Потом хлопнула дверь, кто-то что-то громко сказал, и музыка оборвалась,
но она оборвалась только за стеной, а не в нем, Визине. Долго еще он
лежал, не желая и боясь шевельнуться, цепляясь за отзвуки мелодии в себе,
напрягаясь и силясь как можно дольше протянуть только что пережитое, и это
ему удавалось, и порой казалось даже, что музыка усиливается.
"Когда мне в последний раз хотелось плакать? - подумал он. - Что же
такое со мной происходит?.."
Он нехотя поднялся. Солнце, низко повисшее над дальними берегами, из
последних сил рвалось в окно; лодка с рыбаком стыли на месте, под ними
висели их опрокинутые двойники. Визин затянул шторы, и скрежет колец о
штангу показался мерзким и кощунственным. Стало сумрачно.
Визин постоял возле стола; лицо его было обращено к карте, но он не
видел карты. Он вдруг догадался, что испытанное им два месяца назад, когда
он вышел ночью на балкон и увидел небо, и испытанное только что в связи с
этой музыкой из-за стены, - звенья одной цепи. Но что за цепь, что за
звенья, и каковы те, которые расположены между ними, и где начало и конец
цепи, - все это объяснению не поддавалось.
Он выглянул: по коридору хозяйским шагом двигалась Тоня.
- А мы думали, что вас нету, - сказала она. - А к вам Николай Юрьевич
приходил.
- Какой Николай Юрьевич? - с досадой спросил Визин.
- Николай Юрьевич! Из газеты. Андромедов.
- Андромедов?!
- Ну да! А мы думали, вас нету. Дверь замкнута. А Светлана Степановна
говорит, что не видела, когда вы возвращались. - Тонины глаза беспокойно
бегали, они реагировали на каждый звук; ей определенно не хотелось, чтобы
кто-то видел ее беседующей с ним в пустом коридоре.
- Вы правильно думали, - сказал Визин. - Я спал. А это все равно, как
если бы меня не было. А потом, мы ведь с вами договорились, что меня ни
для кого нет.
- Ага. А Николай Юрьевич сказал, что еще зайдет.
- А меня нет.
Она улыбнулась.
- Мне надо основательно отдохнуть. Кажется, я здорово устал.
Потрясающая сонливость! Кажется, не просыпался бы.
- Бывает. Я скажу Николаю Юрьевичу.
Она пошла дальше, а он вернулся к себе, сел к окну и слегка раздвинул
шторы. Солнце закатывалось. С каждой минутой свет меркнул, лес на той
стороне озера превратился в сплошную темную многогорбую полосу. Рыбак и
его отражение были неподвижны. Это было совсем не похоже на акварель жены
"Закат над озером".
"Когда же этот Николай Юрьевич собирается зайти? Ведь уже около десяти.
Он что, ночью наносит визиты? Или это тут в порядке вещей? А может,
считается, что светила науки ночью не спят?.. А ресторан, интересно, тут у
них до какого часа открыт?.."
Он привел себя в порядок, поприхорашивался перед зеркалом, вышел. Тоня
шла теперь с другого конца коридора.
- Есть блестящая идея, - сказал он решительно. - Идемте в ресторан!
Приглашаю составить компанию.
Она засмущалась, улыбнулась, обнажив красивые зубы.
- У меня ж смена... Да и убил бы муж, если б я...
"Мужа" он никак не ожидал. Последовало несколько противоречивых
ощущений, прежде чем он смог собраться и сказать:
- Простите, не знал, что вы замужем. Не скажешь, глядя на вас. Потом,
вы так говорили про скуку здесь, про танцы...
- И замужним бывает скучно, и они ходят на танцы...
Они пошагали по коридору; она - подчеркнуто на расстоянии, даже
чуть-чуть сзади.
- Так бы, значит, сразу и убил? - спросил он.
- Может, и не сразу. - Она засмеялась негромко. - Ну, а Светлана
Степановна?.. Сами поникаете. Смена моя кончается только в двенадцать. Да
и в ресторане... Все всех знают.
- Жаль, - сказал Визин. - Придется трапезничать одному.
- Ой, - сказала Тоня, - там вы не соскучитесь. - И шмыгнула в какую-то
дверь.
Убегая, она как-то странно взглянула на него, и он решил, что у него
что-нибудь неладно во внешности. Он остановился перед коридорным зеркалом
и увидел, что воротник рубашки слегка помят. Пришлось возвращаться. Он
достал из чемодана новую рубашку, но и она была мятой. Он пошел в
гладильню. Там грузный мужчина в трусах, обливаясь потом, орудовал над
разобранным утюгом; рядом лежали недоутюженные брюки.
- Что у них тут за техника, бес его знает...
- А другого нет? - спросил Визин.
- Все поломаны. В починку сдали, говорят.
Визин сел ждать. Заглянул еще кто-то; посмотрел вздохнул.
- Да. Из дерьма конфет не сделаешь.
- Почему же? - не отрываясь от работы, ответил мужчина в трусах. -
Сделать можно, только они будут невкусными.
Пессимист вышел.
- Сейчас он у нас пойдет, - добродушно сказал мастер.
Визин встал, обошел гладильню, выглянул в окно; отсюда тоже было видно
озеро, другая его часть, менее, как показалось, живописная и уже с тремя
неподвижными лодками.
- Рыбаки тут, я смотрю, несгибаемые, - сказал Визин.
- И удачливые, - отозвался мужчина.
- Богатый, значит, водоем.
- Пока еще богатый. Хоть и рыбнадзора, считай, нет.
- Свободный промысел?
- А что рыбнадзор? Охрана, скажу я вам, только приманка для вора. А они
сами себе охрана.
- Можно только приветствовать.
- У них тут всяких добровольных обществ - пруд пруди. Вы посмотрите на
плакат.
Визин обернулся: на стене у двери висел крупный плакат. Он весь был
испещрен цифрами - названия и численный состав добровольных обществ
(пчеловоды, садоводы, рыболовы, охотники, травники, грибники, прикладники
и так далее), население городка и его средний возраст, количество озер в
районе, площади различных угодий, браки и рождаемость,
сельскохозяйственные достижения, ежегодное число гостей, число
кинофильмов, концертов, выпускников школ и сельхозтехникума, и еще, и
еще... У Визина зарябило в глазах.
- На первый взгляд думаешь: зачем? - продолжал словоохотливый мужчина.
- А потом оказывается - интересно. Этакая объемная и разносторонняя
картина жизни. Только вот почему она висит в гостиничной гладильне, ума не
приложу.
- Да, действительно, - усмехнулся Визин и подумал: надо расспросить
Тоню.
- Ага! - сказал мужчина. - Нагревается, капризник. - И подождав
немного, стал доглаживать брюки. - Попробуйте-ка всю эту статистику
запомнить!
- А для чего ее запоминать?
- Ну хотя бы для интереса. Приедете домой, расскажете.
- Можно записать, - сказал Визин.
- Можно, - согласился его нечаянный собеседник. - А можно и запомнить.
Есть такая наука - мнемотехника. Наука о том, как можно быстро запомнить
множество разных сведений. Названа по имени богини памяти Мнемосины.
Специалисту мнемотехники запомнить весь этот плакат - дважды два.
- Вы специалист по мнемотехнике?
- Нет. Я агроном. В командировке. Здесь они перспективный сорт ячменя
получили. А мнемотехника - увлечение. Но только... Не нравится мне
запоминать цифры, не очень я к ним, так сказать, расположен. Конечно, в
моей профессии без цифр невозможно, и многое надо держать в памяти. И
все-таки... не лежит душа. Все цифры, цифры, счет...
"Боже! - чуть ли не с каким-то суеверным страхом подумал Визин. -
Сейчас заведет про математическое искривление. Кто их на меня напускает? А
может быть, раньше я просто не замечал?.."
- Мы любим цифры и числа. Безмерно. Но подумайте вот в каком
направлении. Все наши цифры - километры, кубометры, тонны, баррели и тому
подобное, с добавлением к ним любого земного количества нулей, по
сравнению с космосом - чистейший вздор, мелочь, пыль, то, что как говорят
математики, практически нечего и в расчет принимать. И в этом контексте,
перефразируя известные слова, Наш микрокосм не имеет аналогов в
макрокосме. Да и имеет ли вообще?
- И все-таки мы живем на Земле, - сказал Визин.
- Да, и все-таки мы живем на Земле. Это достоверность. И, конечно,
исходить надо прежде всего из нее. И все же, и все же... Как-то грустно
становится, когда сравнишь... когда видишь наши цифры крупным шрифтом...
Все. Закончил. Пожалуйста. Не выключать?
Мужчина оделся.
- Извините за болтовню. Не молча же сидеть...
Они распрощались, и больше этого агронома Визин не встречал никогда.
Ресторан оказался вполне симпатичным: простор, широкие проходы между
столиками, высокий потолок, все деревянное, с претензией на последнее
слово дизайна, расписанные под ультрамодерн стены, голубые, лоснящиеся
одеяния официанток. Стоял довольно сносный гам; меломан пел голосом
Ротару:
Мы ей подарим два крыла,
Чтобы она у нас крылатая была...
Визин облюбовал столик подальше от меломана, в углу, у окна. Окно было
открыто, и в него струился свет потухающего заката и втекала озерная
прохлада - наконец-то прохлада. И сразу же требовательно, даже воинственно
захотелось есть.
- Салат из помидоров - два раза, - нетерпеливо сказал он меланхоличной
шоколаднолицей официантке. - Отбивная - два раза. Водки - двести граммов.
И что-нибудь попить.
Она записала - не спеша, отчетливо, крупными буквами.
- Может, это еще не все, - предупредил он. - Может, я еще захочу. Дико
проголодался. Спешить некуда.
- Значит, добавите. - Она улыбнулась, удалилась неторопливо и плавно и
- вот уже с полным подносом плывет назад.
"Это я понимаю! - возбужденно думал он, глотая слюну. - Это - Долгий
Лог! В два счета! И без спешки. И - никаких томлений-ожиданий. То есть,
тут вам, граждане коллеги, не крупный научно-культурно-промышленный центр.
А воздух-то! Вы, коллеги, уже позабыли, что бывает такой воздух..."
Все было изумительно вкусным: и помидоры, и отбивные, и гарнир, и водка
- да, и водка! - дома он никогда не пивал такой водки, такой приятной и
холодной. "Это я понимаю!"
Визин увлекся, заказал еще; окружающее заискрилось, стало уютным,
ненавязчивым - этаким кисейным фоном. А когда оно, окружающее, опять
прояснилось, и загорелись притушенные по современному бра, и меломан все
настойчивее обязывался подарить два крыла, "чтобы она у нас крылатая
была", перед Визиным оказался тонкий молодой человек в белой льняной
рубашке, с золотистым галстуком; он тоже ел и пил.
Молодой человек был рыж, кареглаз и краснощек; филигранное лицо его
выражало сосредоточенность и прилив гастрономических чувств; судя по тому,
насколько он возвышался над столом, он был невысокого роста. Он то и дело
шмыгал носом. На стуле возле него покоился пузатый черный портфель.
Этот-то портфель, - да еще, пожалуй, шмыганье носом, - и позволили
Визину восстановить картину; как он подошел, как спросил - вежливо и
деликатно - про свободное место, как поблагодарил, сел и так далее.
Произошло все совершенно обычно, косвенно как-то, потому что Визин был
углублен в ужин, и теперь вот только восстановилось ясно и осозналось:
сидит рыжий молодой человек и кушает, а рядом какой-то дурацкий портфель,
и значит, он, вероятнее всего, местный, а не приезжий, потому что зачем
бы, скажите пожалуйста, приезжему тащить из гостиничного номера в ресторан
портфель, и зачем вообще он сел сюда, нет, что ли, свободных столиков, а
впрочем, пусть сидит, если охота; но с другой стороны, зачем местному тут
ужинать, что у него дома нет, что ли, или уж оригинал какой-нибудь. Нет, в
самом деле! Важный повод? Холостяк?..
У Визина сделалось очень благодушное и размягченное настроение - он
отлично поужинал, голова слегка кружилась, было хорошо и безмятежно, и к
тому же, достаточно прохладно после этого ужасного пекла сегодня. Он
оглядел зал: там за четырехместным столиком сгрудились шесть или семь
персон, что-то лихо обсуждают - похоже, рыбалку: так характерно разводят
руки; там, кажется, семейное торжество; там - группка молодых, долговязых
ковбоев и ковбоиц - вот, и такие тут есть... Преимущественно, конечно,
местная публика, без сомнения. А приезжие - особнячком, по одному, по два
- этих сразу отличишь: и по костюмам, и по манерам, и по выражению лиц.
Например, вон та, темноволосая и красивая женщина с усталым лицом - она
явно залетная; или вон тот скорбный азиатский юноша, робко выглядывающий
из-за стакана с компотом. Вроде бы, с этой женщиной и этим юношей летели в
одном самолете, в последнем. "Видна разница, видна, - самохвально подумал
Визин. - Местные, не местные - как на ладони. Я всегда был неплохим
физиономистом".
Рыжий все-таки смущал. Он, судя по всему, местный, но что-то и
противилось окончательному заключению. Почему, позвольте спросить,
праздничный галстук, белая рубашка? Кто так ходит на работу? Разве что в
какую-нибудь контору? Да и в контору так вряд ли ходят. А если он щеголь?
А какая может быть работа в конторе до такого часа? Задержался? Планы,
отчеты? Какие отчеты в начале июля? А что как он не местный вовсе, приехал
и в гостинице ему отказали? Вот он мается со своим портфелем... И все же
он не похож на мающегося - такая отутюженность, краснощекость... Нет, он
все-таки местный: так смотрел на официантку, так заказывал, так говорил...
"Да ну его к шутам, - отмахнулся Визин от докучливых рассуждений. - Тоже
нашел проблему..." И кивнув официантке, заказал еще водки и чаю... И
спустя минут десять, ему захотелось вдруг поговорить с рыжим, и они начали
говорить, и рыжий тоже заказал водки и чаю, и Визин тоже еще заказал, и
тот тоже...
Они уже говорили, как два человека, понимающие друг друга с полуслова,
и молодой человек был очень восторженным и оживленным, и наконец, пожав
друг другу руки, они познакомились: "Коля" - "Визин. Герман Петрович".
- Вот, думаю, портфель. Портфель - это факт. Это, так сказать, улика!
Ха-ха-ха-а-а...
- Ха-ха-ха! Верно, улика, очень даже верно.
- Значит, думаю - местный.
- Резонно, ха-ха-ха!
- А почему, собственно, так поздно с портфелем?
- Да в конторе задержался!
- Вот именно!
- Ха-ха-ха!
- Ха-ха-ха!
- Вот, Коля, что значит физиогномика!
- Да! Это - наука, наука, что бы там ни говорили!
- Наука, определенно! Прежние мнения пересмотрены...
- Ой, Герман Петрович! - обмирая от восторга, нараспев говорил рыжий. -
Ой, как это здорово! Наука! Если только вдуматься! Вы себе представить не
можете, как я уважаю науку! Не только, конечно, физиогномику...
- Ну, в настоящее время любые отрасли...
- Да! Да! А ведь некоторые отрицают роль науки, ее вес! Ну как же так?
Это же ведь... Вы, как передний край...
- Нет, Коля! Нет. Я, конечно, ценю ваше благоговение и тому подобное,
но... Вы имейте в виду... То есть я уже, можно сказать, безработный.
Передний край уже не я, уже все...
- Я понимаю, Герман Петрович, почему вы... Вы не подумайте, что я так
просто, досужий интерес, формальный этикет... Нет! Я - серьезно. Я знаю:
наш век - век науки и техники. Когда такие усилия ученых, внедрение в
такие области...
Визин в какой-то момент заметил на стене русалок. Да-да, этот
супермодерн - это, оказывается, выглядывающие друг из-за дружки русалочки,
русалки и русалищи, разных обличий и конфигураций.
- Местный художник! - Коля моментально переключился с науки. -
Самородок, в известном смысле.
- Вот бы ни за что не подумал, что местный, - сказал Визин. - Такое
воображение, такая фантазия! И мысль, мысль! Я не хочу, конечно, сказать,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг