Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
   Визин аккуратно застелил кровать, оделся. На улице, без сомнения,  было
то же пекло, что и вчера, от штор тянуло жаром. Захотелось есть. Ресторан,
конечно, был уже открыт, но Визин застыдился там  показываться.  На  столе
покоились остатки ранней трапезы: бутерброды с чем-то,  кофе  в  стаканах,
половина бутылки коньяка, а в центре - андромедовский термос. Ага,  сказал
себе Визин, специально забыл, чтобы, значит, была  причина  вернуться.  Ах
ты, любитель наук и невтонов, хитрюга рыжая... Он вспомнил про свой  эн-зэ
- несколько банок консервов и галеты, - и вытащил из шкафа рюкзак.
   Он выпил коньяку, сполоснул рот горячим кофе, открыл скумбрию в томате,
пододвинул тарелочку с бутербродами. Все  было  невкусным,  и  приходилось
всякий раз делать усилие, чтобы проглотить очередную  порцию.  А  заказать
завтрак с доставкой в номер тут  вряд  ли  было  возможно:  никаких  таких
кнопок или надписей Визин нигде не обнаружил. Он жевал и подбадривал  себя
все же спуститься в ресторан, - ну, что  там  особенного  могло  произойти
вчера? Ни буяном, ни безобразником он никогда не был;  случалось,  правда,
многословие за рюмкой, а стало быть - пустословие, казавшееся  в  хмельные
минуты мудростью и откровением, а потом было стыдно,  и  лишь  то  немного
утешало, что "все были на одном уровне". Ничего другого и вчера  не  могло
произойти.  Однако  Визин  так  и  не  сдвинулся  с  места   и   продолжал
самоотверженно жевать черствые бутерброды, обмакивая их в томатный соус  и
запивая теплым кофе.
   "Ну что, брат Визин, коллега, - пискнул в нем один голосок.  -  Значит,
все потом само по себе объяснится?"
   "Само, - отозвался другой голосок. - Конечно".
   "Затаиться, значит, и выжидать?"
   "Ничего другого не остается".
   "Но вчера-то ты не очень таился".
   "Вчера был досадный срыв. Больше не повторится".
   "Ну, а зачем же сегодня с Андромедовым груб был?"
   "Пускай не надоедает".
   "Он  к  тебе  с  добром,  а  ты...  Ты  ведь   никогда   не   отличался
бестактностью. Что с тобой? Или это тоже влияние новых широт?"
   "Ничего. Он не из тех, кого вдруг сконфузишь.  Зря  он,  что  ли,  свой
термос забыл?"
   "А может, потому забыл, что опять же о  тебе  позаботился.  Что  бы  ты
сейчас пил, а?"
   "Да что они все в няньки лезут? Я кого-нибудь просил?"
   Тут-то и постучали, и Визин совершенно машинально  отозвался,  и  вошла
Тоня. Он настолько удивился, что даже не встал и продолжал жевать, и  так,
наверно, с полминуты. А потом, давясь, проглотил, вскочил, заизвинялся.
   Тоня была сейчас не горничной - она была гостьей; на ней был не лиловый
мешковатый рабочий халат, а  легкое  цветастое  платье,  делавшее  ее  еще
привлекательнее; она была молода, пышна, русоволоса,  с  челкой  по  самые
брови, с  алыми  щеками  и  приоткрытым  белозубым  ртом;  она  тоже  была
взволнована и растеряна.
   После всяких там "здравствуйте" и "проходите", и "как неожиданно", "как
обещала", и "вот вы какая", и "так у меня ж выходной", и так  далее,  -  в
общем, уже после того, как она села,  и  он  сбегал  в  ванную  сполоснуть
стаканы, и налил ей кофе, а потом и коньяку, к которому она ни за  что  не
хотела притрагиваться, она заявила, что ее  бабушка  согласна  сдать  ему,
Герману Петровичу, комнату. И тут Визину пришлось отвернуться,  чтобы  она
не видела, как у него  вытаращились  глаза,  как  он  ничего  не  понял  и
испугался, и только тогда  опять  смог  посмотреть  на  нее,  когда  после
отчаянной  мозговой  работы  вспомнил,   что   вчера   толковал   ей   про
невозможность плодотворной работы и отдыха в гостиничных условиях, про то,
что не прочь снять комнатенку, а она обещала разузнать, и  он  сказал  ей,
что ждет ее завтра к полудню. И вот - Тоня здесь.
   - Оперативно вы, - промямлил он.
   - А что тянуть? Дом большой, две комнаты. Что  ей?  Она  и  согласилась
сразу.
   - Да, - сказал Визин. - Очень обязан. Я обдумаю. Признаться,  как  снег
на голову. Не успел подготовиться. Не думал, что вы - так скоро.
   - Бабушка хорошая, спокойная, - любовно проговорила Тоня. - Вы ее и  не
услышите.
   - Отлично...
   Голос ее, движения рук, мимика  -  все  сегодня  было  иным;  она  была
раскованнее, свободнее, и все ее маленькие  отнекивания,  стеснительности,
нерешительности, когда, например, он усаживал ее и наливал кофе,  были  не
то чтобы наигранными, ломанием каким-то, а скорее, данью этикету - так, по
крайней мере, виделось Визину. И он подумал  не  без  самодовольства,  что
вряд ли бы она так старалась, вряд ли так запросто пришла бы, если  бы  он
был ей неприятен.
   - В общем, когда решите - скажете.
   - Да! - Он бодро поднял рюмку. - Надо восстанавливаться. Чтобы  быстрей
решать. Мы ведь вчера с вашим Николаем Юрьевичем...  Ну,  вы  видели  нас,
сердечных.
   - Вчера вы все время смешили. - Она засмеялась негромко.
   - Это со мной бывает! - скривившись сказал он. - Давайте!
   - Я не привыкла.
   - И не надо. Просто  -  за  компанию.  Ну  как  одному,  а?  Алкоголизм
какой-то получается. Может, вам страшно? Опасно? -  Он  встал,  подошел  к
двери и повернул ключ. - Все. Товарищ ученый занят. Товарищ ученый спит, у
него сонная болезнь.
   Она посмотрела на него  -  сначала  вскользь,  потом  несколько  дольше
задержала взгляд, и в нем были недоверие и вера, и  любопытство,  и  искус
одновременно. Потом рука ее с опаской потянулась к рюмке.
   - За бабушку! - провозгласил он.
   Она пила маленькими глоточками, морщилась и фыркала,  и  это  уже,  как
отметил Визин, не было данью этикету.
   Потом они опять говорили, и он опять смешил, и она смеялась, поглядывая
на дверь, и он опять уговаривал ее выпить, а потом уговаривал  перейти  на
"ты"... Потом они оказались в постели, и Визин был пылок и раскован, а она
была податлива, и ему казалось, что он никогда еще не был так счастлив.
   Красные шторы обозначали зной и отторженность. Предательница дверь тоже
обозначала отторженность, но она все же оставалась предательницей: за  ней
то и дело возникали и пропадали шаги; а за шторами была тишина,  там  было
пространство.
   Тоня спала, сунув под щеку сложенные ладони; из  раскрытого  алого  рта
выползала слюнка и стекала на подушку. Визин улыбнулся; он почувствовал  к
ней   что-то   вроде   нежности.   Затем   он   почувствовал    горделивое
удовлетворение.
   "Черт возьми! И ты смог решиться? Смог и посмел?"
   "А в чем дело? Девке двадцать шесть лет. Слава богу..."
   "Но - муж! И, может, дети..."
   "Я тоже муж. И у меня есть, - официально, по крайней мере, - жена. И  у
нас - дитя... Она сама пришла. Она решилась. И я решился. Я разве евнух, а
она кикимора какая-нибудь?"
   "А представь, что Тамара твоя, поехавшая в горы на поклонение Рериху...
И рядом этот, "подающий  несметные  надежды",  который,  видимо,  тоже  не
евнух..."
   "Тамара уже не моя. Но я могу представить".
   "Обычный у тебя гостиничный романчик,  брат  Визин,  коллега.  Обычный,
банальный".
   "Это еще надо посмотреть, насколько обычный и банальный..."
   Потом она проснулась, натянула одеяло на голову, выглянула  с  опаской.
Он улыбнулся, быстро поцеловал ее.
   - Будут стучать - не открывайте, - шепотом попросила она.
   - Не бойся... Хочешь пить? - Он встал, подал ей неиссякаемый кофе. - Ты
мало спала. Когда тебе опять на смену?
   - Послезавтра. Успею выспаться. - Она села,  обхватила  колени.  -  Ой,
дура-дура, господи...
   - Ладно, - сказал он. - Если ты дура, то и я дурак. Два сапога - пара.
   - Вы - другое дело.
   - Никакое я не другое дело. - Он прихлебывал кофе и  наблюдал  за  ней;
она смотрела мимо него, на красные шторы.
   - Вам-то что.
   - Тут для нас разницы нет.
   Они разговаривали полушепотом.
   - Ой, да что там... Вы не беспокойтесь: я выйду - никто не заметит.  Не
заметили же, как пришла. У них будет планерка, а я  -  через  черный  ход.
Ключ у меня есть.
   - Ловкая ты. Дома-все в порядке?
   - А что дома?
   - Ну... родители, муж...
   - Нету у меня никакого мужа.
   Визин  поперхнулся,  отставил  стакан.  По  коридору  кто-то  протопал,
кашляя, и они еще больше приглушили голоса.
   - Как нету, Тоня? Ты же...
   - Нету. Я вам просто так. Для весу, как говорится.
   - Да не называй ты меня на "вы"!
   - Ну как же...
   - Просто смешно ведь! Но погоди, какой  же  вес  оттого,  что  замужней
сказалась? Убей, не пойму.
   - Если - женщина, - рассудительно начала она,  -  ну,  муж  там,  дети,
тогда совсем другое отношение. Когда - девчонка, ее  можно  и  замужеством
приманить, и наобещать, и разное-всякое. И  бывает  -  верят.  А  когда  -
женщина, то другое дело. Тут притворяться не надо. Что  тут  обещать?  Чем
соблазнить? Тут уж одни настоящие чувства.  И  вообще,  к  женщине  больше
уважения. Известно - не дура уже. Если, конечно, понравилась. - Она  вдруг
устыдилась своей откровенности, фыркнула. - Вот понесло... Все ваш коньяк.
   - Любопытная постановка, - сказал Визин кисло; ему вообразилось  бурное
и пестрое Тонино прошлое. А она, словно  прочитала  его  мысли,  принялась
разубеждать.
   - Вы, конечно, думаете, что вот, мол - прошла огонь и медные  трубы.  А
ничего подобного я не прошла. Просто наслушалась да насмотрелась. Было и у
самой, конечно... Давно, лет пять назад, как только сюда устроилась: тетка
перетянула, она тут много лет работает. Только, бывало, и слышишь от  нее:
ищи мужика да ищи  мужика,  не  теряй  времени.  Я  после  десятилетки  на
маслосырзаводе работала, а потом согласилась - сюда. В общем-то,  конечно,
и веселей тут и легче. Две смены работаешь,  две  отдыхаешь.  Хорошо.  Так
вот, наслушалась тетку и прямо уже замуж собралась. Знаете, как  бывает...
Тебя пустоголубят, а ты мечтаешь, развесила уши... Короче говоря, ни любви
не было, ничего, а вляпалась... Но - было и прошло:
   "Пусть гостиничный романчик, - подумал он. - Пусть обычный и банальный.
Но мне - хорошо! И пусть даже получается, что меня опять выделили..."
   Он опять говорил. Он распалился и сказал, что на  все  надо  плюнуть  и
спокойно выйти вместе. Пусть все смотрят. Он  убеждал  ее,  сознавая,  что
несет чушь. А она мягко отвечала, что делать такого не следует,  что  "это
неудобно", что тогда переселиться к бабушке уже никак нельзя.  А  что  же,
возразил он, им так все время и прятаться, или она не придет больше?  Нет,
сказала она, она придет, но прятаться надо и  ничего  плохого  нет,  когда
прячутся, потому что никому про их отношения знать  не  надо,  кому  какое
дело, и когда он уедет, то так ничего никому и не будет  известно,  и  это
правильно - будет спокойнее и лучше. А если бы, спросил  он,  не  было  бы
просьбы узнать про комнатку, она бы не пришла? Пришла  бы,  ответила  она,
никуда бы не делась, ведь ясно же было, что приглашал он не  только  из-за
комнатки, - комнатка ведь предлог, она понимает, хотя понимает также,  что
у бабушки ему было бы лучше, - то есть пришла бы она все равно, ключ-то от
черного хода у нее есть. И он обнял ее крепко и ревниво спросил, зачем  ей
вообще ключ от черного хода. А затем, сказала она, что  время  от  времени
она удирает с дежурства, - в кино, например, - когда делать  тут  особенно
нечего, ведь Светлана Степановна ни за  что  не  отпустит,  хоть  в  ногах
валяйся, хоть совсем-совсем нечего делать:  сиди,  авось  понадобишься,  а
сколько раз удирала - ни разу не понадобилась.
   А  насчет  переселения  к  бабушке,  сказал  он,  ему  надо  хорошенько
подумать. На день-два - смысла нет. Смысл есть - на более  солидный  срок:
две-три недели, месяц. И вот он должен окончательно  решить,  сколько  ему
здесь оставаться; он должен  поговорить  с  редактором  Бражиным  Василием
Лукичом, еще кое с кем - от этого зависит, сколько он тут пробудет. Потому
что ему обязательно надо в Рощи, а потом и дальше,  и  данное  путешествие
требует основательной подготовки.
   Она кивала согласно.
   - Ваша жена, наверно, красивая, - мечтательно сказала она.
   - Да, наверно, - неохотно ответил он. - Говорили, что красивая. Но  она
больше не моя жена. И давай не будем об этом.  Сейчас  это  ровным  счетом
ничего не значит.
   - Я понимаю, - сказала она и сама поспешила сменить  пластинку.  -  Тут
меня девчонки с маслосырзавода допекают,  чтобы  я  уговорила  вас  у  них
побывать, выступить.
   - Зачем?
   - У них там клуб свой. Маленький такой клубик. - Она усмехнулась. -  Да
просто им на вас поглазеть охота.
   - Ну и дела, - сказал он. - Прима-балерина прикатила.
   - Вы их не знаете!
   - Перестань же выкать, Тонечка, милая! - взмолился он.
   - Вы их не знаете, - повторила она, словно не слыша его. - Они вас  про
научное будущее спросят, про инопланетян.
   - Интересуются, стало быть...
   - А тут все - прямо будто помешались на этом. Особенно после того,  как
лектор один приезжал и фильм показывал.
   - Лектор, фильм плюс Андромедов.
   - Ну, Николай Юрьевич сам по себе.
   Ему было теперь странно, что она называет Андромедова, который одних  с
ней лет, по имени и  отчеству,  и  он  гадал,  чем  мог  этот  рыжий  Коля
завоевать такое особое к себе отношение.
   - А уж если плюс, - добавила она, - то главный плюс - это когда явление
над Хохловым было. Деревня такая есть.  Полночи  там  что-то  светилось  в
небе, круг какой-то. Светло, рассказывают, как  днем  было.  И  из  других
деревень видели.
   - Давно это было?
   - В позапрошлом году. Писали потом  куда-то  там.  Комиссия  приезжала.
Походили,  поспрашивали  и  уехали.  На  том  все  и  закончилось.  Ну,  а
разговоры, конечно... И по сей день идут. Вот теперь поговорят про ураган.
А потом опять про круг тот начнут. Круг все же диковинней урагана, хотя от
круга никакого вреда не было... Бабушка у вас обязательно спросит, что тот
круг значит, вот увидите.
   - Я ей ничего, к сожалению, ответить не могу.
   - И не надо. Я ей скажу, чтоб и не спрашивала... Между  прочим,  тут  у
нас и еще одно явление было. Это уж совсем чудеса! Гудков  такой  есть,  в
межколхозлесе работает, на складе. Так вот,  идет  он,  вроде,  по  улице,
светлый день кругом, и встречает самого себя. Представляете?  Ну,  тут  бы
посмеяться и все, и никто бы Гудкову не поверил - он заложить за  воротник
любит. Но главное -  и  другие  видели.  Человека  четыре  видело.  Стоят,
значит, друг против друга два Гудкова - ну точь-в-точь копия один  другого
- и разговаривают.
   - И о чем они разговаривали?
   - Гудков говорит, - ну, тот, настоящий  Гудков,  -  что,  мол,  другой,
вроде, стыдил его, что неправильно, мол, живет, ведет себя, распустился  и
все в таком духе.
   - А куда он потом делся? Тот, другой?
   - Кто его знает... Пропал и все. Наш Гудков  с  тех  пор  будто  слегка
пришибленный стал... Ой! - спохватилась она. - Мне ж бежать надо! У них же
давно планерка идет!
   - Ну вот. А ты говорила, что про  Долгий  Лог  рассказывать  нечего,  -
проговорил Визин померкнувшим голосом. - Ты не можешь остаться?
   - Мне сейчас надо! - Она просительно взглянула на него. -  Правда...  Я
потом все доскажу.
   - Хорошо. - Визин встал. - Я посмотрю, как там, в коридоре.
   - Не надо. Я сама. Я знаю. -  Она  села,  кутаясь  в  одеяло;  лицо  ее
зарделось. - Не смотрите... Мне одеться...
   Он ушел в другую комнату, и когда  вернулся,  Тоня,  одетая,  стояла  у
двери и прислушивалась. Он приблизился, коснулся губами ее шеи, прошептал:
   - Буду тебя ждать.
   Она кивнула и, повернув ключ, выскользнула за дверь.
   Он остался стоять посреди комнаты; в мыслях был хаос.


Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг