уху.
- Ну что, почтенный, записал мои мысли?
- Сильных эмоций не было, - отозвался тот.
- Не было, значит?
- Нет.
- То-то! Сукин ты сын, шпик, зануда недоношенная. Пиши-пиши, фиксируй,
регистрируй, протоколируй - посмотрим, что у тебя получится, что ты им
донесешь, если вернешься.
Уникум промолчал, но на слова Филиппа прореагировал дублер - он
повернулся вместе с креслом и спросил:
- Мы не вернемся, командир?
- Как это не вернемся! Вернулись раз, вернемся и в другой. Иначе быть
не может. Просто я хотел попугать нашего коллегу, пусть попереваривает
информацию. А то уж очень ему скучно без дела.
- Он не без дела, командир, - сказал Бонтон. - Вы это сами отлично
понимаете.
- Ах, ладно! У нас ведь "разгрузочный", не так ли? Можно и
поразвлекаться. Привет, дружище, не беспокойтесь, все будет хорошо!
- Привет, - отозвался дублер и повернулся к пульту.
4
Зенон сидел у иллюминатора и, заглядывая в него, говорил:
- Вон справа - Лев. А еще чуть правее - Дева. Помнишь, когда мы с
тобой...
- Ты становишься сентиментальным, старина, - добродушно прервал его
Филипп, переодеваясь. - Осторожнее! Сначала сентиментальность, потом
впадание в детство, а потом... Потом, сам знаешь, что бывает.
- У тебя сегодня легкое настроение, - сказал Зенон, и глаза его
мигнули.
- Что правда, то правда - легкое. Хотел бы я, чтобы оно оставалось
таким до конца. Но прежде всего я хочу есть. Сооруди там что-нибудь, пока
я переоденусь.
- Пить будешь?
- Как всегда: бокал легкого вина. Моего! Легкое вино приличествует
легкому настроению. Ты еще не забыл, что я пью в дороге? И что ем?
- Не забыл.
- Отлично.
Зенон удалился.
Филипп снял комбинезон, набросил халат, пошел в ванную, вернулся и сел
за стол.
Да, настроение действительно легкое. И он выпьет два бокала, так и
быть. Потому что необыкновенно легкое настроение, потому что
"разгрузочный", потому что он привезет на землю из этого полета то, что не
привозил никто и никогда.
- Два бокала, Зенон! - крикнул он через плечо. - Не один, а два! Я буду
долго спать! Я хочу долго спать!
Зенон внес завтрак. Вино в бокале золотисто искрилось. Филипп улыбался,
потягивая его.
- Извини, старина, но, честное слово, мне жаль, что ты не можешь
отведать этой прелести. Какое непростительное упущение в вашем устройстве!
Сейчас бы мы чокнулись с тобой и вместе насладились. Что скажешь, а?
- Я думаю, сделать робота-пьяницу - не такая уж непосильная задача.
- Не знаю. Но это был бы истинно человеческий акт.
- Конечно, - сказал Зенон, - не мое дело, может быть, но все это, Фил,
истерия.
- Ничего страшного. - Филипп смотрел на пузырьки, поднимающиеся со дна
бокала. - Ничего, старина, страшного. Высплюсь, и все придет в норму.
- Ты думаешь, этот твой Бонтон нырнет нормально?
- Проверено.
- Конечно, он свое дело знает.
- Но?
- Но он эгоистичен, замкнут, как за стеной. Это новое поколение... Они
слишком много о себе воображают.
- Пусть воображают. Мне важно, что ему можно доверять.
- Дело он знает, - повторил Зенон и уселся возле иллюминатора. - И все
же с такими нервами, Фил, с таким дублером - и в такой полет...
- Какой полет?
- По-моему, ты держишь на Рака. По только что проложенному тобой
коридору. Я ошибаюсь?
- Уж не научился ли ты читать мои мысли, старина, как этот наш любезный
уникум?
- Ты недооцениваешь его работу, Фил. Она очень важна.
- Как бы ты себя чувствовал, старина, если бы знал, что за тобой
постоянно, неусыпно шпионят?
- Добросовестная, детальная фиксация обстановки, состояния пилота и
корабля - по-твоему, это не имеет смысла?
- Но он ведь дает ложную информацию обо мне! Я ведь не в состоянии себя
свободно проявлять, когда знаю, что он все видит!
- Пойми, он просто датчик, и привыкни, как ты привык к датчику. Ведь ты
привык?
- Ну да! Ты - универсус, тебе виднее.
- Я был универсусом, а теперь я - нянька.
- Ах, старина-старина, если бы ты только мог понять, что делается вот
тут... - Филипп приложил руку к груди. - Вот в Центре, наконец, пришли к
единому мнению, что "разгрузочные" полезны. Полезно, когда "бродяга"
предоставлен самому себе и волен болтаться, где ему вздумается. Разгрузка,
исцеление. Но спецслужба, - без ее визы, сам знаешь, ничего не бывает, -
так вот она согласна завизировать это уложение лишь в том случае, если и
во время "разгрузочных" на борту будет торчать уникум. Мало им рабочих
рейсов, что ли?
- Их можно понять, фил. Рабочий рейс - одна психологическая обстановка,
"разгрузочный" - другая. Важно все.
- Но он мне действует на нервы, Зенон! Какая же это разгрузка, если за
тобой постоянный, мелочный присмотр? Умом, конечно, можно понять, но вот
этим-то, этим, - Филипп опять похлопал себя по груди, - этим никак не
воспринимается. Возмущается это! Что делать?
- Знаешь, Фил, - в голосе Зенона прорезалась хрипотца, - до сих пор я
так и не научился понимать двояко. Мозг и душа. Почему они у вас постоянно
противоречат друг другу? - Ему все-таки удалось переключить разговор.
- Мы с тобой давно не разговаривали, Зенон, - мягко проговорил Филипп.
- Ничего, теперь наверстаем. Так? А что касается мозга и души... Ты ведь и
был так задуман, старина. Уж прости! Тебе сделали мозг, а о душе не
позаботились. Душу с самого своего начала монополизировал человек и
никогда и никому ее не уступит. Так ему, по крайней мере, кажется. Это его
вечная собственность. Роботу она ни к чему. Но, кажется, ты сам
позаботился о ней, а, старина?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг