путешественник? Почему так долго не возвращается?..
Жан так тревожно взглянул.
- А что, если он давно вышел? Каким-нибудь другим путем, в другую
деревню.
- Другой деревни, я слышала, тут поблизости нет.
- Можа, блукая. Тайга, малец, ня шутка.
- Я понимаю.
- Понимаешь, а собралшись лягко. Ну ты - ладно: тамака у вас такого
лесу нету. А молодица ета наша...
Вот! Надо Вере немедленно сшить брюки! Из чего угодно. И пускай
пялятся, пускай осуждают. Попросить у Настасьи Филатовым какую-нибудь
тряпку, купить, в конце концов... В два счета, дело привычное. Машинки нет
- обойдемся. Ну куда она, в самом деле, пойдет в одном платье? За ней надо
смотреть, как за ребенком...
Вон она, эта женщина, что утром у колодца другой про твой наряд
шепнула. Шепоток на весь роток. Идет с водой. Удивительно прямо идет.
Стать! А ей ведь не иначе под семьдесят. Взглянула мельком и - мимо.
- Что они все так странно смотрят! Как на пугало...
- Кохта в тябя заяристая, Андреевна. Дяревня, бабы - известное дело...
А вода тутака добрая...
Спасибо - заступился, объяснил. Но что в этой кофте такого
"заяристого"?.. А что они сказали бы про мой "космический ансамбль"?..
Как быстро все меняется: только что чистое небо было, а вот уже тучи
побежали, и солнце ныряет в них, потом выныривает и еще жарче печет. Много
их сразу стало, тучек, - весь горизонт затягивают. И ветерок такой... Где
Вера?
- Неужели дождь будет? - Жан смотрит на тебя так, словно дождь уже
начался и над тобой надо немедленно раскрыть зонт.
- Ага, смянай день сделалшись...
Ему, этому Филиппу Осиповичу, по-видимому, все равно - дождь, не дождь.
А тебе разве не все равно? Да, но если вдруг гроза? Ты же ужасно,
панически боишься грозы, готова в самый дальний угол забиться, когда
начинается это полыхание и грохот. Почему такое наказание, почему другие
не боятся? Может быть, и твоя сегодняшняя взвинченность от приближающейся
грозы?
- Много, конешно, страшного бывая. А нету страшней, как война... Я ону
тридцать три года каженный день вижу. Потому и спать некогда...
...Милый, милый! Если бы ты видел, если бы ты чувствовал, что и как...
Здесь, рядом со мной замечательный старик и влюбленный юноша. Да-да,
влюбленный в меня юноша! И наверно будет гроза. И у меня тоже болят ноги -
я же никогда в жизни не ходила по тридцать километров. Мне тоже нужно
целебной мази, ах, как нужно. Потому что я ведь и дальше пойду. Если бы ты
видел и чувствовал... Я пойду, дойду и потом не буду больше мучить тебя
своей любовью...
2
- От сучка! Сызнова подглядываеть! А ну марш отседова! - И - затрещина.
- Ииииии, тятенька... - Хлопнула дверь.
- Паскуда... - Тяжелый, трагический голос хозяина, и дальше что-то
вроде всхлипа...
От этого Визин окончательно проснулся и сразу вспомнил, где находится.
Он пошевелился, приподнялся, подтянул ноги. Тело ныло, особенно поясница,
но уже не так, уже было терпимо. "Чудеса, - подумал он. - Одно натирание -
и такой эффект. Что же это за мазь? Может быть, мазь плюс массаж? Ну и
ладонищи у этого Константина Ивановича. Кости трещали, когда натирал.
Казалось, еще чуть и - отключка. Вот тебе и преклонный возраст, брат
Визин, коллега, бывший мастер по теннису... Но что происходит в доме? И
что происходит за его пределами?.. О судьба-чудотворица! Куда ты меня
засунула?.."
Скрипнула входная дверь, и словно просочился сквозь стены сдержанный
голос Андромедова:
- Ну как?
- Спить, - отозвался Константин Иванович. - Должен поспать. Я его помял
от души.
- Значит, будет порядок, - сказал Андромедов.
- Пристають ваши - спасу нетути. Че ды как, ды куда, ды када. Особо
ета, мадама.
- Что ж, если уж заварилась такая катавасия.
- Сам заварил, Миколай.
- Каюсь, Но тут случай особый. Вы уж держитесь, как уговорились.
- Ды мне-то... Забавно, что дед етот тожа. Старай лапоть.
- Этот дед многим фору даст.
- Неужли тама че есть, а, Миколай?
- А вдруг есть?
- Ето ж тада конец белому свету. Как пойдуть ездить, как повалють!
Ученаи-разученаи, мать их не так. А там и дорогу проложуть, механизация
усякая... Батюшки-светы... - Константин Иванович надсадно охнул, помолчал
и добавил: - Тока ни хрена тама нетути.
- А зачем все же бабка Варвара туда ходила, а?
- А черт ее знаить, зачем она ходила. Пошли-ка мы лучше на двор. А то
разбудим.
- Я не сплю уже! - громко сказал Визин, и в тот же миг перед ним
предстал Андромедов.
Как самочувствие, состояние, настроение, где больше болит, где меньше,
еще вечером процедура, а потом еще завтра две, и будете как новенький,
Герман Петрович, забудете, что были вообще какие-то недомогания, потому
что мазь, которую приготавливает Настасья Филатовна, поистине
чудодейственная мазь - пасечники мастера на такие штуки, главное сейчас -
покой, чтоб не мешал никто, а тут мешать, собственно, некому, все при
деле, да и Константин Иванович на страже, как говорится, а что хозяйка
неразговорчивая, так не обращайте внимания, она всегда была такая, ну то
есть, не всегда, а как сыновей лишилась, а потом Лизу родила, а что
касается Лизы, то у нее пунктик - мужчины, и ее, конечно, можно понять, но
очень с ней строг отец, даже, пожалуй, чересчур строг, и тут ничего не
поделаешь, постарайтесь не реагировать, потому что так уж у них в семье
повелось... И так далее, и так далее...
- Что там наша экспедиция? - спросил Визин.
- Донимают.
- Ты, разумеется, тверд, как скала?
- Разумеется. Только, думаете, они верят, Герман Петрович? Ни одному
слову.
- Что я тебе и предрекал. И значит, остается одно - тут ты совершенно
прав: оторваться от них.
- Имейте в виду, Герман Петрович, - смущенно проговорил Андромедов -
Они ждут вашего выхода, чтобы вас атаковать. Еще больше, чем меня.
- Предчувствую.
- И настойчивее всех Маргарита Андреевна. Ну, старшая из тех двух. Есть
еще старик, - совсем тихо добавил Андромедов, - и тот парнишка-казах.
- Словом - экспедиция.
- Мы оторвемся, Герман Петрович.
- Ладно. Тут все ясно. Ты мне лучше вот что скажи, Коля. Долго ты еще
будешь морочить мне голову? То он просто приходил сюда и расспрашивал, то
вдруг фотография Морозова появилась, потом - Варвара, Варварина сестра,
наконец - карта. Говори прямо: что у тебя есть еще? Хитрить уже не имеет
смысла: мы - в Макарове. Выкладывай сразу, и будем дальше думать вместе.
- Имеется. - Андромедов опустил глаза. - Честно говоря, я бы сразу
выложил. Но зачем было бы выкладывать, если бы вы, скажем, решили не ехать
сюда? А когда уже поехали, я все боялся, что вы вдруг почему-либо
передумаете и вернетесь. Потому что, если бы вы передумали и вернулись, то
зачем вам все это?
- А если я дальше Макарова не пойду?
- Этого не может быть.
- Почему?
- Проделать такой путь... И после всего, что вы знаете...
- Хорошо, спасибо за откровенность. Раз уж так все получается, и я в
полной зависимости от тебя, то давай, так и быть, свой главный козырь. И
все остальное. Соблазнять дальше нечего уже, соблазнен окончательно.
- Только уж поверьте, Герман Петрович, больше я ничего не утаиваю.
Ровным счетом! - пылко заверил Андромедов. - А что у меня еще осталось,
так только вот это. - И из заднего кармана брюк вытащил сложенный листок с
машинописным текстом. - Вы без очков видите?
- Слава богу...
Визин развернул и прочел:
"(Из очерка о враче Морозове С.И., - 09.03.1921 - 12.08.1954, -
написанном для рубрики "Интересные люди нашего района" в сентябре 1960
года В.Б-м).
...Эта лекция - "Личная гигиена и профилактика заболеваний",
прочитанная им 29 марта 1951 года в местном Доме культуры, привлекла
неожиданно много людей... Прочитав, он попросил задавать вопросы, и они
посыпались, точно град, и устные, и письменные, так что мероприятие
затянулось еще часа на полтора... Особенно взбудоражил всех вопрос,
заданный вслух из зала: что делать, чтобы избавиться от какого-нибудь
неприятного воспоминания, можно ли от него излечиться? Морозов сказал, что
это не имеет отношения к теме, видимо, не желая углубляться в
профессиональные медицинские материи. Но любознательные наши слушатели не
сдались, посыпались реплики, что и мозгам нужна профилактика, что
болезненные воспоминания портят жизнь и мешают работать, кто-то смеялся,
кто-то взволнованно уточнял вопрос, кто-то запутывал. Но доктор Морозов
был серьезен. И он ответил. И вот к чему сводился его ответ.
...Память "образуется" в коре больших полушарий мозга, в нервных
клетках - нейронах. Когда в мозг извне поступает какая-нибудь информация,
то нейроны начинают взаимодействовать друг с другом, вступать в контакты,
во взаимосвязи. Таким образом формируется определенная нейронная система,
которая и "запоминает", и "хранит" данную информацию, то есть является как
раз тем, что мы называем памятью. Видимо, возможно расстройство или
разрушение той или иной нейронной системы, иначе - того или иного участка
памяти, то есть какого-то воспоминания. Для того, чтобы разрушить или
расстроить систему, нужно знать, что она собой представляет, каковы ее
особенности, свойства - словом, ее надо "нащупать". Логично предположить,
что легче всего расстроить наиболее активную в настоящий момент нейронную
систему - она более заметна, ее легче "нащупать". Достигнуть этого можно,
видимо психологическим, механическим или химическим воздействием - иными
словами: при помощи сильного внушения, хирургического вмешательства или
при помощи химического препарата, который бы "притушил", а то и
ликвидировал это сильное, беспокоящее, мучащее воспоминание. Наука еще
только ищет в данном направлении, ученые работают над созданием такого
препарата. И пока они работают, он, Морозов, рекомендует всем свежий
воздух, купание-загорание и побольше прогулок по лесу, благо, что все это
в наших условиях доступно с избытком..."
Визин еще раз перечитал, поднял глаза на Андромедова. Тот нетерпеливо
проговорил:
- О той лекции была тогда статья в газете. Правда, безо всех этих
подробностей. А сам очерк так и не был опубликован - что-то не понравилось
тогдашнему редактору "Зари". Но один наш собиратель редкостей сохранил
рукопись. Я и перепечатал главное, интересовавшее меня. Вот и все.
- Вот и все, - повторил Визин, и руки его, державшие лист, опустились.
- Так вот, Коля, в то время, когда Морозов читал свою лекцию, ни о каких
таких препаратах и речи не было. И никакие ученые над их получением не
работали.
- Но откуда тогда Морозов про это взял?
- Не знаю. Я перечитал всю прессу, говорил со специалистами. Тебе
понятно, о чем речь?
- Более или менее, Герман Петрович. - Андромедов был заметно возбужден.
- Что у тебя еще есть?
- Ничего!
- Совсем ничего?
- Ничего, честное слово!
- Значит, ничего. - Визин согласно покивал, голова его откинулась на
подушку. - Много бы я дал, чтобы поговорить сейчас с доктором Морозовым...
- Знаете, Герман Петрович - горячо сказал Андромедов. - Это еще ничего
не доказывает! Ну, что в прессе тех лет не было публикаций про все такое.
Может ведь быть, что кто-то где-то работал над таким препаратом. Не стал
бы Морозов заявлять голословно! Может, в том самом институте, где учился
Морозов, и работали.
- Не надо домыслов, Коля. Не надо. Очень уж ты скор на них. - Визин
говорил задумчиво. - Но все же тебя мне, не иначе, как бог послал.
- Герман Петрович! - Андромедов сбавил голос и оглянулся на дверь,
точно их могли подслушать. - Я долго над всем этим размышлял. Все время с
тех пор, как узнал. И вот мне иногда кажется, что Сергей Игнатьевич
Морозов сам в какой-нибудь такой лаборатории работал. Ну, над созданием
этого препарата. Сразу объясняется и его реакция на вопрос о памяти, его
интерес к Сонной Мари и многое другое. Работал, скажем, в такой
лаборатории, а потом - интриги, неудача, скандал, и в результате - он
оказался здесь.
- Не было, Коля, такого. Не было. Никаких таких лабораторий. Понимаешь?
- Ну, значит, он искал такой препарат!
- Зачем?
- Как зачем? Для медицины это ведь было бы - просто фантазии не
хватает! Мне кажется даже...
- А мне кажется, что тебя мне не только бог послал, но и вся моя
оставшаяся жизнь пройдет в неразрывной связи с тобой, одному мне больше ни
с чем не справиться.
- Вы все шутите, Герман Петрович.
- Разве так шутят?.. Про эту бумагу кто-нибудь знает?
- Конечно! Вся редакция.
- Подумать только - вся редакция! - Визин огорченно хлопнул себя по
бедрам, скривился от боли. - Да вы что, с ума посходили? Такой документ...
- Ну не вся, конечно, - всей и дела нет. Ну тот, собиратель редкостей,
- я говорил. Я знаю. Василий Лукич - я ему показывал. Еще человека два...
Да вы не беспокойтесь, Герман Петрович, - Андромедов ткнул пальцем в лист,
- никто этому никакого такого значения не придает, ни с чем таким не
связывает. Даже Василий Лукич, между прочим. А, говорит, опять, значит, из
той области... У нашего собирателя есть штуки полюбопытнее, позабористее -
читают и со смеху помирают. А какие-то нейроны, системы...
- Да... Народ-то к вам после твоей статьи идет? Так мне твой шеф
доложил. И идут, и письма пишут. Что же вы отвечаете?
- Ну... легенда и все.
- И никто у тебя подробностей не допытывается?
- Мне Василий Лукич запретил с людьми говорить на эту тему. Да я и
сам... Удирал, откровенно говоря.
- Хвала вашему шефу! Хоть один нормальный человек!
- Я ведь понимаю, Герман Петрович, в чем тут дело. - Андромедов
покосился на северо-запад. - Потому-то я...
- Понимает он... Ты знаешь, что такое нейрохимия?
- Ну... Наука, изучающая химический состав нервных клеток. Так? Там же,
когда взаимодействуют клетки, химические реакции происходят - так
считается, Потом появилась функциональная нейрохимия, которая изучает
влияние химических соединений на всякие психологические процессы - сон
там, переживания различные, ну и память, конечно. Вот так, научпопно я
себе это представляю, Герман Петрович.
- И зачем тебе, журналисту, такая дребедень...
- Просто интересно, любопытно.
- Любопытно... Между прочим, еще ваш хрестоматийный Лермонтов говорил,
что любопытство - самая пагубная страсть, и от нее происходят все прочие
страсти.
- Ну да! "Штосе"! Но это, я думаю, ему просто для сюжета так надо было
выразиться. И говорил-то так не сам Лермонтов, а его лирический герой, а
точнее - так думал его Лугин. Ну что было бы с людьми, если бы они не были
любопытными? Страшно подумать, Герман Петрович... А почему вы спросили про
нейрохимию?
- Потому что доктор Морозов о ней говорил в своей лекции.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг