сияли, как две яркие звезды.
"У меня еще никогда не было зеленоглазых женщин", - почему-то подумал
Филипп.
Тут он увидел стоявшую в стороне горничную и прикрикнул на нее:
- Пошла вон!
Девушка растерянно заморгала и не сдвинулась с места. Филипп схватил ее
за плечи и вытолкал в переднюю. Захлопнув за ней дверь, он сразу же
бросился к Изабелле.
Они целовались наперегонки. Едва переведя дыхание, они снова и снова
осыпали друг друга жаркими поцелуями... Но вдруг Изабелла положила свою
белокурую голову ему на плечо и тихо заплакала.
Филипп растерялся. Он всегда терялся перед плачущими женщинами. Женский
плач выбивал его из равновесия, и всякий раз невесть почему на глаза ему
тоже наворачивались слезы.
Филипп усадил Изабеллу в ближайшее кресло, сам опустился перед ней на
колени и сжал ее руки в своих.
- Не плачь, родная, - взмолился он. - Прошу тебя, не плачь. Если ты не
хочешь, я не стану принуждать тебя.
- О нет, милый, нет. Ты был прав. Я хочу, чтобы ты остался со мной. -
Она поднесла его руку к своим губам и поцеловала ее. - Я так хочу тебя...
- Но почему ты плачешь?
- Это я так... от счастья.
- Ты счастлива?
- Безумно! Я уже оставила всякую надежду когда-нибудь свидеться с
тобой... Но вот, благодаря Маргарите, мы снова вместе, и ты опять целуешь
меня... как и тогда...
- Ты все еще помнишь об этом? - спросил Филипп, нежными прикосновениями
губ собирая с ее щек слезы.
- Да, помню. Все до последней мелочи помню. - В глазах Изабеллы
заплясали изумрудные огоньки. - Я никогда не забуду ту неделю, которую ты
провел у нас в Сарагосе.
- Я тоже не забуду...
- Особенно тот последний вечер, когда ты явился ко мне в спальню якобы
для того, чтобы попрощаться со мной. И тогда мы чуть не переспали.
Филипп улыбнулся - мечтательно и с некоторым смущением.
- "Чуть" не считается, Изабелла. - Он крепче обнял ее и прижался лицом
к ее груди. - Тогда мы здорово испугались.
- Как? Ты тоже?
- Еще бы! У меня аж поджилки тряслись.
- А мне сказал, что не хочешь лишать меня невинности вне брака.
- Надо же было как-то оправдать свое отступление. Да и скрыть испуг.
Вот я и сказал, что первое пришло в голову.
- Подумать только! - томно произнесла Изабелла, запуская пальцы в его
золотистую шевелюру. - У тебя - и поджилки тряслись!
- Тогда я был ребенком, - пробормотал Филипп, изнывая от блаженства;
ему было невыразимо приятно, когда женщины трепали его волосы. - Я был
невинным, неиспорченным ребенком. Лишь через два месяца мне исполнилось
тринадцать лет.
- А мне уже шел шестнадцатый.
- То-то и оно. Я остро чувствовал нашу разницу в возрасте, этим в
частности и объяснялась моя робость перед тобой. В моих глазах ты была
взрослой барышней, и я боялся, что сделаю что-то не так, а ты будешь
насмехаться.
- Я бы не насмехалась, Филипп. Потому что уже тогда была влюблена в
тебя и очень сожалела, что ты младше меня. Я считала твой возраст
серьезным препятствием нашему браку, но отец сказал, что это не беда, что
с течением времени эта разница сгладится. В конце концов, моя бабка,
королева Хуана, была на целых пять лет старше моего деда, Корнелия Юлия, -
и ничего, жили в любви и согласии. Отец был уверен, что из нас получится
замечательная пара.
- А я полагал, что это была твоя идея.
- Это была наша общая идея. Когда я сказала отцу, что хочу стать твоей
женой, то думала, что он лишь посмеется надо мной и уже готовилась
закатить истерику. Но он отнесся к этому очень серьезно. В письме к твоему
отцу, предлагая обручить нас, он пообещал сделать меня наследницей
престола, если твой отец, в свою очередь, завещает тебе Гасконь. Он пола...
- Да что ты говоришь?! - перебил ее пораженный услышанным Филипп. Он
поднял к ней лицо и вопрошающе поглядел ей в глаза. - Неужели так было?
- А разве твой отец ничего тебе не рассказывал?
- Нет. Тогда он вообще со мной не разговаривал, а потом, когда мы
помирились...
Думаю, он просто побоялся признаться мне в этом. Побоялся моего
осуждения...
Черт возьми! - Филипп досадливо закусил губу. - А как же твой брат? -
после секундного молчания спросил он.
- Педро не будет королем, - ответила Изабелла, качая головой. - Это
было ясно уже тогда и тем более ясно теперь.
- Твой отец намерен лишить его наследства?
Изабелла грустно вздохнула:
- Ты же знаешь, что представляет из себя мой брат. Тряпкой он был,
тряпкой и остался. Навряд ли он долго удержится на престоле и, надо отдать
ему должное, прекрасно понимает это. Педро сам не хочет быть королем. Он
панически боится власти и ответственности за власть и вполне
довольствуется своим графством Теруельским. Отец дал ему последний шанс -
жениться на кузине Маргарите...
- Это безнадежно, Изабелла, уж поверь мне.
- Я знаю. И скажу тебе по секрету, что сегодня ты поцапался с будущим
королем Арагона.
- С Фернандо?! О Боже!..
- Только никому ни слова, - предупредила Изабелла. - Об этом не знает
даже Мария. Для пущей верности отец решил дождаться, когда Маргарита со
всей определенностью назовет имя своего избранника, и лишь тогда он
объявит Марию наследницей престола.
- Но Фернандо! - воскликнул Филипп. - Он же отдаст Арагон на
растерзание своим дружкам-иезуитам.
- Не беспокойся. Мой отец еще не стар и рассчитывает дожить до того
времени, когда с иезуитами будет покончено.
- А если...
- Все равно не беспокойся. Мария властная женщина, пожалуй, еще
властнее Маргариты, и не позволит Фернандо совать свой нос в
государственные дела.
- Однако она любит его, - встревожено заметил Филипп. - При всем его
скверном характере и дурных наклонностях, Мария просто без ума от него. А
любящая женщина зачастую становится рабой любимого ею мужчины.
- Так таки и без ума? - криво усмехнулась Изабелла. - Ее безумная
страсть к Фернандо нисколько не помешала ей переспать с тобой - и не
единожды, кстати.
Мария сама призналась мне в этом.
- Ну и что? С ее стороны это была лишь дань моде.
- Ну, не скажи! Из ее слов я поняла, что представься ей снова такой
случай, она без колебаний изменила бы своему безумно любимому мужу с
тобой. И между прочим, Мария сама не уверена, от кого у нее дочка - от
тебя или от Фернандо.
- Я тоже не уверен, - с горечью произнес Филипп. - Как бы мне хотелось
знать наверняка... Ах! - спохватился он. - Но почему твой отец не посвятил
меня в свои планы? Ведь через год я становился совершеннолетним, и мы
могли бы пожениться даже вопреки воле моего отца.. Черт! Тогда бы он
поломался немного, но в конце концов признал бы меня наследником без этой
семилетней волокиты. И сейчас мы бы уже владели всей Галлией и потихоньку
прибирали бы к рукам Францию и Бургундию... Как глупо все получилось!
Изабелла опять вздохнула:
- Да, пожалуй, отец сглупил. Он дожидался твоего совершеннолетия, не
предпринимая никаких шагов, все ждал, увенчается ли успехом заговор
молодых гасконских вельмож, а когда стало известно о твоей женитьбе, об
этом мезальянсе...
- Тогда я просто потерял голову от любви, - быстро перебил ее Филипп. -
Я проявил обыкновенную человеческую слабость, поддался чувству - что
недопустимо в нашем положении. А сопротивление отца и друзей лишь укрепило
меня в намерении жениться на Луизе. Другое дело, будь мы с тобой
помолвлены, пусть даже тайно - тогда бы все сложилось иначе.
- Да, - с грустью согласилась Изабелла. - Тогда бы все сложилось иначе.
Особенно для меня... Узнав о твоей женитьбе, отец ужасно разозлился - и
больше на себя и на меня, чем на тебя. Он упрекал себя за излишнюю
осторожность и благодушие, а меня - за то, что я, взрослая девушка, не
смогла соблазнить такого сопливого юнца, как ты. - Она нервно хихикнула. -
Вот так-то. Поначалу отец собирался потребовать от Святого Престола, чтобы
твой брак был признан недействительным, затем передумал, плюнул на все и
выдал меня замуж. - Снова вздох. - Он предложил мне на выбор две
кандидатуры - кузена Фернандо и этого... брр! - Она содрогнулась.
- И ты выбрала Филиппа Французского?
- Д-да...
- Но почему его, а не Фернандо? Потому что он наследник престола?
- Нет, вовсе не потому. Я поступила так из-за тебя. Ведь женившись, ты
уехал в Кастилию - а я не желала больше встречаться с тобой. Тогда я
возненавидела тебя, я готова была тебя задушить... Если бы только я
знала...
Филипп запечатал ее рот поцелуем. Он уже раз слышал подобные откровения
от Амелины и не хотел услышать их вновь от другой женщины.
- Прошлого не вернешь, дорогая. Хватит горьких воспоминаний, давай
займемся настоящим. Пойдем в спальню, у нас очень мало времени.
Изабеллу прошибла мелкая дрожь.
- Филипп... милый...
- Ты не хочешь? - удивленно спросил он. - Уже передумала?
Она напряглась и побледнела.
- Нет-нет! Я... хочу, но... Только не надо спешить. У нас еще полтора
часа...
даже больше... Прошу тебя, не спеши. Пожалуйста...
Филипп нежно прикоснулся ладонями к ее бледным щекам.
- Тебе страшно?
- Д-да...
- Ты так боишься прелюбодеяния?
- Нет... нет... Я... Я боюсь...
- Ты боишься вообще заниматься любовью?
Изабелла всхлипнула - раз, второй, третий...
- Да разве я когда-нибудь занималась любовью?! - истерически выкрикнула
она и разразилась громкими рыданиями.
Филипп не пытался утешить ее. Он понял, в чем дело, и решил, что сейчас
самое лучшее - дать ей выплакаться вволю.
Наконец Изабелла успокоилась и, то и дело шмыгая носом, заговорила:
- Мой муж - грязное, отвратительное, похотливое животное. Меня тошнит
от одного его вида. Он... он... Каждый раз он попросту насилует меня. Он
настоящий изувер!
Он делает мне больно... - Она прижала голову Филиппа к своей груди. -
Боже, как мне больно! В первую ночь, когда я увидела его... это... его
раздетого - я упала в обморок... а он... он пьяный набросился на меня и...
- Ее затрясло от нового приступа рыданий.
Из глаз Филиппа тоже потекли слезы.
- Потерпи, милая, - захлебываясь, говорил он. - Потерпи немного. В
следующем году я стану соправителем Галлии, и тогда объявлю Франции войну.
Пора уже кончать с существованием нескольких государств на исконно
галльских землях - я соберу их воедино и возрожу Великую Галлию, какой она
была при Хлодвиге. Я освобожу тебя от этого чудовища, любимая, а его
самого упеку в монастырь.
Изабелла мигом утихла.
- Это правда?
- Клянусь, я так и сделаю.
- Нет, нет, я не о том спрашиваю. Ты назвал меня любимой - это правда?
- Истинная правда.
- А как же тогда Бланка? А твоя кузина Амелия? А Диана Орсини?
Филипп вздохнул:
- Вы мне все дороги, Изабелла. Я всех вас люблю, даже не знаю, кого
больше. - Он положил голову ей на колени. - Я закоренелый грешник и ничего
не могу поделать с собой. Надеюсь, Господь простит меня. Ведь Он все видит
и все понимает. Он знает, что мною движет не похоть, но любовь; что я всей
душой люблю каждую женщину, которой обладаю. Жаль, что сами женщины не
хотят этого понять и не могут простить меня.
- Я понимаю тебя, милый, - ласково сказала Изабелла. - У тебя так много
любви, что ее хватает на многих, и ни одна женщина недостойна того, чтобы
ты излил на нее всю свою любовь. Ты еще не встретил такую... и, может
быть, не встретишь никогда... Но мне все равно, я на тебя не в обиде. Не
пристало мне, замужней женщине, пусть и ненавидящей своего мужа,
требовать, чтобы ты любил только меня.
Я вполне удовольствуюсь той частичкой твоей любви, которая приходится
на мою долю.
- О, как я тебя обожаю! - восхищенно произнес Филипп, поднимая голову.
Они долго и страстно целовались, а потом он подарил ей ту частицу своей
любви и нежности, которая приходилась на ее долю...
По истечении второго часа пополуночи Филипп вышел из покоев Изабеллы и
с удивлением увидел перед собой сопровождавшего их пажа, который сидел на
полу напротив двери, прислонившись спиной к стене. Уронив голову на грудь,
он тихо посапывал. Справа от него стоял потухший фонарь.
Закрывая дверь, Филипп намеренно громко хлопнул ею, едва не задув пламя
своей свечи. Паренек вздрогнул, поднял голову и недоуменно уставился на
него.
Сообразив, наконец, что к чему, он быстро вскочил на ноги и виновато
заморгал.
- Прошу прощения, монсеньор. Я малость вздремнул.
- Какого дьявола ты здесь забыл?
- Но монсеньор! Вы же не велели мне уходить. А я человек исполнительный.
- М-да, - вынужден был согласиться Филипп. - Тут ты прав.
- К тому же, - поспешил добавить паж, - я стоял на стреме.
- Ясненько, - ухмыльнулся Филипп и протянул ему свечу. - Ладно, пошли.
Возле своей двери Филипп остановился и сунул пажу в руку два двойных
дублона[49]. Парень взглянул на монеты, и тут же челюсть его отвалилась, а
глаза чуть не вылезли из орбит. Он, конечно, рассчитывал на солидное
вознаграждение за свое молчание - но такой щедрости никак не ожидал.
- Объяснять нет никакой необходимости? - спросил Филипп.
- Разумеется, нет, монсеньор, - с трудом выдавил из себя обалделый паж.
- Вы только проводили ее высочество и сразу же ушли.
- Ты видел это собственными глазами?
- Ясное дело! Я же сопровождал вас - сначала до покоев госпожи, а потом
- до ваших.
- Вот и хорошо. А то, что могло тебе почудиться или присниться, когда
ты малость вздремнул, - об этом ты никому, даже лучшим друзьям и подругам,
надеюсь, не расскажешь?
- Конечно, монсеньор. Свои сны я никому не рассказываю. Только...
- Что "только"?! - грозно осведомился Филипп.
- Монсеньор, - заговорил паж, сам изумляясь своей наглости. - Вы дали
мне две монеты с отчеканенным на них вашим профилем...
- Ну, и что?
- Одну из них я хотел бы сохранить на память, но...
- Ага, понятно! - Филипп выудил из кошелька простой одинарный дублон и
отдал ее бессовестному шантажисту. - Здесь тоже отчеканен мой профиль.
Теперь ты доволен?
- Да, монсеньор! - радостно улыбнулся парень, который за два часа
заработал целых пять скудо.
- И учти, сорванец: если ты вздумаешь вести двойную игру и соблазнишься
на монеты с профилем Филиппа-Августа Третьего...
- Монсеньор! - с притворным негодованием воскликнул паж. - За кого вы
меня принимаете?
- За того, кто ты есть, - невозмутимо ответил Филипп. - Ты знаешь
Эрнана де Шатофьера?
- Да, монсеньор. Ваш паж д'Обиак рассказывал, как господин граф, в
качестве разминки, вырывает с корнями молодые дубки и...
- Так вот, приятель, - перебил его Филипп. - Я не люблю лупить детей,
так что, если ты дашь волю своему длинному языку, я попрошу Шатофьера
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг