тактику и начать наступление летом. Сбор войск был объявлен недавно, и к
Тангкут-Сараю подтягиваются лишь первые полки.
- Ну что ж, раз татарин свалял дурака, поспешим воспользоваться его
ошибкой, - подытожил Данила Романович, садясь на лошадь. - Поехали, Давид.
Скоро начнётся совет.
Собравшиеся в гриднице удельные князья, воеводы и бояре должны были
решить, какие меры предпринять в ответ на усилившуюся активность татар.
- Да чего тут спорить! - гудел воевода Димитрий. - Это что же, вновь
дозволить татарве пройтись по нашим восточным землям?! Сейчас время не то! Пока
они всем войском не собрались, ударить по ихнему Сараю, и всё тут! Ежели
повезёт, может, удастся там самого Тангкута прихлопнуть. А раз не будет
предводителя, развалится и поход. Значит, собираем рать - и на восток!
Черниговский, сиверский и переяславский князья, не понаслышке знавшие, что
такое татарское нашествие, горячо поддерживали его. Зато представители западных
уделов, общее мнение которых выразил воевода пинского князя, стояли за то,
чтобы в оставшиеся до лета месяцы хорошенько подготовиться и встретить
татарское войско на восточной границе, скажем, у истоков Сейма или Сиверского
Донца.
Пока шли эти споры, Карсидар угрюмо молчал. Дело в том, что после допроса
пленённого посла у него в душе вновь начала просыпаться застарелая ненависть к
татарам, начавшаяся с того, что Менке отрубил ему ухо (к счастью, вскоре
отросшее). Кажется, сколько времени прошло. И вроде бы он научился владеть
собой... Ан нет! Недаром Михайло был так озабочен его чрезмерно бурной реакцией
на сообщение гонца. Выходит, он ещё недостаточно совершенен, ещё может
случиться с ним приступ вроде того, когда он сжёг живьём пять сотен татар, а
после впал в глубочайшую депрессию. А ведь старое мудрое правило мастеров
гласит: сражение выигрывает более хладнокровный. Плохо дело...
За этими безрадостными размышлениями он и не расслышал сразу, что к нему
обращаются, желая узнать мнение королевского воеводы. Однако ответил твёрдо,
уверенно:
- Я считаю, что надо послать войско на Тангкут-Сарай.
- Раз так, - сказал каменецкий князь, усмехаясь в бороду, - то тебе и
двигать своих ратников на татарские земли.
Ему, как и подавляющему большинству удельных владык, страшно не нравилось
нововведение "чужеземного колдуна". Но Карсидар никак не ожидал, что прямо на
совете будет выдвинуто предложение снять с места разбросанные по всему
королевству гарнизоны и отправить их в поход. Нашёл же хитрец время!
Карсидар вскочил и произнёс целую речь, смысл которой сводился к тому, что
гарнизоны ратников обеспечивают стабильность государства и его целостность, а в
сложившейся ситуации ещё и надёжно укрепляют тыл.
- Поэтому нечего трогать ратников. Я согласен повести войско, если так
распорядится государь, но это может быть обычная дружина. Времени на то, чтобы
собрать её, хватит с лихвой, - закончил Карсидар.
Но князья и бояре уже загорелись идеей сбросить "ошейник". Когда страсти
накалились до предела, и Карсидар уже готов был перейти от аргументов к
угрозам, в ожесточённую перепалку вмешался Данила Романович. Он призвал
присутствующих к порядку и не допускающим возражений тоном объявил своё
решение: королевские ратники останутся в гарнизонах на прежних местах, а все
князья должны выделить отряды для сборной дружины, которую возглавит воевода
Давид.
После объявления королевской воли князья и бояре мигом угомонились и
постарались скрыть своё разочарование. Ещё некоторое время они спорили
относительно количества войска, обсуждали, кому, сколько и каких воинов
выставлять. В итоге было решено отправить десять тысяч всадников и тридцать
тысяч пеших. Основное бремя по снаряжению дружины, к удовольствию западных
князей, легло на южные и восточные земли, но как раз с этим Карсидар был
полностью согласен: ведь с запада Руси угрожала не меньшая опасность, нежели
татары, - проклятые хайлэй-абир; да и с севера ничего хорошего ждать не
приходилось.
- Смотри, Давид, - отчитывал Данила Романович Карсидара, когда все
разошлись, - на ответственное дело идёшь, а так горячишься! Нехорошо это.
- Я и сам огорчён, что не смог сдержаться, государь, - оправдывался он. -
Но ты знаешь, как я ненавижу татар. Я совсем расстроился, допрашивая посла.
- Так гляди же, не напортачь мне в походе, - строго выговорил король. -
Кто знает, какие неожиданности могут приключиться.
Карсидар лишь вздохнул, и они занялись обсуждением некоторых приготовлений
к предстоящей кампании.
Глава III
БАРСЕЛОНА
- Мой дорогой сеньор Андреас, вы совсем запутались!
Лоренцо Гаэтани оказался весьма словоохотливым молодым человеком и своей
болтливостью очень напоминал караванщика Квейда. К сожалению, обнаружилось это
далеко не сразу, иначе Читрадрива поискал бы себе другого попутчика или вообще
отказался от такового. Он не любил не в меру разговорчивых людей, а ассоциации
с Квейдом были неприятны вдвойне, поскольку болтливый караванщик служил у отца
Читрадривы, князя Люжтенского. А уж о князе вспоминать никак не хотелось...
- Впрочем, это не ваша вина, - вещал между тем Лоренцо. Говорил он
по-кастильски, так как этот язык Читрадрива знал гораздо лучше родного для
Гаэтани итальянского. - Это скорее ваша беда. Ведь у ортодоксов, к коим вы
принадлежите, не принято изучать Святое Писание, вдумываться в потаённый смысл
каждой строчки, каждого слова, как делаем это мы. Отсюда и ваша наивная
трактовка Слова Божьего.
То и дело Гаэтани втягивал Читрадриву в религиозные дискуссии, искренне
полагая, что это самая подходящая тема разговора для умных и образованных
вельмож.
Вельмож, ха!
Читрадрива усмехнулся. Ведал бы этот молоденький дворянчик, что его
спутник происходит из племени презренных анхем, родственного не менее
презренным иудеянам. Здесь, в окраинных землях мира, Читрадрива никак не мог
претендовать на звание знатной особы. Однако для Лоренцо, как и для всех
прочих, он был русичем, которого верховный правитель Руси послал в далёкие
земли с важным поручением. И будет лучше, если этот симпатичный молодой человек
никогда не узнает, что на самом деле "сеньор Андреас" имеет некоторое отношение
к иудеянам, которые давным-давно, больше тысячи лет назад отвергли и обрекли на
смерть Иисуса из Назарета, своего долгожданного Мессию. Ведь Христа почитают
Богом и в этих землях.
Немало усилий пришлось приложить Читрадриве, чтобы разобраться в местном
пантеоне, во всех священных книгах и в клубке противоречий, напутанных вокруг
жуткой смеси рационального и иррационального, простых истин и заумных
иносказаний.
Получалось нечто совсем несуразное. С одной стороны, по Ветхому Завету
выходит, что Бог - это иудеянский Адонай, которого священные книги однажды
именовали Иеговой, ещё несколько раз - Саваофом, Вседержителем, а чаще - просто
Господом с добавлением разнообразных хвалебных эпитетов. С другой же стороны, в
Новом Завете фигурируют уже Отец Небесный (тот самый Адонай), Сын и Дух Святой.
Все приверженцы христианской религии искренне верили, что эти трое являются
одним целым, единым Богом. Ни больше, ни меньше! Это была полнейшая нелепица,
но от Лоренцо Гаэтани Читрадрива узнал, что один из здешних мудрецов как раз
сказал буквально следующее: "Верую, ибо нелепо".
Однако, если исходить из жизнеописаний Христа, или Евангелий, сам Иисус
неизменно пользовался формулировкой "Сын Божий" - и ни разу не назвал себя
Богом. Читрадрива неоднократно перечитывал все четыре Евангелия и смело мог
поручиться за это. Но почему же христиане упрямо считали его Богом и столь же
упрямо поклонялись ему? Как решились обожествить Иисуса, Сына Божьего, если это
противоречило их же собственным книгам?..
Неудивительно, что склонные к роковым ошибкам приверженцы единого Бога
разделились на два враждующих лагеря, и споры между ними нередко приводят к
кровопролитным войнам. Глупцы! Если только правильно использовать священные
книги (особенно некоторые места из посланий апостола Павла, призывавшего
христиан не забывать, что у них единый Бог, хоть и разные обряды), эти тексты
способны сплотить людей, а не разобщить. Сам Читрадрива после длительных
размышлений признал, что Адонай, вне всякого сомнения, сильнее любых других
известных ему богов. Слабого бога не стали бы почитать на такой огромной
территории. Если только удастся донести это знание до его родины, орфетанцы
перестанут считать анхем проклятым народом.
Читрадриву не покидала навязчивая идея внедрить новую религию в Орфетане,
как среди анхем, так и среди гохем. Возможно, тогда два племени наконец
примирятся, и истории, вроде несчастливой любви его родителей, в будущем не
повторятся. Меньше страданий, меньше сломанных судеб, исковерканных горем душ.
Хорошо бы! Жаль конечно, что Читрадриве так и не удалось добраться до
первоосновы, то есть до свитков иудеян, поскольку и книги русичей, и книги
греков, которыми он пользовался, в свою очередь были переводами иудеянского
Танаха. Но нельзя не признать, что он потрудился на славу.
Ещё в первый день их совместного путешествия Лоренцо Гаэтани заметил в
поклаже Читрадривы несколько внушительных фолиантов в добротных кожаных
переплётах - сделанный им перевод книг Святого Писания на анхито. Читрадрива
объяснил, что это не русские куртуазные романы, как подумал вначале итальянец,
а священные книги на его родном языке, с которыми он никогда не расстаётся и
регулярно перечитывает их на досуге. После такого ответа Лоренцо окончательно
утвердился во мнении, что имеет дело с образованным и весьма религиозным
человеком.
Гаэтани тоже был далеко не невеждой. Лоренцо, как младшему в роду, была
уготована церковная карьера. Отец не жалел средств на его образование и в
мечтах уже видел своего третьего сына епископом, а то и кардиналом, хотя самому
Лоренцо были больше по душе "острый меч и добрый конь", как выразился бы
старина Пем.
Но молодому кандидату в священнослужители повезло - если можно так
говорить о гибели обоих старших братьев во время очередной войны. А спустя два
года умер отец, и Лоренцо единолично унаследовал всё его состояние вместе с
баронским титулом. Ни о какой церковной карьере теперь и речи быть не могло,
однако полученное в детстве воспитание и привитый наставниками-монахами образ
мыслей не могли не оставить свой след в душе Гаэтани. Поэтому неудивительно,
что молодой барон решил устроить в дороге многодневный богословский диспут,
благо ему попался образованный попутчик.
Вволю попричитав над заблуждениями ортодоксов, как называли здесь
православных, Лоренцо завёл речь о формуле "filioque", послужившей причиной
раздора обеих церквей, и принялся рьяно доказывать, что Святой Дух может
исходить не только от Отца, но также и от Сына, то есть от Иисуса Христа.
- Поскольку вы усердно штудируете Евангелие, то должны помнить слова
Иисуса: "Видевший Меня видел и Отца". Он един со Своим Отцом Небесным, разве
нет? Но если признать это единство не на словах, а на деле, то отсюда
естественным образом следует, что исходящий от Отца Святой Дух исходит также и
от Сына. Filioque!
Лоренцо посмотрел на спутника с таким торжеством, будто только что победил
его на турнире. А Читрадрива не собирался возражать. Придержав левой рукой
шляпу, которую едва не сорвал с головы резкий порыв ветра, он довольно
миролюбиво подтвердил:
- Вы совершенно правы, сеньор Лоренцо. Если следовать букве священных
книг, выходит, что Отец и Сын едины.
Не заподозрив подвоха, Гаэтани пришёл от его слов в полнейший восторг:
- Конечно же едины, сеньор Андреас! Браво! Хотя ваши слова о буквальном
толковании Святого Писания выдают приверженность ортодоксии, ваш вывод
противоречит вашим же убеждениям, ибо таким образом мы получаем неопровержимое
свидетельство ошибки всей ортодоксальной школы. Ведь вы, если вдуматься, только
что признали тщетность попыток восточной школы ущемить Христа. Ибо от единых
Отца и Сына...
Читрадрива очень хорошо представлял намерения Гаэтани: от разговоров о
"догматах" и "школе" Лоренцо намеревался перейти к настойчивым просьбам о
принятии "сеньором Андреас" веры западного образца. Но поскольку вера у
Читрадривы была довольно своеобразная (то есть даже полностью своя), он не
собирался далее выслушивать наставления какого-то мальчишки и довольно резко
перебил его:
- Любезный сеньор Лоренцо, если вы хотите быть последовательным до конца,
вам придётся признать, что и Дух един с Отцом Небесным. А значит, нам остаётся
сделать вывод, что Дух исходит не только от Отца и от Сына, но также от Самого
Себя. В итоге все ваши рассуждения вообще теряют здравый смысл. Скажите на
милость: как это можно - исходить от самого себя?!
Гаэтани дёрнулся так резко, что по неосторожности рванул уздечку, и его
лошадь встала на дыбы. Читрадрива сдержанно хмыкнул, глядя, как он пытается
справиться с испуганным животным.
- Ваши смелые попытки истолковать Святое Писание можно только
приветствовать, как намеренный отход от ортодоксии в пользу истинного
богословия, - сказал наконец Лоренцо, усмирив коня и подъехав ближе. - Однако,
дорогой сеньор, как и всякий прозелит, вы усердствуете чрезмерно. Поймите,
Святой Дух должен исходить! Вторая глава Деяний апостолов начинается именно с
Его явления в виде огненных языков...
- А что, разве Дух не мог явиться сам от себя? - с невинным видом спросил
Читрадрива.
- Не богохульствуйте! - возмутился Гаэтани. - В Евангелии от Иоанна ясно
сказано: "И Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами
вовек, Духа истины"! Как видите, Дух должен быть послан Отцом...
Лоренцо хотел выразиться в том смысле, что Дух не может исходить Сам от
Себя, а только от другого. Но Читрадрива поспешил перехватить инициативу в
споре:
- Ах, "послан Отцом"... Но почему же не Сыном? Если Дух может исходить и
от него, зачем Христу умолять о такой милости Отца?
Гаэтани явно растерялся и понёс полную ахинею. Было очевидно, что
несостоявшийся епископ окончательно и безнадёжно запутался в собственной
аргументации. А Читрадрива лишь невинно улыбался. По его глубокому убеждению,
затеянный Гаэтани богословский диспут не имел ни малейшего смысла. Невозможно
ведь доказать, что три равно одному, тут в самом деле остаётся лишь слепо
верить в очевидную бессмыслицу. Даже если Отец, Сын и Святой Дух действительно
представляют единое целое (ох уж эти боги! И каких только штучек от них ещё
ожидать...), вопрос о том, кто, кого, куда и с каким поручением посылает,
становится чисто риторическим.
Тем не менее, Читрадрива считал, что при всей своей бессмысленности их
многодневные споры далеко не бесполезны. Если он всерьёз решил взяться за
внедрение новой религии в Орфетане, утомительная дискуссия с Лоренцо должна
стать неплохой подготовкой к лавине возражений и шквалу вопросов, которые
обрушат на Читрадриву как соплеменники-анхем, так и чужаки-гохем. Значит,
стоило порепетировать.
Между тем Гаэтани распалился не на шутку, и Читрадрива уже начал
подумывать, как бы утихомирить барона, когда после очередного поворота дороги
на горизонте показались сторожевые башни и крепостные стены большого города.
Лоренцо мигом унялся и сдержанно произнёс:
- А вот и Барселона, сеньор Андреас.
С этими словами он вырвался на корпус лошади вперёд и умолк. Попутчики
ехали молча вплоть до момента, когда у городских ворот пришлось представиться
охране и заплатить подорожный сбор. Только тут Гаэтани обернулся к Читрадриве и
спросил:
- Ну так что, в порт поедем или сначала поищем подходящую гостиницу?
Конечно же, они отправились в порт искать корабль, отплывающий в Неаполь.
Читрадрива понял, что вопрос был задан лишь с целью возобновления беседы.
Постепенно они вновь разговорились, но богословских проблем уже не касались.
Лоренцо интересовало, нравится ли Читрадриве Барселона, какого он мнения о
каталонцах и, главным образом, о каталонках, какие порядки заведены на Руси - и
прочее в том же духе. Лишь однажды он вскользь обронил:
- А ваше весьма оригинальное мнение о Святой Троице, мой дорогой друг,
советую вам держать при себе.
Читрадрива собирался что-то ответить, но Гаэтани уже вовсю расхваливал
порядки, установленные при дворе неаполитанского короля, где Лоренцо, в силу
знатности своего рода, занимал довольно высокое положение. Когда же Читрадрива
полюбопытствовал, кого может не устроить высказанное им воззрение на сущность
Святой Троицы, Гаэтани сделал вид, что не расслышал вопроса.
Им повезло: утром следующего дня один торговый корабль отплывал в Неаполь
с заходом в Марсель, на Корсику и Сардинию. Капитан показался Читрадриве
порядочным малым. Он запросил умеренную цену за провоз двух пассажиров,
порекомендовал барышника, которому можно выгодно продать лошадей, и
посоветовал, в какой гостинице лучше остановиться. Напоследок капитан пообещал
утром прислать за ними матроса, чтобы пассажиры случайно не опоздали к
отплытию.
Однако Гаэтани не разделял мнения Читрадривы о порядочности капитана.
- Скверная у него рожа, мой друг, очень скверная, - недовольно ворчал он
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг