плешивый телепат, ревнители преобразования фауны, худощавый Дон-Жуан на
пенсии и его златоверхая спутница, радиограмма - все мельтешило, бурлило,
гудело, никак не желая укладываться в памяти... Визин поспешно поднялся и
обшарил все карманы, все, что можно было обшарить, - радиограммы не
было... Сейчас он вспомнил, что прочтя ее там, в самолете, опустил руку с
ней на колени, а второй рукой взял протянутую стюардессой таблетку, после
чего наступило какое-то иное бытие... Возможно, он обронил этот листок с
текстом, или его забрала та странная стюардесса...
Визин сел. Он опять и опять воспроизводил в памяти события минувших
суток, прокручивал по нескольку раз одно и то же, пытаясь отыскать что-то
такое, что сделало бы все случившееся логичным, а значит, и более
устойчивым. Но ничего такого отыскать не удалось... Этот фрукт, что
прислал ему вырезку из газеты "Заря", явно местный: на штампе того письма
значилось "Долгий Лог", хотя и не было обратного адреса; не исключено, что
сам автор заметки и прислал ее, этот с луны свалившийся Н.Андромедов,
которому редактор обещал выговор. Но откуда Н.Андромедову может быть
известно про Визина, про его интересы и дела?..
Да, тверди не было не только под ногами, но и в душе.
Вот что наполняло его в эту минуту: жизнь, какой она была до сих пор,
закончилась, резко оборвалась, словно он рухнул с обрыва и лихорадочно
замахал руками, как неумелый пловец, имея весьма смутное представление о
собственных силах и направлении движения.
"Мосты сожжены, путей к отступлению нет, я - скорлупка на стремнине, и
неизвестно, куда меня вынесет, и ничего нельзя сделать, чтобы это стало
известно. А значит, об этом и думать нечего. Правильно тогда, в самолете,
решил. Зачем, в самом деле, думать? Я свободен. Никем и ничем больше не
связан. Со мной происходят вещи, которые обычным путем не обдумываются, не
объясняются, то есть обычное, традиционное думание тут не годится, а я
научен думать только обычно. Так что - пускай "скорлупка", пускай
"стремнина". По крайней мере, до поры до времени..."
И все же не думать было невозможно. Не давали покоя сюжеты. Ну,
например, сюжет под названием "я - не зав. лабораторией". Или - "я - не
газолог, не ученый", "я не муж Тамары", "я - свободный путешественник".
Или - "как начать жить заново", "самолетная эпопея", "Лина"... Целый
реестр сюжетов, которые, возможно, следовало бы основательно разработать,
чтобы они прочно закрепились в сознании, осели в нем надежным пластом, на
котором смогли бы взойти новые произрастания.
Думалось, вопреки стратегическим установкам, и о более конкретных,
прозаических вещах, как то: еда-питье, крыша над головой, куда пойти и что
делать, когда торчать тут станет невмоготу. Обнаружился также сюжет,
оказавшийся на первый взгляд дурацки-примитивным: "что я умею делать". И
затанцевали варианты: истопник, почтальон, подсобник в магазине, счетовод
в сберкассе, агент госстраха и так далее. И захотелось вдруг задать
каверзный вопрос нашим романтическим педагогам: все ли, дескать, вы,
товарищи, сделали для того, чтобы закрепить в головах ваших питомцев
пренебрежение к "низким" профессиям...
Визин расшторил окно.
Жилище оказалось очень милым: две комнатушки, крохотная прихожая,
ванная, шкаф, холодильник, телефон, радиоприемник - благодать да и только.
А в большие, чуть ли не во всю стену, окна светило утреннее солнце и
виделось широкое озеро с лесистым противоположным берегом и белейшими
кучерявыми облачками над ним и в нем.
Визин нажал клавишу - передавали про сенокос. Быстро закруглились и
сообщили время: половина одиннадцатого. Визин перевел часы. Запел Эдуард
Хиль. Визин выключил радиоприемник. "Ну вот, - вслух произнес он, - ты и
прибыл, Кудеяр. Вот и начинается..."
Он обошел свое жилище, посидел на диване, в креслах и на стульях. В
ванной оказалась и горячая вода. "Так, брат Визин, коллега! Вот ты и в
Долгом Логу. И тебя здесь ждали. Дурных нема, как утверждает вахтер дядя
Саша в далеком НИИ далекого города. Забронировали лучший номер. Улыбка
администраторши. Скоро, очевидно, позвонят. Не отвечать, пусть телефон
хоть разорвется. Конечно, глупо не отвечать, когда всем известно, что ты -
тут. И все же: не отвечать. Пока. И чтобы не искушаться - отключить.
Решено".
Визин вооружился дорожным ножичком, снял колпачок подводки, отсоединил
проводок, загнул его, отвел понадежнее от клеммы, поставил колпачок на
место. Снял трубку, послушал - телефон был мертв.
Потом он пошел в ванную, приготовил прохладную воду, погрузился в нее и
долго лежал, отмокая и остывая. Как ни странно, манипуляции с телефоном
придали ему уверенности, настроение улучшилось. Выйдя и переодевшись, он
почувствовал себя почти совсем бодро и деловито, и к карте, что висела на
рейке над радиоприемником, тоже подошел бодро и деловито.
Это была карта области. От железнодорожной станции до Долгого Лога -
220 километров. Так говорили в самолете. "Вот какие расстояния, - подумал
он. - Не мудрено, что здесь еще не все разнюхано".
Он сел за стол, сложил, как школьник, руки перед собой, опустил на них
голову и зажмурился.
Ему примерещился гигантский гейзер; толстая струя горячей воды с ревом
уходит в небо, а вокруг расползаются желтоватые ядовитые испарения и
клубясь обнажают в мутной парящей жиже скользкие женские тела с рыбьими
хвостами... Кто-то через томительно равные промежутки магнитофонным
голосом повторяет "не подходите... не подходите..." Визину мучительно
хочется подойти, и он, презрев запрет, подходит, его окутывает желтое
облако, и он вначале осторожно, а потом отчаянно, смело, полной грудью
вдыхает... И - все исчезает. И сам он исчезает, превратившись во что-то
бестелесное, летучее, как пар или газ, бесцветный, неуловимый. И вот эта
новая субстанция свободно перемещается в пространстве, просачивается
сквозь камни, стволы деревьев, землю, и она все видит и слышит, а ее не
видит и не слышит никто...
Лицо его заливал пот, и он потянулся за полотенцем, и замер, потому что
раздался стук в дверь. Через несколько секунд стук чуть слышно повторился.
- Да!
Вошла горничная.
- Здравствуйте. Я вас не потревожила?
- Ничего, - сухо отозвался Визин.
- Светлана Степановна послала узнать, может, вам чего-нибудь нужно.
- Кто такая Светлана Степановна?
- Так администратор же!
- Ага.
Визин стал ее разглядывать. Она была невысокой, плотной, миловидной,
приоткрытый рот обнажал ровные, голубовато-белые зубы; у нее были длинные
глаза, в которых таилась неуверенность.
- Передайте Светлане Степановне, мне нужен проводник по тайге.
Девушка растерянно заморгала, покраснела.
- Ладно, - сказал Визин и отшвырнул полотенце. - Пекло тут у вас...
Прямо Каракумы какие-то...
- Правда! - Она облегченно вздохнула; постоялец все же, кажется,
человек нормальный. - Давно не было такого лета. Даже старики удивляются.
"Я буду верить в русалок, - подумал Визин. - Да-да, в русалок и в
стариковские приметы, и буду напиваться, и приставать к женщинам, и
заверчу роман, и черт с ним со всем..."
- Кто забронировал для меня номер?
- Василий Лукич. Бражин.
- Редактор "Зари"?
- Ага.
- А как Светлана Степановна узнала, что я - именно тот самый Визин,
которого ждали?
- Ну как же! Светлана Степановна давно работает... Различает... -
Круглое лицо ее и шея опять заалели.
- Как вас зовут?
- Тоня.
- Значит, так, Тоня. Пока всем говорите, что его, мол, нет в номере. Я
хочу отдохнуть. Договорились?
- Ага.
- Садитесь! - приказал он.
Она послушно села, положив на колени руки.
- Раз уж Светлана Степановна послала вас ко мне, то расскажите про
Долгий Лог.
- Что рассказывать? - Она была смущена.
- Все.
- Прямо не знаю, как... У нас тут недавно такой ураган был, страшно
вспомнить. Три дня назад. Я такого никогда не видела. И старики не
припомнят. Вот иной раз по телевизору показывают, в Америке там, или еще
где. А если бы наш показали, так еще страшней было бы. Вы не поверите,
настоящее светопреставление. - Впечатления от урагана были, кажется,
сильнее, чем смущение перед важной персоной.
- То-то, - сказал Визин, - когда я ехал из вашего аэропорта, смотрю,
вокруг все словно нарочно разворочено.
- Что вы! - возбужденно подхватила она. - И лес повалило, и крыши
посрывало, заборы, столбы. Я как раз у бабушки картошку полола. Жара
стояла - жгло прямо. Дней шесть уже такая жара. И тут, смотрю, туча.
Солнце закрыла. Ну, думаю, сейчас ливанет. А ветер как пошел, как пошел -
прямо несет, с ног валит. Я чуть до дому успела добежать. Только на
крыльцо, а оно тут и началось! Кусты за огородом, смотрю, гнутся, все
ниже, ниже, прямо распластались. И тут - бах! - черемуха рядом с домом
росла, старая уже, - так пополам ее, как спичку. А у соседей, смотрю,
крыша поднялась, потом перевернулась и - хрясь наземь. Господи! Ну, думаю,
и у нас сейчас, у бабушки. Но - выстояла. Потому что соломенная, старая. А
которые шиферные - так хоть кусочек, хоть шиферинку да отдерет. Грохот
стоял - не передать. И так - минут сорок. Даже картошку повалило.
Представляете? Всю ботву, все вообще - как катком...
Она уже рассказывала чуть ли не взахлеб, с охами и ахами, уточнениями и
повторами, - событие, вероятно, было в самом деле из ряда вон. Но Визин в
какой-то момент поймал себя на том, что не столько слушает, сколько
разглядывает ее. Она, наконец, заметила, сбилась, опять покраснела, и он,
сделав вид, будто ничего не произошло, спросил:
- Жертвы были?
- Точно не знаю, но говорят, вроде...
- Вон, выходит, какие у вас опасные места.
- Да нет, это редкость. Потому что жара такая. Может, раз в сто лет.
Просто такое лето выпало.
- Я собираюсь путешествовать, - солидно проговорил Визин. - Поэтому
меня интересуют мосты и дороги. Не пострадали?
- Не знаю, не слышала. Что им сделается-то, мостам и дорогам?
Сообщение, вроде, нигде не прервалось. Вот электролинии - эти нарушило,
повалило столбы.
- А автостанция у вас тут где?
- Да как на площадь выйдете, так по левой улице, и как раз на
автостанцию и попадете. Там и базар рядом. Можно и позвонить.
- Спасибо, - сказал он. - Я пройдусь для начала.
- Станция маленькая. Да и базар... - Ей, видимо, хотелось еще
поговорить, но она не знала, как на это посмотрит постоялец; она поминутно
взглядывала на него, и лицо ее то озарялось надеждой, то становилось
удрученным.
Визин решил пожалеть ее.
- Вы так и не рассказали про свой городок.
- Да что... - Она усмехнулась. - Городок как городок. Можно сказать,
большое село и все. Что тут такого может быть? Обыкновенно. - И скоренько
добавила, стрельнув в него глазами. - Скучно бывает.
- Скучные люди - это мрачные люди, - сказал Визин. - Тяжеловесность,
хмурость, лоб в морщинах. А вы разве хмуры, ваш лоб разве в морщинах? Не
похоже, чтобы вы скучали.
Она моргнула.
- Куда тут пойдешь-то? Да и что смотреть? Кино... Танцы... Все друг
друга наперечет знают. А природа хорошая! - с неожиданной хвастливостью
закончила она.
- Если природа хорошая, то не может быть скучно.
- Кому как. - Она поднялась. - Ой, мне надо идти!
- Вы мне про природу еще расскажете, да? - спросил Визин. - Я ведь не
собираюсь в путешествие немедленно. Мы еще поговорим?
- Ага.
- Еще раз спасибо вам.
Она вышла.
"Кажется, я веду себя по-хамски, - подумал Визин. - Этакий
цивилизованный туз в провинции. Тузик. Которому бронируют лучший номер.
Позор и срам. Но чего они от меня ждут?.."
ПЕРЕВАЛ
1
Это был видавший виды российский городишко. Тысяч восемь населения.
Окраину составляли неширокие тихие улицы, где новые разноцветные домики с
верандами и подвальными этажами чередовались со старыми, массивными,
почерневшими под солнцем и ветром; почти при всех домах были палисадники,
а за домами тянулись внушительных размеров огороды, сады, между которыми
тут и там виднелись заброшенные лужайки, островки, поросшие низким
кустарником холмики, захламленные каменьями, выкорчеванными пнями, старым
скарбом. А в центре, отстоявшем от окраин местами всего на двести-триста
метров, поднимались уже двух- и трехэтажные здания, также разных возрастов
и фасонов, хотя современное градостроительство заявляло здесь себя не
особенно ретиво; почти сплошь, по крайней мере, в самом центре, высились
махины пятидесяти-восьмидесятилетней давности, занятые под учреждения и
расположенные друг против друга вокруг небольшой горбатенькой площади.
Посреди нее и возле учреждений были разбиты газоны; тротуары здесь были
асфальтированными, с бордюрами, не то что на расходящихся веером от
площади улицах, на которых покоился вековечный деревянный настил,
отгороженный от проезжей части шпалерами кустов и деревьями, а от домов -
пышными палисадниками: идешь, как по тоннелю.
Было знойно и пыльно. Всюду виделись следы разрушений: поваленные и
переломанные тополя, березы, осины, снесенные заборы, зияющие провалами
крыши, сорванные рекламно-агитационные щиты и плакаты. И хотя это удручало
взгляд, и хотя по площади громыхая сновали грузовики и шел говорливый
народ, и торговали киоски, и пилось у бочек пиво и квас, - городишко, тем
не менее, производил впечатление тихой, - даже, может быть, идиллически
тихой, - заводи. Это был, конечно же, отшиб, самая настоящая глубинная
провинция. Однако, во всей этой тихости, миниатюрности и
вывесочно-витринной претенциозности было что-то, - так, по крайней мере,
показалось Визину, - нарочитое, ярмарочное, а то и откровенно притворное,
как будто Долгий Лог хотел сказать всему миру: никаких, на самом деле,
"темпов и ритмов", "информационных тайфунов", "бешеных пульсов времени" и
прочей вашей ахинеи нет, все это - кабинетные придумки и искусственность,
а то, что Тоня сказала "скучно", так это она, может быть, сказала с
гордостью. Можно, конечно, понавесить и понаставить всяких там пестрых
штучек, сделать "не скучно", расфуфыриться, чтоб не сказали, что, мол, не
в ногу со временем, - но, дорогие мои, ветерок дунет и - все:
первозданность осталась, то, что было до нас и будет после, а бутафория
развеяна в прах... А уже лично Визину Долгий Лог будто бы говорил и вовсе
задиристое: "Да будет тебе известно, - говорил он, - что не "ритмы" твои и
"пульсы" определяют физиономию эпохи, как хотелось бы тебе, ученому и
горожанину, а нечто иное, и попробуй-ка своими лабораторными мозгами
понять, что именно. Ты вот, например, думаешь, что жизнь тут течет по
отживающим меркам, а мы, Долгий Лог, думаем, что жизнью ты уже давно
называешь совсем не то, что на самом деле живет". И еще Долгий Лог, вроде
бы, говорил, что, дескать, куда же ты, чучело, рванулся-то? Какая тебе
Сонная Марь нужна? Для чего она тебе нужна, ты хоть имеешь представление?
За какими призраками гонишься? А вот Тоня - не призрак, и обнимал бы ее
себе на здоровье, и это было бы понятно, по-человечески, и - тоже ураганам
не подвластно..."
"Да, - размышлял Визин, - в принципе, им тут наплевать на твои ученые
головоломки. И той же Тоне наплевать. Вот организуют встречу с тобой,
расскажешь им про свою науку, а они посмотрят на тебя, артиста..."
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг