- Оставь.
Хозяин покинул его; он выпил еще водки и вытянулся на грязной кушетке.
Голове было неудобно и жарко, парик давил, из-под него сочился пот. "Надо
привыкать", - сказал он себе и закрыл глаза.
Перед рассветом его толкнули в плечо - он вскочил. На столе лежал
поношенный паспорт; он был раскрыт, с фотографии глядело плоское скуластое
лицо с темной челкой по самые брови.
- Законно.
- Родная матуха не узнает.
- Родной матухи нет.
Он перевернул страницу: Боков Александр Павлович, 1946 года рождения и
т.д. Из-под обложки торчали сотенные купюры.
- Так, - сказал Боков задумчиво. - Тики-так.
- Советую смотаться. А то ноги замочишь.
- Тики-так, - не ооращая внимания, повторил Боков. - А я дрыхал и
одного институтского преподавателя, профессора видел. Химию у нас читал.
Будто я на деле прижал его в подворотне, а он меня узнал и говорит: ты,
говорит, Саня, прирожденный химик. Чудеса! Ведь он, бывало, и наяву так
говорил. За фраера меня держал. Но мужик был ничего... Это ж подумать
только - в институте успел поучиться...
- Мы квиты? - спросил хозяин.
- Квиты.
- Ну и хана. Теперь двигай. Пока трамваи не ходят. И этот адрес забудь.
И поимей в виду: треплешься ты во сне много - вся анкета наружу.
Боков нахмурился.
- Ладно... - Потом встряхнулся, посмотрел на часы, засмеялся. - Все!
Договор дороже денег. Плесни-ка на дорожку, мастер. И подари мне вон тот
твой кемель. А я тебе свою шляпу подарю. Заметано? Ха-ха-ха...
3
Вера была глуха и слепа. Продавщица три раза спросила, есть ли сумка, а
Вера тупо смотрела ей в рот и не могла сообразить, чего от нее хотят.
- Вам завернуть?
Вера кивнула. Продавщица подала сверток, назвала сумму, машинально
взяла трешку, отсчитала сдачу, и все это - подозрительно поглядывая на
Веру.
- Вам плохо, что ли?
- Да, - проговорила Вера и пошла от лотка. "Чокнутая, наверно", -
донеслось ей в спину; кто-то льстиво хихикнул.
"Зачем мне была нужна редиска?" - попыталась вспомнить Вера, но не
вспомнила. Возле трамвайной остановки кто-то поздоровался с ней - она
сообразила это не сразу, и отвечать уже было поздно.
В трамвае оказалось свободное место, и она села. Скоро возле нее
пристроилась пожилая женщина с девочкой.
- Я хочу сесть! - заканючила девочка.
- Не видишь, некуда? - громко ответила женщина. - Поважнее нас с тобой
стоят.
- Я хочу се-е-есть!
- Все инвалидами да престарелыми занято, потерпи.
- Се-е-есть...
- Вот когда тебе будет восемнадцать - двадцать, тогда и будешь сидя
ездить.
- А тебе больше?
- Больше. Только когда и тебе станет больше, опять будешь стоять.
- Молодым везде у нас почет, - поддержал ее сухонький начинающий
старичок.
- Когда вы, почтенные, прете без очереди, расталкивая всех локтями, вы
забываете о приличиях и возрастах, - заметил откуда-то сзади язвительный
баритон.
Обычный трамвайный треп...
Вера развернула кулек, достала редиску, откусила не глядя.
- Хочу редиски! - требовательно зашептала девочка.
Вера протянула кулек; девочка проворно схватила самую крупную, зажала в
кулачке. Женщина взорвалась.
- Не тронь всякую немытую гадость!
Кулачок разжался, редиска покатилась по вагону. Вера невозмутимо
жевала. "Зачем мне редиска... Зачем мне редиска..."
И тут она вспомнила: это мать просила купить редиски - "чего-нибудь
свеженького, сочненького, редисочки бы хоть какой-нибудь", - предупредив,
что станет есть только "тщательно сто раз помытое"... Вера прикрыла кулек
рукой.
...Он сказал что было то прошло и не хрен разыгрывать трагедию потеря
невинности не причина для мировой скорби подумаешь ценность в конце концов
рано или поздно все ее лишаются это не потеря суверенитета независимости
черт побери не могу терпеть когда с ней носятся как со знаменем и оставь
пожалуйста при чем тут достоинство честь какое перечеркивание какое
растаптывание никто тебя не перечеркивал и не растаптывал театр это все да
и театр-то давно минувших дней и я ее потерял в свое время почти мальчиком
и проделала сие со мной опытная бабенка раза в два старше ей было здорово
интересно как это получится какое произведет впечатление и никогда ей не
пришло в голову что она какой-то там грех на душу взяла а я ревел от
чего-то сам не знаю от чего а она хохотала и как видишь все обошлось цел и
невредим так что можешь успокоиться в конце концов все произошло по любви
ты мне понравилась я мужчина ты женщина и я хотел тебя потому что ты
женщина а я мужчина и ты мне понравилась а я тебе тебя никто не насиловал
никакого скотства это естественно черт побери так сделала природа так было
всегда и так будет и встряхнись подумай здраво трагедия это когда жрать
нечего и дети голодные ноют ну напейся что ли черт побери ты думаешь такую
тебя можно любить... Ты что руки распускаешь идиотка ну и катись...
И он ответил - "до свиданья",
А сердцу слышится - "прощай"...
И на самом деле трамвай запел - большой, железный, тарахтящий -
загнусавил, заныл - над полным стаканом стеклянно-прозрачной жидкости - с
сопутствующим хвостом чего-то сельдеобразного вперемежку с редиской...
запела на самом деле пожилая немытая баба и ее дочка-внучка-штучка... и
баритон... и юный старик...
- Сле-ду-ю-ща-я ос-та-нов-ка - вагон-ный парк!
Хочу редиски, хочу редиски, господи, оказывается, до чего же я хочу
редиски, а сердцу слышится прощай... Хором пели кресла, пели пассажиры,
пели двери - хлоп: настежь. Вера - вон, обхватила столб, у всех на виду,
улица поет, окна, уродливо подстриженные пыльные липы, каблуки по тротуару
- "а сердцу слышится "прощай"... А может быть, привет. В смысле "привет из
Крыма..."
На самом деле - ничего такого. На самом деле - чинная, спокойная,
гибкая, черно-длинноволосая красивая девушка с аккуратным кульком в руке
вышла из трамвая на остановке, а через плечо у нее, на длинном ремешке -
транзистор: Вера вышла на своей остановке. А что касается столба, так ведь
она просто оперлась на него, легко и изящно, чтобы вытряхнуть из туфли
камешек - ребристый, острый, неугомонный - все катался от носка к пятке и
наоборот, и никакого от него не было спасения, слава богу - приехали. И
откуда они только берутся, эти камешки, - уму непостижимо. Казалось бы,
совершенно чистый, гладкий тротуар - асфальт, - ну, пыль, конечно, пыль,
как положено, само собой. Но вот камешки?.. Надо впредь быть
внимательнее...
Мать лежала - в головах три подушки, так что и не лежала фактически, а
полулежала. Или полусидела. Как угодно. Врач, значит, уже был. На стуле -
новые рецепты. Надо будет, значит, идти в аптеку.
- Тебя только за смертью посылать...
- Я камешек вытряхивала.
- Что?!
Вера пошла на кухню, закурила и стала тщательно - щеточкой - мыть
редиску: мать страдала манией чистоты. Надо купить лупу, чтобы она могла
как следует рассмотреть, насколько тщательно помыт овощ - "интересно, в
аптеке продаются лупы или нет, а если не в аптеке, то где, а может, в
канцелярских принадлежностях..." Заболев, мать запретила целовать себя,
даже в щеку, что издавна было заведено и исполнялось автоматически.
Поэтому Вера по-прежнему целовала, а потом лишь спохватывалась и
вспоминала запрет, а мать закатывала длинный, истерический выговор. "Как
бы отучиться целовать ее..."
- Мой тщательно! Врач сказал, что в моем положении... И что ты хорошего
нашла в этих треклятых "ТУ"... Даже "стюардесса" лучше...
- Они легкие...
- В твоем возрасте бы... В мое время курящая женщина, уж не говорю
девушка, означала вполне определенный тип...
- Я и есть определенный тип...
А сердцу слышится "прощай"...
- Что ты мелешь все время! Как ненормальная... Из-за него, что ли?..
Таких шалопаев...
Мать придирчиво оглядывала каждую корнеплодину, осторожно макала в
соль, сосредоточенно и сладострастно жевала. Утолив желание, она
откинулась на подушки и закрыла глаза.
- Верочка, доченька, милая моя, я знаю, что стала несносной... Потому
что уже вся изболелась... И это сейчас, именно сейчас, когда я должна быть
здоровой - предельно здоровой! - ведь ты... у тебя... так все... И вот -
пожалуйста... Но теперь уже скоро, скоро. Врач сказал - заметное
улучшение, анализы улучшились. Так что еще немного потерпи, я
исправлюсь... Только не разлюби меня, не разлюби! Я знаю - больные ужасны,
их очень просто разлюбить, их трудно не разлюбить... Но я исправлюсь,
поправлюсь...
Вера заплакала - не морщась, беззвучно, некрасиво, с моментальным
покраснением век и носа, со сморканием, с попискиванием в горле... Так
было уже много дней подряд.
- Забудь ты его, господи, забудь, забудь, выброси из головы... Ну что,
свет на нем клином сошелся, что ли?.. Философ, видите ли... Сморчок! Ноги
ленится помыть...
- Мама...
- Да будет у тебя еще все, будет, будет! Ты достойна...
На столе лежала газета - та самая, из которой продавщица сделала кулек.
Сквозь слезы Вера прочитала несколько строк: "...не только работать, но и
хорошо, полнокровно отдыхать. Творческий коллектив колхозного дома
культуры регулярно организует рейды агитбригад... все-таки не достаточно
охватываются глубинки, в которых, не исключено, в наиболее первозданном
виде сохраняются поэтические традиции, фольклор, предания и легенды... об
одном интересном явлении природы, в повествовании о котором смешались, что
закономерно, правда, поэтический вымысел и нравоучительная сказка..." Вера
стала читать дальше внимательнее; статья называлась "Опять зеленая
страда", и посвящена она была заготовке кормов... "Откуда эта газета, эта
"Заря"? Ведь она в нашем городе не выходит"... Вера вытерла слезы и стала
перечитывать...
- Скоро тетя Сабина придет. И ты тогда можешь быть свободной. Только до
аптеки добеги... Вообще сегодня надо будет поговорить с Сабиной, чтоб
перебралась на время сюда, чтоб ты могла отдохнуть, развеяться. Да-да, это
идея! Знаешь, поезжай куда-нибудь. Ну, например, к той твоей подруге -
Лиля, кажется? - с которой ты на курсах училась. Она ведь живет в деревне,
да? Это самое лучшее, что можно придумать. И ничего, что далеко - в таких
случаях, чем дальше, тем лучше. Я думаю, Сабина поймет. Что ты молчишь?
- Я слушаю.
- Ты сама больна. Да, не спорь! Тебе надо нервы лечить. И деревня в
этом случае - то, что надо. Тебе необходим покой, свежий воздух. Нигде нет
такого покоя, тишины, такого воздуха, как в деревне. А как по утрам и
поздно вечером соловьи поют!.. И все забудешь, затихнет память... Эта
проклятая, треклятая, душегубская память... Поверь, память - самый главный
палач покоя. Не телевизор за стеной, не пылесос вверху, не пыль и вонь с
улицы, а она, память. Ох, Верочка, знаю я, знаю... Но в деревне она станет
усмиряться. Огороды, избы, лес, рассветы... Вот увидишь! Только, надо,
конечно, и самой настраиваться, не распускаться, не поддаваться разным
мыслям. Если не сумеешь - тогда уже ничто не поможет... - Мать уже
говорила о своем, потом опомнилась вдруг, спросила: - А что, интересно,
твоя Лиля там делает, в деревне своей? Неужели там нужны уже
машинистки-стенографистки... Она тоже курит?.. Ну, да это и неважно,
теперь ведь... Да и долго ли приобрести какую-нибудь сельскую
специальность... Покой все окупит...
Голос матери утонул в солнечных бликах, в белых подушках, в
расплывающихся газетных строчках... А сердцу слышится "прощай"...
4
Господи, куда он опять ушел... И опять этот скрип под окнами, эти
визжащие тормоза, какой ужас... И никогда, никогда не знаешь, куда он ушел
и когда вернется...
И никогда ты не узнаешь - будешь знать с точностью до одной миллионной,
но ведь бывают и более высокие точности, и - значит - ты никогда ничего не
узнаешь. И вечно тебе сидеть и распяливать сердце на пяльцах, распяливать
так, чтобы звенело, и вышивать на нем свои сумасшедшие узоры...
Займись делом, дура. Уже сорок один год дура, и девять из них -
распяливание. А что было до того? А ничего не было - первый, так сказать,
брак был. Молодежно-показательный по всем статьям. Ну, словом, нечто такое
было и сплыло, такое-никакое, дочь осталась. А потом - несколько
прекрасных лет, всего несколько - тихих, покойных, светлых, просторных,
прекрасная работа, прекрасные модели, признание, призы на конкурсах. Ну
что тебе еще надо было-то? При соответствующей голове на плечах... И вдруг
- он! И - конец: эра распяливания.
Дочь. Вот ее нет, красавицы. Ее нет, а тебе - ничего. Нет - и нет.
Одиннадцать часов, семнадцать лет, и - ничего. Не тяготит, воображение
спокойно, никакого распяливания. Дочь. А вот то, что его нет...
Да не может быть, господи! Да я с ума сошла! Откуда может взяться, кто
такая! Он же не... Он ведь у Валентина - сними телефонную трубку и
убедишься... Но ты ведь не снимешь, не позволишь себе, не станешь его
подозревать...
Займись делом. Та-то твоя модель, вершина, хрустальная мечта... Дело -
от всех недугов исцеление, как сказал мудрец. О, что они понимали, эти
умные, холодные, трезвые, правильные и благоразумные мудрецы! Природа
придумала больше недугов, чем средств от них...
Ну что "модель", что "модель"? Куда в этом платье? Разве что
продемонстрировать на показе. Или в фантастическом кинофильме - костюм
инопланетянки. А дальше?.. Бальное, видите ли, симфония, полифония,
шедевр... Ведь засмеют. Кто его примет? Разве что самой смастерить. И
покрасоваться дома перед зеркалом. Разок-другой. В одиночестве. Когда его
нет... Нам требуются - да! - красивые, изящные - да! - современные в
полном смысле слова... Но - практичные - раз! Доступные - два! Простые в
изготовлении - три! И главное - применимые, приложимые, приноровимые,
приспособимые... Ты понимаешь, Марго? Ты - упрямая овца... Бальное! Где ты
балы-то видела? В кино? А нынче, когда дискотеки, когда толкучка, пятачок
- пятнадцать на десять и двести оболтусов, когда на половине квадратного
метра необходимо, по-возможности, полно и свободно самовыразиться,
раскрыться, размагнититься, расстресситься и предоставить такое же
удовольствие партнеру... Бальное... Мечтанья, Марго, они вообще-то тоже,
знаешь ли... Бывает и маниловщина... А тут - космический ансамбль, фу-ты,
ну-ты. Уймись.
Но его все-таки нет.
Слушай, а зачем ты ему нужна, а? Зачем - с этой своей чудовищной
любовью, с безумием этим, с напряжением в сто тысяч вольт, ты - неспящая,
дуреющая от каждого пустякового слова, теряющая сознание от любого звонка,
оказывающаяся без воздуха в его отсутствие, - зачем? Да и ты - долго ли ты
еще протянешь так? Ведь скоро ты... Ах, да что там скоро - уже, уже
старуха, седины с каждым днем, не успеваешь краситься. Что ты даешь ему?
Дрожь эту, клацанье зубами, нездоровье? Какую перспективу готовишь ему?..
О, дай боже полюбить его спокойной любовью! Покой, размеренность,
обстоятельность, плавное течение... Видела реки, ручьи? Один несется, как
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг