Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
   "Здравствуй, Тоня! - вывел он аккуратно.  -  У  нас  все  пока  хорошо,
продвигаемся к цели. Когда я вернусь..."
   Он остановился, перечитал написанное, подумал, вырвал лист,  скомкал  и
сунул в карман.
   "Здравствуй, Тамара!" - появилось на следующем листе и немедленно  было
зачеркнуто, а лист - выдран.
   "Милая моя", - написал Визин. Затем -  "Глубокоуважаемая  жена  моя..."
Затем - "Тамара!" Затем - вовсе без обращения: "Говоря  откровенно,  я  не
собирался писать тебе, пока я..." И еще: "Когда ты прочтешь это письмо,  я
буду уже..." И он вспомнил, что так же начиналось его письмо к дочери.
   И - снова: "Здравствуй, Тоня..."  "Добрая  и  прекрасная  моя  Тоня..."
"Тонечка, хорошая моя..." Карман разбухал от скомканных листов.
   Он не мог сосредоточиться, все  слова  казались  вымученными,  пошлыми.
Мешало все: и нервозное состояние, и шумок в голове от выпитого, и  голоса
за стеной, и окно, которое  невозможно  выставить,  и  неподвижный  взгляд
Лизы.
   Визин отодвинул блокнот, положил авторучку.
   - Ты ведь не просто сюда попала, - сказал он. - Ну, не  только  потому,
что спряталась от отца. Ты ведь хотела еще о чем-то спросить меня, а?
   - Не просто попала, - отозвалась она чуть слышно. - И спросить  хотела.
Не теперича, када хоронилася. Учера еще.
   - И о чем ты хотела спросить?
   - Про Саню. - Она ответила  мгновенно,  словно  только  и  ждала  этого
вопроса.
   - Про Саню, - повторил он. - Про Саню ты все сама знаешь. Он  направлен
в больницу, его будут лечить. - Визин повернулся к ней. - Что он тебя  так
интересует?
   - Я у положении.
   Визин  опешил.  В  ее  голосе  прозвучали  торжество  и  вызов;   глаза
заблестели; голова гордо поднялась, открыв худую шею с синеватыми  венами.
Он  забормотал  смущенно,  что  это,  скорее  всего,  фантазии,  она   его
разыгрывает, что невозможно так скоро это знать, но она оборвала  его  тем
же торжественным голосом:
   - Я знаю. Ето точно.
   Он отвернулся, достал платок, вытер вспотевшие ладони.
   - Что ты теперь будешь делать?
   - Известно че. - Она фыркнула. - Родить буду.
   - Известно... - "Безумие! - подумал он. - Весь мир с ума сошел. На  что
она рассчитывает? Что это будет за потомство? Что с ней сделает отец?.."
   - Его долго будуть лечить? - спросила она.
   - Это знают только врачи.
   - А иде?
   - Что где?
   - Лечить будуть.
   - В психиатрической больнице. А где эта больница, я не знаю.
   - Надо  узнать,  -  деловито  сказала  она.  -  А  посля  больницы  его
выпустють?
   - Нет. Он ведь сбежал из лагеря. Значит, его вернут туда.
   - А за Веру ему ниче не будеть?
   - Думаю, ничего. Он ведь действовал в состоянии невменяемости.
   - За наган, наверно, припаяють, - сказала она глубокомысленно.
   - Возможно. Лучше тебе о нем забыть.
   - А как? Када не забывается...
   "А как? - подумал он. - А как? Сонная Марь рядом, дура. Тебе такое хоть
приходило в голову?! Ты же привыкла к тайге, она тебе не  страшна.  Иди  и
исцеляйся!"
   - Он, Лиза, конченый человек. Придется тебе своего  малыша  воспитывать
самой.
   - Ето само собой... Лександрович, -  улыбаясь  проговорила  она.  -  Ай
Лександровна...
   Будущее ее не страшило - оно виделось ей наполненным смыслом,  радужным
светом; ее страшил лишь отец, но она уже подготовила себя к его гневу - ее
уже ничто не  могло  сломать.  И  Визин  ощутил  что-то  вроде  зависти  и
восхищения; да, он завидовал горбунье, ее решительности,  непоколебимости,
ее  такому  простому,  здоровому  и  реальному  счастью;  и   одновременно
восхищался ее  душевной  слаженностью,  покоем,  равновесием,  созвучности
всего и вся в этом уродливом произведении природы. Она никогда  не  станет
искать Сонную Марь, - он уже  знал  определенно,  -  ей  не  нужно  ничего
забывать, она готова ничего не забывать.
   И он вдруг, совершенно безотчетно, без всякой оглядки, ничего не  боясь
и пренебрегая возможными последствиями, сказал:
   - Между прочим, Лиза, я  изобрел  молоко.  Понимаешь?  Самое  настоящее
молоко.  Случайно  открыл  в  своей  лаборатории.  Искусственное   молоко,
дешевое, как вода.
   - Снятое? - по-хозяйски осведомилась она.
   - Нет, цельное. Через несколько часов образуется слой сметаны.
   - Забавно как. - Она усмехнулась. - Коров, значить, не надо?
   - Значит - так. Слушай! - Он  начинал  горячиться,  ему  уже  было  все
равно, поймет она его или нет. - Конечно, я ничего не изобрел и не  открыл
- такой цели не ставилось. Все произошло исключительно случайно, во  время
опыта, который проводился с совершенно другими целями. И вдруг  -  молоко!
Тут, конечно, было от чего  обалдеть.  Я  сделал  анализы,  самые  тонкие,
строжайшие. Потом других попросил сделать  те  же  самые  анализы.  И  мне
сказали, что подсунуть молоко - не лучшая из моих шуток. Никто  ничего  не
узнал.  Осталось  шуточкой.  Так  что,  Лиза,  мы  с  дояркой   Екатериной
Кравцовой,  чей  портрет  на  Доске  Почета  в  Долгом  Логу,  оказываемся
коллегами. Ты, кстати, была в Долгом Логу?
   - Была.
   - Ну тогда, может быть, видела. Она давно на Доске Почета.
   - И вас повесють теперича на доску?
   - Обязательно! Ведь безумная дешевизна! Как газета! Как  водка!  Не  на
прилавке, разумеется... Вот такие  дела...  Доярки  мучаются,  недосыпают,
простуживаются, а у меня -  элементарно:  ни  аппаратов,  ни  бидонов,  ни
кормов, ни подстилки, ни ферм, ни даже самих коров, как ты верно заметила!
Весь механизм получения - тьфу, дважды два. Рай!
   - Во как здорово!
   - Еще бы! Решение таких проблем, таких проблем... Только,  Лиза,  я  ни
черта не знаю, что у меня получилось. Не знаю.
   - Вы ж сказали - молоко!
   - Да, молоко.  И  анализы  подтвердили.  Все  верно.  Но  какой  анализ
просветит тебя относительно последствий? И  вообще:  что  это  получается,
куда мы идем? - Он  негромко  и  ядовито  засмеялся,  его  передернуло.  -
Возьмите, граждане, пестициды. Возьмите дуст. А что вы скажете про панацею
ПП? Я уже  молчу  про  бедного  Роберта  Оппенгеймера...  А  Е.Кравцова  с
коллегами встает в четыре утра...
   Визин умолк, взглянул на Лизу - та смотрела на него, как на привидение.
За  стеной  все  так  же  шумели,  смеялись,  и  громче  всех   теперь   -
Митя-милиционер. Потом в окно стало видно, как Настасья Филатовна  выносит
какие-то кульки и банки и укладывает в коляску мотоцикла.
   - Я вылил все к чертовой матери, Лиза... Не очень приятная  перспектива
- отравить человечество.
   - Жалко, - несмело произнесла она.
   - Человечество жалко?
   - Что вылили.
   - Не стоит жалеть.
   - А вы сами хоть покушали?
   - Покушал. Нормально. Видишь - жив-здоров.
   - Че ж тада...
   - Чтобы, Лиза, сделать искусственное молоко, надо сделать искусственное
вымя. А чтобы  сделать  искусственное  вымя,  надо  сделать  искусственную
корову. Которая бы ела искусственную траву, превращая ее  в  искусственную
жвачку. Затем эта искусственная жвачка попадает в  искусственный  желудок,
вызывает искусственные соки и - дальше... А следующий этап - искусственное
мясо. Потом  -  искусственные  мозги...  И  не  будет  преступников.  И  -
естественно - милиционеров и следователей. Твой отец в своих  рассуждениях
- на верном пути.
   Лиза засмеялась, но тут же спохватилась, притихла; подумав, спросила:
   - Можеть, вы знаете, у Долгом Логу шерстяные кохты есть?
   Он уставился на нее, потом провел рукой по липу, словно отгоняя сон.
   - Не интересовался. Хочешь купить шерстяную кофту?
   - Не поеду ж я так-та!
   - Куда?
   - Как куда? К ему.
   - А-а, - понял Визин. - Такая жара, а ты в шерстяной кофте...
   - Можеть, потома не будеть жары.
   - Правильно. Ты, Лиза, никому не рассказывай, что я тут тебе нагородил.
Это я пошутил.
   - Ладно. И вы не рассказывайте.
   - Можешь быть спокойна. Ну, а теперь мы тебя будем  выпускать  -  самое
время: Настасья Филатовна  на  улице...  -  Он  встал,  подошел  к  двери,
приоткрыл чуть-чуть и позвал: - Коля! Будь добр, на минутку.
   Лиза, побледнев, исчезла за буфетом, вжалась в стену. Андромедов вошел,
сразу увидел ее, вытаращился.
   - Моя гостья, - сказал Визин. - Надо, Коля, тихо ее  отсюда  выпустить.
Чтобы никто не заметил. И в  первую  очередь,  как  понимаешь,  Константин
Иванович. Иди-ка, проберись осторожненько в огород и отогни гвозди,  чтобы
окно выставить.
   - Да. Хорошо, Герман Петрович.
   - Только без шума.
   - Не волнуйтесь.
   Андромедов вышел, и вскоре его физиономия появилась в окне. В два счета
он отогнул гвозди, Визин нажал на раму,  она  подалась  и  легла  на  руки
Андромедова.
   - Ну? Иди, подсажу.
   - Я сама. - Она ловко вскарабкалась на  подоконник,  перебросила  ноги;
Визин поддержал ее, рука его скользнула по горбу - он тут же отдернул  ее.
Андромедов помог ей спрыгнуть; она исчезла.
   - Давай - статус кво. И зайди.
   Окно стало на место.



16

   Визин сел на диван, расслабившись и раскинув руки; Андромедов - на стул
у окна.
   - Долго еще они там?
   - Закругляются, Герман Петрович. А вообще, знаете, что-то в этом  есть,
ну - в рассуждениях Константина Ивановича. И в самом деле  существующая  с
неведомых времен судебная троица...
   - Я не буду писать писем, Коля.
   - Конвертов нет? - наивно спросил Андромедов. - Так я мигом!  Наверняка
у Константина Ивановича найдется. А уж у Филиппа Осиповича - без сомнений:
он же специально накупил кучу,  чтобы  жене  с  дороги  письма  писать.  Я
сейчас!
   - Нет, Коля, дело не в конвертах, которых  у  меня  действительно  нет.
Просто я уже не умею писать  писем.  Разучился.  Позабыл.  Понимаешь?  Уже
позабыл. Еще одно  доказательство  существования  Сонной  Мари  -  уже  на
подходе действует.
   - Герман Петрович...
   - Я начинал несколько раз - жене тоже. Бесполезно. - Визин посмотрел на
него воинственно откровенно. - Можешь думать обо мне что угодно.
   - Как "что угодно", почему? - Андромедов насторожился.
   - С Тоней у нас был роман.
   - Я догадался.
   - Ну вот. Можешь думать что угодно.
   Андромедов понимающе закивал.
   - С какой стати я должен что-то думать? Тоня - неплохая девушка, вы  ей
тоже понравились... А, вот, видимо, в чем  дело!  Опасения  всякие  и  так
далее. Следователь, конечно, знает Тоню Дроздову  и  может,  конечно...  А
огласка сейчас ни к чему, я понимаю.  Вот  что!  Спокойно  пишите,  вложим
конверт в конверт и отправим на имя одного  человека,  которого  я  хорошо
знаю. Очень хорошо, Герман Петрович! Честный и порядочный человек. Он  все
аккуратно передаст, и никто не узнает.
   - Стоп! Спасибо за заботу. Я не буду, не могу ничего писать.  Я  решил.
Когда созрею, тогда напишу. Вопрос снят с повестки дня. Точка.
   - Дело ваше, - почему-то погрустнев, сказал Андромедов. - Тоня была  бы
рада...
   - Оставим. - Визин лег, вытянулся, стал смотреть в потолок. - Я  обещал
тебе записи Мэтра - можешь их взять. Там, в рюкзаке. Можешь их взять, если
хочешь, насовсем. Но лучше мы их утопим в болоте.
   - Почему? Книга всей жизни...
   - Дай-ка сюда рюкзак.
   Андромедов подал. Визин порылся, достал папку.
   - На. Никому это не нужно.  Никому  не  нужно  знать  об  искусственных
медиаторах торможения. Хватит с нас естественных. Мэтр  сделал  правильно,
сдав это в макулатуру.
   Андромедов забеспокоился; он не знал, куда  деть  папку,  вертел  ее  в
руках, разглядывал, несколько раз прочитал название; наконец,  положил  на
колени.
   - Но ведь мы пойдем на Сонную Марь, Герман Петрович?
   - Пойдем. И если мы что-нибудь _такое_ найдем, я всем скажу, что ничего
не нашел... Я предпочитаю ничего _такого_ не найти. Понимаешь меня? Нельзя
ничего забывать. Память - это урок и совесть. Вот что я недавно вычитал  у
одного умного человека. Урок и  совесть,  Коля.  Урок  -  так  как  только
благодаря памяти мы чему-то  в  состоянии  научиться,  составить  то,  что
называется жизненным опытом. А совесть - так как  одна  лишь  наша  память
способна удержать нас от повторения ошибок и от неблаговидных дел. Природа
милостива - все бесполезное и вредное она позволяет нам забыть  совершенно
естественным путем, во всяком случае, отвлечься от него  настолько,  чтобы
оно не давило, не мешало. Словом,  ты  прочитай  Мэтра,  потом  и  я  тебе
кое-что расскажу - у нас будет о чем потолковать  и  времени  хватит...  И
если что-то изменится, перестроится тут, - Визин постучал пальцем по  лбу,
- я обещаю тебя немедленно поставить в известность.
   - По-моему, -  не  сразу  проговорил  Андромедов,  -  по-моему,  Герман
Петрович,  -   уж   извините,   пожалуйста,   не   сочтите   за   излишнюю
самоуверенность, - но у вас перестроится, вы передумаете.
   - Из чего ты заключаешь?
   - Не могу объяснить. Просто - предчувствие.
   - Ну - увидим.
   В дверь постучали. Вошел Митя-милиционер.
   - Где ваши письма? Поехали мы.
   - Не будет писем, - сказал Визин. - Планы изменились.
   - Бывает, - согласился Митя. - Ну тада - счастливо вам. Чтоб экспедиция
прошла нормально.
   - Спасибо. И вам счастливо.
   Он вышел. Визин сложил на животе руки, закрыл  глаза;  он  почувствовал
себя настолько усталым, словно весь день с раннего утра делал мучительную,
рабскую работу.
   - Такая разбитость...  Может  быть  потому,  что  не  спал...  Сегодня,
попозже  все  соберемся  и  потолкуем.  Надо   им   объяснить...   Никаких
коллективных походов.
   - Старика не сломать, - сказал Андромедов.
   - Надо постараться... - Надвигалась  дрема,  и  Визин  с  удовольствием
покорялся ей. - Я посплю немного,  Коля.  Извини,  пожалуйста...  Часов  в
восемь разбуди...
   Андромедов бесшумно вышел.



17

   Было около часа ноги, когда пришла гостья, и Визин почувствовал  легкое
прикосновение ко лбу. Было совсем темно.
   - Я не сплю, - шепотом проговорил он. - Я жду.
   Он подвинулся к спинке дивана, чтобы гостья могла сесть.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг