бушевал грандиозный пожар. Лишь нескольким десяткам островитян удалось
покинуть горящие корабли и вплавь добраться до берега. Они пытались сдаться
в плен, но всех их безжалостно убивали на месте.
Когда последний корабль друидов был уничтожен, княгиня Илона
повернулась к своим подданным и подняла руку в прощальном жесте. Те, кто
стоял у незримого барьера, видели, как она улыбнулась. Затем сияющий ореол
отделился от неё и, сохраняя очертания её фигуры, взмыл в небо, а сама она,
как подкошенная, рухнула наземь. Ограждавшая её невидимая стена тотчас
исчезла, наиболее смелые из храбрецов сразу же подбежали к княгине, чтобы
оказать ей помощь, - но она уже была мертва. А на её губах навечно застыла
печальная улыбка...
Благодаря тому, что свидетелями происшедшего были в основном взрослые
мужчины, не склонные к истеричному фантазёрству, рассказы большинства
очевидцев в целом соответствовали действительности и даже в деталях не
очень противоречили, а скорее взаимно дополняли друг друга. Уже потом, при
пересказах, всплыли вымышленные подробности - как-то: явление лика
Господнего, пение хора ангелов и прочее, - но общей картины они не
искажали, лишь слегка приукрашивая её.
Никто в Мышковиче не сомневался, что сила, позволившая княгине
остановить вторжение друидов, была ниспослана ей свыше. Правда, поначалу
многих обескуражила её смерть, однако епископ Мышковицкий быстро нашёл
объяснение: дескать, Отец Небесный, даровав ей такое огромное могущество,
не мог оставить её на бренной земле, а потому призвал к себе. Впоследствии
это стало официальной точкой зрения церкви.
Стэн и сам чуть было не уверовал в божественное вмешательство. К
семнадцати годам он уже вполне овладел своими способностями и имел более
или менее чёткое представление о границах возможного; однако то, что
совершила его мать, не вкладывалось ни в какие мыслимые рамки. И все его
сородичи-Конноры, с которыми он обсуждал случившееся, высказывали своё
откровенное недоумение. "Обладай мы хоть малой толикой такого могущества, -
резонно утверждали они, - нам не пришлось бы жить в подполье, скрывая от
людей свои способности. Мы давно бы стали властелинами мира". Впрочем,
недоумение и замешательство длились недолго. Вскоре им на смену пришло
глубокое потрясение, когда выяснилось, что княгиня Илона прибегла к помощи
Высших Сил - тех самых, которые мгновенно убивают любого, кто посмеет
прикоснуться к ним. Её смерть наступила не в результате перенапряжения, как
полагал кое-кто; она была обречена с самого начала и полностью отдавала
себе отчёт в последствиях своего поступка. Фактически, она получила
смертельный удар, едва лишь вызвав Высшие Силы, а всё то время, которое
понадобилось для уничтожения эскадры друидов, жизнь в ней держалась лишь
благодаря отчаянным усилиям одиннадцати её собратьев по Искусству -
незримых, но отнюдь не пассивных участников беспрецедентной схватки с
дикой, необузданной стихией...
Когда Стэн узнал это, он стал ещё больше восхищаться поступком матери.
Ведь она прекрасно понимала, что идёт на верную смерть без единого шанса
выжить. Если каждый из защитников города, готовясь к бою, сознательно или
нет ещё тешил себя слабой надеждой, что именно ему посчастливится уцелеть,
то у княгини не было никакой надежды. Она знала, что умрёт, - и умерла,
спасая жизни тысяч и тысяч людей. Порой Стэн задумывался над тем, как бы он
повёл себя на месте матери, и всякий раз, стараясь быть честным перед
собой, приходил к неутешительному выводу, что у него не достало бы мужества
на такое самопожертвование. Разумеется, он не бежал бы от врага, трусливо
поджав хвост, а вместе с другими сражался бы до последнего и, возможно,
погиб бы - хотя, скорее всего, сумел бы спастись. Так что Стэн был искренен
с Иштваном, когда сказал, что не смог бы повторить подвиг матери. Для этого
он считал себя слишком эгоистичным...
Оставив снаружи свою небольшую свиту - двух стражников и оруженосца,
Стэн вошёл внутрь часовни. В крохотной передней комнате он получил из рук
молчаливого монаха-служителя свечу, как положено, внёс пожертвование и ещё
на несколько секунд задержался, дожидаясь благословения. Сообразив, чего от
него хотят, монах неловко осенил Стэна знамением Истинной Веры и еле слышно
пробормотал: "Да пребудет с тобой Отец Небесный и Сын Его, Господь наш
Спаситель. Аминь". Подобно прочим священнослужителям низшего ранга, он
испытывал смущение, благословляя сына святой. Стэн поблагодарил его и
прошёл в усыпальницу.
Прикрыв за собой дверь, он немного постоял, привыкая к тусклому
освещению, а заодно убедился, что в часовне находится лишь два посетителя.
Стэн собирался прийти сюда ещё днём, но решил подождать до вечера, чтобы
застать здесь поменьше народа. Он хотел побыть наедине с матерью и
надеялся, что присутствующие поймут его желание. Ну, а если они окажутся не
очень сообразительными, он ненавязчиво внушит им эту мысль. Те же, кто
явится вслед за ним, будут предупреждены его свитой и подождут снаружи.
Стэн окунул пальцы в сосуд со святой водой, затем прикоснулся ими к
своему лбу и направился по узкому проходу между рядами деревянных скамеек к
алтарю. Посетители - молодые мужчина и женщина, скорее всего, супружеская
чета, - узнав его, почтительно склонили головы, когда он проходил мимо. А
когда Стэн, преклонив колени у алтаря, устанавливал зажжённую свечу перед
образом матери, за его спиной послышался скрип двери. Даже не оборачиваясь,
он знал, что это вышли прежние посетители, а не вошли новые. В часовне он
остался один, и никакого внушения делать не потребовалось.
Стэн поднялся с колен, отступил от алтаря и сел на скамью в первом
ряду. Не отрываясь, он смотрел на икону матери, которая была достаточно
хорошо освещена пламенем двух десятков свечей, оставленных паломниками. На
этом фоне статуя Господа Спасителя, скромно терялась в общем полумраке
часовни.
Раньше эта икона была просто портретом, написанным ещё при жизни
княгини Илоны одним молодым, но очень талантливым художником. Когда мать
была канонизирована и на месте её захоронения началось строительство
часовни, Стэн, которому не нравилось, как обычно изображают лики святых,
немедленно вызвал автора и велел ему переделать портрет в икону. То, что
получилось в итоге, вполне удовлетворило Стэна, но деятелей церкви отнюдь
не привело в восторг, а некоторых даже шокировало. Они возражали (и, в
сущности, были правы), что на иконе изображена земная женщина, а не святая;
однако Стэн упорствовал и, в конце концов, настоял на своём. Икона была
освящена и установлена в только что построенной часовне. А окрылённый своим
успехом молодой художник вскоре стал известным церковным живописцем. Его
иконы и фрески порой вызывали бурю критики со стороны ортодоксальных
священнослужителей, зато очень нравились простым верующим.
Стэн глядел на озарённое ласковой улыбкой милое лицо в обрамлении
светло-русых волос, и перед его внутренним взором предстала живая мать -
такая, какой она была девять лет назад, когда он прощался с ней,
отправляясь с остатками мышковицкого войска на север Гаалосага. Тогда они
ещё не знали, что видятся в последний раз...
"Матушка, - думал Стэн. - Сегодня я должен принять решение. Очень
важное решение, которое повлияет не только на мою судьбу и судьбу Марики,
но также на судьбы тысяч, миллионов людей и целых народов. Ты знаешь: я
никогда не избегал ответственности, но такая огромная ноша пугает меня. Это
неправильно, ненормально, когда столь многое зависит от
одного-единственного человека. Тем не менее, так сложились обстоятельства,
и теперь я должен сделать выбор. Я не имею права на ошибку, но я не знаю,
где правда, и понятия не имею, где её искать. Я стою на перепутье - кто
укажет мне верную дорогу? Моё сердце? Оно молчит и только болезненно ноет.
Мой разум? Он в смятении. Собратья-Конноры? Их взгляды разделились, каждый
уверен в своей правоте и не ведает моих сомнений - ведь над ними не довлеет
бремя ответственности за мой выбор. Так что решение за мной - и я же один
за всё в ответе. Как бы ты поступила на моём месте, мама? Как поступил бы
отец? Как поступить мне?.."
Красивая русоволосая женщина ласково улыбалась ему и как будто
говорила: "Это решать тебе, сынок. Я свою миссию на земле выполнила, теперь
твой черёд".
Позади дважды скрипнула дверь - открываясь и закрываясь. Углублённый в
свои мысли Стэн не сразу среагировал на это непрошеное вторжение, а потом
уже не успел возмутиться. Он услышал тихое шуршание шёлковых юбок, звук
лёгких шагов, ноздри ему приятно защекотал такой знакомый едва уловимый
запах, который нельзя было спутать ни с чем другим - ни у кого, кроме
Марики, не было таких духов.
"И где она их только берёт?" - в который раз подумал Стэн. Подумал
чисто машинально, по привычке. Он уже неоднократно пытался выведать у
сестры, откуда у неё берутся эти духи и некоторые другие предметы женского
туалета. Стэн был не только князем, феодальным правителем, но также и
торговым магнатом; он мог себе представить, какие барыши принесла бы ему
торговля подобными "безделушками"...
Спустя пару секунд мимо Стэна прошла к алтарю юная девушка в нарядном
тёмно-синем платье с оборками из тончайших кружев; лёгкий красный капор
лишь частично прикрывал её роскошные медово-золотистые волосы. Опустившись
на колени у алтаря, она поставила свечу перед иконой матери, затем
поднялась и села на скамью рядом с братом. Её тонкие белые пальцы
прикоснулись к его загорелой руке.
- В порту мне сказали, что ты здесь, - произнесла она не громко, но и
не шёпотом.
Стэн нежно сжал мягкую тёплую ладошку сестры, как всегда млея от её
прикосновения. Если их мать, княгиня Илона, по словам священников, стала
ангелом на небе, то Марика, вне всяких сомнений, была ангелом земным - хоть
и обладала далеко не ангельским характером. Хрупкая, изящная блондинка с
трогательно прекрасным лицом и потрясающе невинными глазами цвета весеннего
неба, Марика разительно отличалась от Стэна - смуглого кареглазого шатена,
высокого, коренастого, с несколько грубоватыми, хоть и не лишёнными
своеобразной привлекательности, чертами лица. Глядя на них со стороны,
неосведомлённый человек ни за что бы не догадался, что они родные брат и
сестра.
В прежние времена злые языки поговаривали, что Марика не дочь князя
Всевлада, но каких-либо веских доказательств не приводили, основывая свои
выводы лишь на смутных подозрениях о супружеской неверности княгини. Сейчас
эти самые языки помалкивали, боясь быть вырванными за святотатство.
Впрочем, Стэн относился к подобным предположениям спокойно и не склонен был
делать из них трагедии. Он утешал себя тем, что если это действительно так,
и Марика лишь наполовину его сестра, то, может быть, и мысли, которые порой
одолевают его, грешны лишь наполовину. Почти все мужчины Мышковича (да и не
только Мышковича) были тайно влюблены в Марику, и Стэн не являлся
исключением. По мере того, как она взрослела и из прелестной девочки
превращалась в очаровательную девушку, ему всё труднее было видеть в ней
только сестру. Но он старался. Бог свидетель - он старался вовсю...
- Сегодня ты встречаешься с Флавианом? - спросила Марика.
- Да, - ответил Стэн удивлённо. - А как ты узнала?
- Догадалась. Ведь это так просто.
- И то правда, - согласился он.
Ни Стэн, ни Марика не испытывали неловкости, разговаривая о делах в
святом месте. В конце концов, это была часовня их матери, можно сказать, их
семейная территория. Здесь они чувствовали себя спокойно и уютно, как дети
в присутствии матери, а святость этого места располагала к более глубокому
анализу всех своих мыслей, душевных порывов и устремлений, исподволь
вынуждала тщательно обдумывать каждое слово.
- Стэн, - после короткой паузы отозвалась Марика. - Боюсь, я ещё не
готова к замужеству.
- Тебе скоро шестнадцать, - заметил он.
- А разве это много?
- Как раз возраст девушки на выданье. К тому же ты выглядишь старше
своих лет.
- Но ведь раз на раз не приходится, - возразила Марика. - Одни
созревают для этого уже в двенадцать, иные - в восемнадцать, а то и в
двадцать... - Увидев ироническую ухмылку на лице брата, она поспешила
добавить: - Ну, я имела в виду морально.
Стэн состроил необычайно серьёзную мину, чтобы не расхохотаться. Ещё с
одиннадцати лет Марика стала проявлять живейший интерес к мужчинам, который
с годами лишь усиливался, и это здорово беспокоило его. А если называть
вещи своими именами, то он попросту ревновал сестру чуть ли не к каждому
встречному - и по-братски, и не совсем по-братски. Однако Стэн не пытался
выслеживать Марику, предпочитая оставаться в неведении. Он здраво рассудил,
что если она и погуливает, то осторожна и знает меру, а его вмешательство в
её дела положения не улучшит - скорее лишь навредит. Пока сплетники
помалкивают - и то хорошо.
- Каких-нибудь полгода назад, - сдержанно произнёс Стэн, - ты ничуть
не возражала против брака с Флавианом.
Марика пожала плечами:
- С тех пор я немного повзрослела...
- Ну вот!
- ...и поняла, что ещё недостаточно взрослая.
Стэн хмыкнул и с сомнением покачал головой:
- Мне кажется, дело не в возрасте.
Марика не стала возражать. Она сделала вид, что не расслышала слов
брата, и мягко спросила:
- Я нарушаю твои планы, Стэн?
- Вовсе нет, дорогая. - Он тяжело вздохнул. - Я ещё не решил, какие у
меня планы. И в любом случае, я не собираюсь выдавать тебя замуж против
воли. Твой отказ, конечно, огорчит Флавиана. Но если я решу заключить союз
с Ибрией, достаточно будет и моего брака со Стеллой.
Лицо Марики вмиг просветлело.
- Стелла милая девушка, - заявила она с подозрительным воодушевлением.
- Красивая, умная, обаятельная.
"И редкая стерва, - угрюмо добавил про себя Стэн. - Страшно подумать,
в какую фурию она превратится этак лет через десять".
- Ты поедешь со мной в Златовар, - сказал он твёрдо.
Это было не предложение. Стэн объявил сестре свою волю и с каким-то
нездоровым любопытством ожидал её реакции.
Марика слегка побледнела, взгляд её стал грустным. Но она не была
застигнута врасплох. Судя по всему, она ожидала, что брат решит взять её с
собой, - и всё же надеялась, что по тем или иным причинам он оставит её в
Мышковиче. А теперь была огорчена, что надежды её не оправдались.
- Стэн, это обязательно?
- Думаю, так будет лучше. - Затем он изобразил на своём лице искреннее
недоумение и спросил: - А разве ты против? Ты не хочешь побывать в столице?
Марика на секунду замялась.
- Почему же, хочу, - неуверенно ответила она.
- Так в чём дело?
- Ну, я думала, что обстоятельства... происки князя Чеслава...
- Как раз поэтому я и беру тебя с собой, - мигом подхватил Стэн. - Я
буду чувствовать себя гораздо спокойнее, если ты будешь рядом. Чем чёрт не
шутит - вдруг Чеслав вовлёк в свой заговор и дядюшку Войчо.
- Тем опаснее оставлять на него княжество, - резонно заметила Марика.
- С княжеством ничего не случится.
- Со мной тоже. Я сумею постоять за себя.
- В этом я не сомневаюсь, дорогая. - Стэн улыбнулся сестре, но в его
голосе, наряду с теплотой, была непреклонность. - Тем не менее, мы вместе
поедем в Златовар. Хотя бы потому... - Тут он сделал выразительную паузу,
после чего выложил козырь, побить который она могла, лишь открыв свои
карты: - Хотя бы потому, что я буду скучать без тебя.
- Я тоже, - сказала Марика, и это была чистая правда.
- Особенно в пути, - продолжал Стэн, - когда мы сможем видеться лишь
изредка, мимолётно. Так какой смысл нам расставаться? Есть ли что-то
серьёзное, что удерживает тебя в Мышковиче?
- Нет... Ничего такого.
На сей раз Марика солгала, и Стэн почувствовал это.
"Всё-таки парень, - горестно подумал он, чувствуя стеснение в груди. -
Но кто же этот негодяй, кто?.. Прости меня, матушка. Я ревную родную
сестру, как женщину..."
"Прости меня, матушка, - и себе думала Марика, с мольбой глядя на
икону матери. - Прости, что солгала в этом святом месте. Прости, что вообще
лгу Стэну. Не сердись на меня..."
А красивая русоволосая женщина смотрела на них с портрета и ласково
улыбалась. Мать никогда не сердится своих детей.
3
Марика ушла к себе задолго до окончания ужина под предлогом того, что
хочет присутствовать на утренней церемонии проводов кораблей в дальнее
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг