страшную клятву никогда, ни при каких обстоятельствах не упоминать в его
присутствии о своей победе над Гуго фон Клипенштейном.
А вот неутомимый охотник за престолами, самый знатный из всех
странствующих рыцарей - мы говорим, конечно, об Эрике Датском, который
поначалу согласился войти в почетную свиту королевы любви и красоты, в
последний момент изменил свое решение и записался рядовым рыцарем в отряд
Эрнана де Шатофьера, благо к утру там еще оставалось несколько свободных
мест. Вопреки формальной цели своего посещения Наварры, молодой датский
принц не обращал особого внимания на Маргариту и не предпринимал ни
малейшей попытки снискать ее расположение. Злые языки при наваррском дворе
поговаривали, будто бы он, увидев, какая она беспутная и легкомысленная,
заявил в сердцах: "На кой черт мне сдалась эта вертихвостка, пусть и с
королевством в придачу", - и отказался от претензий на ее руку. (Впрочем,
Филипп догадывался об истинной причине столь странного поведения датского
принца; он прекрасно понимал, что коль скоро Анна не пригласила в свою
свиту Изабеллу Арагонскую, то и Эрику нечего было там делать.)
Уж если было упомянуто о свите королевы любви и красоты, то надо
сказать, что дам и девиц в свое окружение Анна подбирала тщательно и с
большим знанием дела.
Филипп по достоинству оценил ее утонченный вкус, позволивший ей собрать
вокруг себя великолепный букет очаровательных личек и потрясающих фигур.
Обилие красавиц, однако, не повлияло на его планы, и, отдав должное Анне,
как своей королеве и невесте, он вскоре подсел к Бланке с явным намерением
воспользоваться благоприятными обстоятельствами для решительного штурма ее
защитных порядков; к счастью, Монтини, имевший обыкновение являться в
самые неподходящие моменты, теперь был лишен такой возможности.
Но Бланка недолго терпела приставания Филиппа. Чувствуя, что ее
сопротивление начинает таять, она ласково велела ему убираться прочь,
пригрозив, что в противном случае уйдет сама и больше в ложу не
возвратится. Внешняя кротость и ласковость ее тона не обманули Филиппа,
даже наоборот - не на шутку испугали его, так как свидетельствовали о
непреклонной решимости исполнить угрозу, и он счел лучшим ретироваться,
проклиная Монтини на чем свет стоит и невольно перебирая в уме различные
способы его физического устранения.
Чтобы досадить объекту своей безответной страсти, Филипп, с позволения
Анны, принялся ухаживать за Дианой Орсини - той самой, что накануне
прислала ему в подарок оторванный от своего платья рукав. Как оказалось
впоследствии, эта черноволосая и синеглазая девчушка пятнадцати лет,
представительница младшей ветви одного из самых могущественных в Италии
родов и любимица римской принцессы, не разделяла всецело вкусов своей
подружки и госпожи. Диану больше привлекали парни, нежели девчонки, а
Филипп вовсе очаровал ее, и уже к вечеру она была готова отдать ему не
только рукав, но и всю свою одежду с невинностью в придачу. Филиппа не
пришлось уговаривать принять этот дар: по его искреннему убеждению, все
сочли бы его глупцом и невежей, откажись он ответить взаимностью на любовь
такой милой и очаровательной девушки.
Что же касается Бланки, то она, видимо, на зло Филиппу, взяла себе в
кавалеры наследного принца Арагона Педро - весьма инфантильного молодого
человека с безвольными чертами лица и таким же безвольным характером.
Кстати сказать, некогда они были помолвлены, но потом их отцы разошлись во
взглядах на дальнейший ход Реконкисты, поссорились и даже малость
повоевали между собой за Южную Валенсию, которая в конечном итоге
досталась Кастилии. А с тех пор как Бланку, так и Педро, преследовали
неудачи в личной жизни. За это время двадцатичетырехлетний наследник
арагонского престола успел дважды жениться и дважды овдоветь и от обоих
браков не заимел ни одного ребенка.
По мнению Филиппа, Педро был бы идеальной партией для честолюбивой и
тщеславной наваррской принцессы; брак с ним позволял ей стать в будущем
единоличной правительницей сразу двух королевств - Наварры и Арагона.
Однако Маргарита резко отрицательно относилась к своему арагонскому
кузену. По ее собственному признанию, его вялость, слабохарактерность и
инфантильность вызывали у нее отвращение, за глаза она называла его
бесхребетным слизняком, и, как подозревал Филипп, ей становилось тошно при
одной лишь мысли о том, чтобы лечь с ним в постель, хотя внешне принц
Педро казался довольно привлекательным молодым человеком. Вне спальни
Маргарита привыкла властвовать над мужчинами, и тем не менее она терпеть
не могла глупых и безвольных парней. Ее привлекали молодые люди иного
склада - такие, например, как Тибальд де Труа, граф Шампанский, ставший
после самоустранения Филиппа главным претендентом на руку наваррской
принцессы.
В определенном смысле Тибальд был совершенством: умный, волевой,
инициативный и целеустремленный, он, вместе с тем, отличался крайней
непрактичностью, безудержной мечтательностью, даже был чуточку не от мира
сего. Самым главным его увлечением была поэзия, затем он любил женщин,
веселые пирушки, охоту, турниры и прочие мирские развлечения - а в
государственных и хозяйственных делах он был полный профан и ни от кого не
скрывал этого. Тибальд откровенно сокрушался по поводу того, что богатство
и высокое положение непременно сопряжены с властью.
Его неспособность вести дела была просто потрясающа. Он развращал своих
управляющих одного за другим. Даже кристально честный человек, поступив к
нему на службу, не мог долго устоять перед искушением быстро обогатиться
и, в конце концов, начинал воровать. В то время Шампань была самой дурно
управляемой провинцией во всем Французском королевстве, которое тоже
управлялось не ахти как хорошо, и Тибальд, помимо того, что был без памяти
влюблен в Маргариту, надеялся, что она, выйдя за него замуж, возьмется
навести порядок в графстве, да и вообще взвалит на себя все заботы по его
управлению.
Маргарита, однако, не спешила обнадеживать Тибальда. Разойдясь с
Филиппом и не помирившись с Рикардом, она полдня просидела в почетной ложе
в гордом одиночестве, почти ни с кем не общаясь, была мрачнее тучи и
притворялась, будто внимательно следит за ходом турнира. Только к вечеру
Маргарита немного ожила, но, к большому огорчению Тибальда и к немалому
смущению своего отца и императора, принялась отчаянно заигрывать с Анной,
благо римская принцесса также не оставалась равнодушной к своей наваррской
кузине. Этот мимолетный и довольно нетрадиционный роман, несомненно,
омрачил бы празднества, не будь внимание подавляющего большинства гостей
целиком приковано к происходящим на арене событиям.
А турнир, надо признать, удался на славу. Безусловно, он был одним из
лучших ратных игрищ за всю историю подобных состязаний - и по уровню
организации, и по составу участников, и по накалу страстей как на самой
арене, так и вокруг нее.
Бесспорным героем турнира стал Эрнан де Шатофьер, доказавший себе и
другим, что он не только талантливый военачальник, но и непревзойденный
боец. В групповом сражении возглавляемый им отряд одержал уверенную
победу, а сам Шатофьер в очном поединке одолел Гуго фон Клепенштейна и был
единодушно признан лучшим рыцарем второго дня. Вдохновленный своим
успехом, Эрнан выиграл все главные призы и в последующих соревнованиях, не
оставив ни единого шанса даже великолепному Грозе Сарацинов. Все женщины
на турнире просто сходили по нему с ума, но он по-прежнему продолжал свято
блюсти обет целомудрия, и один только Бог, возможно, догадывался (да и то
не наверняка), чтo в действительности скрывалось за его личиной
непоколебимого святоши...
Через день после окончания турнира, 10 сентября 1452 года, Италия
обрела новую королеву. Это знаменательное событие произошло в соборе
Пречистой Девы Марии Памплонской, где епископ Франческо де Арагон с
высочайшего соизволения его святейшества папы Павла VII сочетал браком
императора Августа XII Юлия и кастильскую принцессу Элеонору.
А вечером накануне венчания был подписан составленный впопыхах брачный
контракт между Филиппом Аквитанским-младшим и Анной Юлией Римской,
наследницей галльских графств Перигора, Руэрга и Готии. Точную дату
бракосочетания предстояло еще согласовать, но была достигнута
принципиальная договоренность, что свадьба состоится в Риме вскоре после
Рождества, а пока что к Анне в услужение будет приставлена свита из
гасконских дворян, чтобы от имени Филиппа заботиться о ней, как о его
невесте.
На последнем пункте Филипп настаивал особо, и когда в числе молодых
людей, удостоенных этой чести, он назвал Этьена де Монтини, стало понятно
почему. В отличие от других счастливчиков, которые радовались перспективе
провести три месяца в императорском дворце на Палатинском холме, Монтини
был отнюдь не в восторге и волком смотрел на Филиппа, то и дело бросая
умоляющие взгляды на Бланку. Однако она не могла ничего поделать: хотя
Этьен был лейтенантом наваррской гвардии и подчинялся королю, он, как
гасконский подданный, не смел ослушаться приказа Филиппа, даже если бы
терял при этом лейтенантский чин.
Бедняга Монтини сошел со сцены, даже не попрощавшись как следует с
возлюбленной.
Всякий раз, чувствуя себя беспомощной, Бланка ужасно злилась; когда же,
вдобавок, у нее были месячные, она норовила сорвать свою злость на первом
попавшемся ей под горячую руку и зачастую ни в чем не повинном человеке.
Тем же вечером, но чуть позже, оставшись с Этьеном наедине, Бланка
обвинила его во всех смертных грехах и прогнала прочь, а на следующий день
во время свадьбы и утром 11-го числа, когда римские гости тронулись в
обратный путь, всячески избегала его, о чем впоследствии горько сожалела,
проклиная себя за жестокость и бессердечие. Так что мы не ошибемся, если
скажем, что Монтини покидал Памплону с тяжелым сердцем, терзаемый самыми
дурными предчувствиями.
Перед отъездом Август XII, улучив свободную минуту, отвел Филиппа в
сторону и тихо сказал ему:
- Пожалуй, я должен поблагодарить учителя моей жены за проявленное
усердие.
Отлично сработано!
Филипп обалдело уставился на своего будущего тестя. Он все утро ловил
на себе странные взгляды императора и, в общем, догадывался, в чем дело,
но такой откровенности никак не ожидал. Между тем Август XII положил ему
руку на плечо и продолжал:
- А я-то думал, что избежал этой участи, когда принцесса Бланка вышла
за графа Бискайского. Вот нерадивые у меня осведомители - ну, никуда не
годные...
Впрочем, мы с тобой квиты, - с некоторой долей злорадства добавил он. -
Моя дочь тоже не подарок.
Филипп рассеянно кивнул. От Дианы Орсини он узнал, что увлечение Анны
девчонками было далеко не столь невинным, как ему казалось прежде.
Последние полтора года при императорском дворе активно возрождались хорошо
забытые традиции древнеримских весталок, и Август XII, потеряв всяческую
надежду образумить свою горячо любимую, но крайне беспутную дочь путем
уговоров, угроз и наказаний разной степени тяжести, видел только одно
средство - поскорее выдать Анну замуж и переложить все заботы на плечи ее
супруга. Так он, собственно, и поступил.
"Однако семейка у нас будет! - сокрушенно думал Филипп. - Что муж, что
жена, оба бабники".
На прощание они с Анной обменялись вежливыми колкостями по поводу того,
кому после их свадьбы достанется Диана Орсини. Сама девушка явно отдавала
предпочтение Филиппу, от которого была без ума, и в последнюю ночь то и
дело заходилась слезами, не желая расставаться с милым. Филипп был очень
нежен с ней и утешал ее тем, что спустя три месяца они снова увидятся и
больше не расстанутся никогда. Он обещал во время разлуки часто думать о
ней, и это не было благой ложью. К концу турнира в его личном рейтинге
популярности опять произошли изменения: третью строку сверху, после Бланки
и Амелины, заняла Диана, вытеснив Маргариту на четвертую позицию. Анна же
дулась на "эту подлую изменщицу" и ревновала их обоих друг к другу.
Вот так и расстался Филипп с Анной Юлией Римской и Дианой Орсини -
двумя юными женщинами, которым предстояло сыграть большую роль в его
жизни, ибо первая из них впоследствии стала его женой, а вторая -
фавориткой.
С окончанием официальных торжеств большинство гостей наваррского короля
поспешили разъехаться по домам - но так поступили не все гости. Формальным
поводом для оставшихся послужило заявление Маргариты, что через две
недели, 26 сентября, состоится ее бракосочетание. Правда, она не изволила
сообщить имя избранника, но сам факт назначения точной даты сужал круг
подозреваемых до четырех человек, с которыми король Наварры имел твердые
договоренности, полностью готовые к подписанию брачные контракты и
разрешение Святого Престола на брак; это были Тибальд де Труа, Рикард
Иверо, Педро Оска и Педро Арагонский.
Что же касается истинной причины задержки части делегаций Франции,
Галлии, Арагона и Кастилии в Памплоне, то о ней можно было догадаться хотя
бы на том основании, что король Робер III, вынужденный срочно возвратиться
в Тулузу, поручил вести переговоры от имени всей Галлии известному
иезуитоненавистнику герцогу Аквитанскому. Кроме того, при наваррском дворе
появились некие таинственные личности, одетые как купцы, но с повадками
знатных господ, - по утверждению сведущих людей, эмиссары королей Англии,
Лотарингии и Бургундии, германского императора, а также великого герцога
Фландрского. Таким образом, в Памплоне собрались представители всех стран,
где были сильны позиции иезуитов; они обсуждали план совместных действий в
свете предстоящего отлучения ордена от церкви и наложения на все его
области Интердикта.
При других обстоятельствах Филипп принял бы деятельное участие в
переговорах, но, как мы уже упоминали, Маргарита пригласила молодых
вельмож погостить недельку в ее загородной резиденции Кастель-Бланко -
небольшом опрятном замке вблизи реки Арагон, все стены и башни которого
были выстроены из белого известняка, так что он вполне оправдывал свое
название[46]. Принцесса рассчитывала, что ее гостям придется по вкусу
смелая, можно сказать, революционная идея на какое-то время избавиться от
назойливых придворных и всласть порезвиться в обществе равных себе по
происхождению и занимаемому положению, в веселой, непринужденной
обстановке, не ограничивая свою свободу суровыми предписаниями дворцового
этикета и не боясь уронить свое высокое достоинство в глазах знати
среднего и мелкого пошиба, поскольку присутствия таковой не предвиделось.
Как и предполагала Маргарита, ее идея была принята на ура, и рано утром
13 сентября около полусотни знатных молодых людей в сопровождении одной
только личной прислуги и вооруженной до зубов охраны покинули Памплону и
отправились на юг, где в стороне от людских поселений находилась цель их
путешествия - уютный белый замок, заблаговременно укомплектованный
многочисленным штатом пажей и слуг, чтобы с самой первой минуты пребывания
в нем вельможи не испытывали никаких неудобств.
В этой компании высокородных и могущественных дам и господ было,
однако, три исключения. Во-первых, Маргарита уважила просьбу Эрика
Датского и пригласила в Кастель-Бланко Ричарда Гамильтона, который хоть и
происходил из древнего шотландского рода Гамильтонов, но принадлежал к
одной из младших его ветвей и был куда более известен своими военными
подвигами в Палестине и на Балканах, нежели поместьями на юге Шотландии.
Во-вторых и в-третьих, помимо традиционных забав, вроде прогулок, охоты,
купания в реке, Маргарита решила развлечь высоких гостей небольшим
пикантным представлением - сельской свадьбой, как она ее называла, и с
этой целью прихватила с собой Габриеля и Матильду.
Накануне Филипп и Бланка предприняли последнюю отчаянную попытку
отговорить Габриеля от брака с Матильдой, но он упорно стоял на своем.
Сама Матильда чувствовала себя точно приговоренной к смерти, ее отношение
к Габриелю ничуть не улучшилось, и каждый день, а то и по несколько раз ко
дню, она умоляла его, Маргариту и Этьена изменить свое решение, однако все
трое оставались глухи к ее мольбам, и в конце концов бедняжка, если не
смирилась со своей участью, то, во всяком случае, покорилась неизбежному.
Филипп всей душой жалел Матильду; он видел, как в ней с каждым днем растет
и крепнет ненависть ко всем без исключения мужчинам, - и тогда ему
становилось безмерно жаль Габриеля...
Кастель-Бланко находился более чем в двадцати милях от Памплоны, и
молодые люди, хоть и отправились в путь на рассвете, прибыли к месту
назначения поздно вечером. Все были крайне утомлены дорогой, а Филипп, к
тому же, чертовски зол.
Весь день он гарцевал на лошади возле кареты, в которой ехала Бланка,
жалуясь ей вначале на жару, а позже - на усталость, но она упорно не
желала понимать его прозрачных намеков и большей частью отмалчивалась,
стремясь тем самым показать ему, как низко он пал в ее глазах после той
выходки с Монтини. Помимо этого, у Бланки была еще одна, не менее веская
причина не пускать Филиппа к себе в карету: только что у нее закончились
месячные, и она, чувствуя повышенную возбудимость и даже некоторую
гиперсексуальность, не без оснований опасалась, что ей не хватит сил
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг