нашел... Ну все, баста! Это мне наглядный урок. Впредь я не потерплю в
своем окружении не только педерастов, но и девственников старше
шестнадцати лет - этих сопливых юнцов, которые сторонятся женщин, забивая
себе голову всякими романтическими бреднями о чистой и возвышенной любви,
ночью втихаря рукоблудят и, в конечном итоге, становятся насильниками... -
Филипп остыл так же внезапно, как и взорвался. - Ладно. Теперь рассказывай.
Габриель поведал ему обо всем, кроме своей встречи с Симоном. Филипп
внимательно выслушал его, ни разу не перебив, затем, помолчав немного,
медленно произнес:
- Да-а, хорошенькое дело!.. Ты, кстати, отдаешь себе отчет в возможных
последствиях своего поступка? Ведь Матильда не просто фрейлина принцессы -
она ее любимица, а может, и любовница. И если Маргарита решит, что ты
должен понести наказание, вряд ли я смогу выручить тебя. Разумеется, я
употреблю все свое влияние, чтобы урезонить ее, но она чертовски
своенравная девушка и вполне может заупрямиться. Учти, я не намерен из-за
твоей глупой выходки ставить под угрозу такой перспективный брачный союз.
Уразумел?
- Да, - сказал Габриель. - Я понимаю.
- И что ты думаешь делать?
- Не знаю. Я ничего не думаю. Не могу думать. - Он весь поник и громко
всхлипнул. - Я... Я не хочу жить!..
Кряхтя, Филипп встал с кровати.
- А ты поплачь, - сочувственно посоветовал он. - Вот увидишь, сразу
полегчает. Я серьезно, братишка. Порой и мужчинам можно всплакнуть -
только скупо, по-мужски.
Ты же еще мальчишка, так что плачь, не стесняйся. Пожалей себя, пожалей
Матильду - и поплачь. Вот сейчас я пойду спа-а... - Филипп не удержался и
во весь рот зевнул. - Устал, как собака! Эта затейница Маргарита...
Впрочем, ладно. Утром мы все обмозгуем на свежую голову, а сейчас ложимся
баиньки.
Габриель молча кивнул. Он уже приготовился последовать совету Филиппа,
когда останется в одиночестве, и теперь еле сдерживал слезы.
В дверях Филипп остановился.
- Да, к твоему сведению. Я велю страже не выпускать тебя из покоев без
моего ведома. А то гляди, еще что-нибудь выкинешь.
Глава XXX
ОТВЕРЖЕННЫЙ ПРИНЦ
Было без малого час ночи, но не гас свет в кабинете Александра
Бискайского. Сидя в удобном кресле за широким рабочим столом, он
внимательно изучал пожелтевшие от времени свитки, скрепленные королевскими
печатями, а также печатями канцелярии Сената, и датированные четырьмя
предыдущими столетиями. Иногда он прерывал чтение и впадал в задумчивость,
отрешенно глядя в пространство перед собой; затем возвращался к
действительности и брал следующий свиток.
- Ничего нет, - наконец, пробормотал граф, отложив в сторону последний
документ.
- Ничегошеньки... Проклятье!..
Он забарабанил пальцами по столу и в который уже раз нетерпеливо
взглянул на часы.
"Странное дело! К чему такая таинственность, черт бы его побрал? Не
иначе, как что-то назревает. Что-то очень важное... Но что?.."
Вдруг за его спиной раздался тихий скрип двери. Александр резко
оглянулся и увидел на пороге комнаты свою сестру Жоанну.
- Почему ты здесь, дорогая? Поздно уже.
- Я не могу заснуть, Сандро. Я так соскучилась по тебе, а ты лишь
только приехал - и сразу за дела. Неужто они часок-другой не подождут?
- Дела никогда не ждут, сестренка. И вообще, зря ты пришла. Если дядя
прознает, что ты была у меня ночью, опять разборы начнутся: "Ах, доченька,
ты разрываешь мое сердце!.."
Губы Жоанны тронула вымученная улыбка.
Брат ласково смотрел на нее - единственное существо, которое он
по-настоящему любил, в то же время презирая всех остальных, лютой
ненавистью ненавидя весь мир, который так жестоко и подло обошелся с ним.
Внук короля, сын его старшего сына, имевшего глупость умереть раньше отца,
Александр был лишен дедом законного наследства - королевской короны.
Покойный король Рикард, будучи весьма благосклонным к младшему сыну,
теперешнему королю, крайне неприязненно относился к старшему, а после его
смерти обратил всю свою нелюбовь на Александра. Он принудил его,
одиннадцатилетнего мальчишку, отречься от всех прав на престол, и с тех
пор жизнь Александра была отравлена ненавистью, злобой и завистью. В
течение многих лет его ни днем, ни ночью не оставляла в покое мысль, что
не будь его отец таким строптивым и непослушным сыном или проживи он хотя
бы на четыре года дольше (или же сдохни его дед раньше!), то Александром
Х, королем Наварры, был бы совершенно другой человек. А именно - он,
Александр Бискайский.
Год за годом, капля за каплей, этот яд все глубже проникал в его душу.
Со временем сердце его ожесточилось, он перестал верить в Бога и бояться
ада, неистовая и поначалу бессильная ярость сменилась глубоким цинизмом,
холодным расчетом и постоянным лицемерием. У Александра не было ни одного
друга, он вообще забыл, что значит слово "дружба". Все его мысли и чувства
подчинялись одному императиву: во что бы то ни стало вернуть утраченную
корону. К людям он относился с презрением и пренебрежением, как к низшим
существам, но тщательно скрывал это - да так мастерски, почти виртуозно,
что лишь единицам удавалось разглядеть за внешним лоском блестящего и
респектабельного вельможи уродливую сущность озлобленного, беспринципного
властолюбца.
Женясь на Бланке, граф видел в ней не женщину, не будущую спутницу
жизни, но, прежде всего, орудие для достижения поставленной цели. Зная о
нежной привязанности Альфонсо к старшей из своих сестер, он рассматривал
этот брак, как весьма удачный в тактическом и стратегическом плане ход.
Наваррский король, кстати, по достоинству оценил дипломатический успех
племянника и дважды за последние полгода отправлял его во главе
немногочисленного и плохо подготовленного войска на подавление
крестьянских мятежей в Стране Басков, втайне рассчитывая, что там он
встретит свою смерть.
Но все надежды Александра пошли прахом, когда Бланка узнала о его связи
с Жоанной. Сам по себе ее отказ делить с ним постель не так чтобы очень
огорчил его - однако затем последовал полный разрыв между ними, и она
стала относиться к нему с откровенной враждебностью. Было бы по меньшей
мере наивно объяснять все происшедшее крайней набожностью Бланки, ее
ханжескими предрассудками и, как следствие, глубочайшим отвращением,
которое она испытывала к кровосмешению и кровосмесителям. Будь Александр
порядочным человеком, она бы, конечно, простила его, как простила Жоанну,
тем более что его порочная связь с сестрой продлилась всего несколько
месяцев и прекратилась задолго до их женитьбы. Но нам известно, при каких
обстоятельствах был заключен их брак. С самого начала Бланка не питала
никаких нежных чувств к Александру, не смотрела на него, как говорится,
ослепленными любовью глазами и уже на второй неделе супружеской жизни
полностью разочаровалась в нем, а еще спустя неделю возненавидела его
всеми фибрами души.
Она была девушка умная и проницательная, довольно быстро у нее
сложилась целостная картина его неизменной натуры, и она с ужасом поняла,
чтo за человек ее муж и какие побуждения им движут.
Давнее прегрешение Александра послужило лишь поводом для разрыва, но
никак не причиной оного, хотя Бланка, возможно, придерживалась иного
мнения. Она без зазрения совести шантажировала его, угрожая разоблачением
и бракоразводным процессом. Положение графа стало еще более отчаянным,
когда Альфонсо взошел на престол. Задумай теперь Бланка избавиться от мужа
и попроси в этом помощи у брата, то остаток своей жизни Александру
придется провести в бегах, скрываясь от вездесущих убийц, направляемых
рукой кастильского короля. Одна-единственная слабость обернулась для графа
Бискайского настоящей катастрофой. Иронией судьбы, единственным чистым и
непорочным, что еще оставалось в нем, была любовь к родной сестре -
чувство, которое во все времена в равной степени сурово осуждалось и
церковью, и обществом.
Сама Жоанна испытывала к Александру скорее жалость, нежели любовь. Куда
более серьезным ее увлечением был Рикард Иверо, которого она всеми
правдами и неправдами стремилась заполучить в мужья. А что касается брата,
то Жоанна чувствовала к нему глубокую привязанность. Она знала его лучше,
чем кто-либо другой, даже он сам. За показным благородством, за тщательно
скрываемой низостью ей виделась страдающая душа, искалеченная жестокой
действительностью, обидами и унижениями, которые ему довелось изведать в
отрочестве. С ней и только с ней он становился таким, каким был от природы
- человечным. Уступив в начале прошлого года настойчивым домогательствам
брата, Жоанна надеялась, что любовь, пусть и греховная, хоть чуточку
смягчит его сердце, умерит исступленную ненависть к людям. Но, увы,
надежды ее не оправдались...
Жоанна пододвинула табурет и села, облокотившись на край заваленного
бумагами стола.
- Все мечтаешь о короне?
- Вот именно, - кивнул Александр. - Мечтаю. Мечтаю и только. Сегодня,
кстати, знаменательный день... Гм, в некотором смысле.
- И в каком же смысле?
- Это, - он указал на свитки, разбросанные по столу, - последние из
имеющихся документов, где хотя бы вскользь упоминается о наследовании
наваррского престола. Так, во всяком случае, утверждает Мондрагон. Он
говорит, что за время моего отсутствия тщательнейшим образом перерыл весь
государственный архив.
- И с каким успехом?
- Да ни с каким. Нигде не подвергается сомнению первоначальная формула
наследования: "После смерти короля Наварры его преемником становится его
старший сын. Он и провозглашается Сенатом королем Наварры, если у
большинства достопочтенных сенаторов не найдется против этого существенных
возражений, достойных пересмотра традиционных правил, освященных обычаями
предков и одобренных святой католической церковью", - процитировал граф. -
Позже в нее были внесены уточнения, касающиеся тех случаев, когда умерший
король вообще не имеет потомков, а последняя поправка была принята восемь
лет назад и предусматривает наследование престола старшей дочерью в
отсутствие сыновей.
Случай с нашим отцом не имел прецедентов в Наварре и никогда не
рассматривался даже умозрительно, а практика других стран... Нет, на
соседей лучше не ссылаться - это возымеет прямо противоположный эффект.
Так что все мои попытки найти какую-нибудь юридическую зацепку,
позволяющую на основании закона обвинить дядю в узурпации власти,
закончились полным провалом.
- Итак, ты признаёшь свое поражение? - с робкой надеждой спросила
Жоанна.
- Вовсе нет! - жестко произнес Александр. - Это еще не поражение, я
лишь потерпел временную неудачу. Придется в корне менять тактику, идти
другим путем.
Прежде я пытался подвергнуть сомнению корректность первоначальной
формулы - что престол наследует старший сын, но теперь я намерен плясать
от нее.
Жоанна растерянно покачала головой.
- Я не понимаю тебя, Сандро. Сколько раз ты говорил мне, что дядя стал
королем в строгом соответствии с этим положением: ведь когда умер наш дед,
он был единственным и, следовательно, на тот момент старшим его сыном.
- Старшим из живых, - уточнил граф. - Но не старшим вообще. Пока меня
не было, Мондрагон взял на себя инициативу и обратился к Лотарю фон
Айнсбаху, видному теологу из Тулузского университета, с просьбой дать
исчерпывающее толкование порядка престолонаследия с позиций современной
богословской науки...
- Постой-ка! Это не тот ли самый преподобный отец Лотарь, который на
прошлой неделе приехал к нам по приглашению епископа?
- Да, тот самый. О его приглашении позаботился Мондрагон. Сегодня
вечером я имел с отцом Лотарем длительный разговор. Оказывается, он с
большим воодушевлением принял предложение Мондрагона и уже наметил
основные тезисы трактата, в котором аргументировано доказывается, что
формула "преемником короля становится его старший сын" подразумевает
передачу божественного начала королевской власти строго по старшей линии и
нуждается лишь в одном уточнении: может ли дочь унаследовать престол, или
же наследование происходит исключительно по мужской линии. Но, в любом
случае, смерть нашего отца раньше деда не является достаточным основанием
для лишения меня права на престол. Когда умер дед, дядя действительно был
его старшим сыном - но старшим в данный момент, а не старшим вообще. Пока
мы с тобой живы, ни он, ни тем более Маргарита не принадлежат к старшей
ветви наваррского дома. Старшая ветвь - мы, а я - старший в роду.
Вдобавок, - тут Александр поднял к верху указательный палец, - попытки
обосновать претензии дяди на старшинство в роду тем, что якобы с
преждевременной кончиной нашего отца между мной и дедом утратилась
непосредственная связь, здорово смахивают на ересь, ибо подвергают
сомнению бессмертие души.
- Разве? - грустно усмехнулась Жоанна. - С каких это пор ты начал
верить в бессмертие души?
- А ни с каких. Что, впрочем, нисколько не помешает мне использовать
эти и тому подобные аргументы, чтобы убедить в своей правоте олухов,
верящих во всякую чушь о Боге и бессмертной душе... Прекрати гримасничать,
Жоанна! И оставь свою проповедь при себе. С меня довольно того, что я
исправно хожу в церковь.
- Это еще больший грех, Сандро: притворяться, что веришь, когда в
сердце нет ни капельки веры.
- Хватит, я сказал! - прикрикнул граф, хлопнув ладонью по столу. - Не
заводись, прошу тебя... Так вот, преподобный Лотарь собирается уже в самом
скором времени представить свой трактат на рассмотрение конгрегации
священной канцелярии и уверен, что не позднее следующего Рождества, то
есть через полтора года, папа одобрит его и внесет в список Вселенской
Суммы Теологии[35].
- Неужели? - с сомнением произнесла Жоанна. - Ты полагаешь, что
святейший отец поддержит твои притязания? Но ведь он весьма благосклонен к
дяде - да и к Маргарите тоже, хоть и порицает ее за беспутство.
- А я собираюсь обращаться к нему за поддержкой. Единственное, что от
него требуется, это одобрить трактат, в котором ни разу не упоминается
Наварра, как, впрочем, и любая другая страна. Вопрос о престолонаследии
рассматривается там в общем, безотносительно к какому-либо конкретному
случаю, и вместе с тем, применительно ко всем католическим королевствам и
княжествам. Я очень рассчитываю на то, что трактат будет одобрен. В конце
концов, все его доводы полностью согласуются с ныне действующими нормами
римского права, в неизменности которых кровно заинтересован род Юлиев. Ну
а папа, сам Юлий, думаю, не прочь сделать родственникам услугу, тем более
важную, что в последнее время среди высшей итальянской знати весьма сильны
настроения в пользу элективной монархии - чтобы императора избирал Сенат,
как это было в древности, еще до Корнелия Великого. Вот тогда я и
предъявлю свои права, ссылаясь на их каноническую обоснованность. Вот
тогда и посмотрим, дорогой дядюшка, кто будет смеяться последним! - При
этом в глазах его вспыхнула такая жгучая ненависть, что Жоанну заколотил
озноб.
- Сандро, милый! - взмолилась она. - Только не надо крови! Дай мне
слово, что обойдешься без крови. Прошу тебя, очень прошу. Иначе я буду
вынуждена рассказать обо всем па... - она покраснела и опустила глаза, -
дяде.
Губы Александра искривились в ухмылке:
- Папочке, верно? Он для тебя папочка. Тебя не трогает, что твой
настоящий отец... Хотя ладно. Не беспокойся, сестренка, я не кровожадный.
К силе я прибегну разве что в крайнем случае и уж тем более не собираюсь
посягать на жизнь милых твоему сердцу узурпаторов - дяди и кузины.
- Ты обещаешь?
- Обещаю. Поверь мне хотя бы потому, что если я буду хоть как-то, даже
косвенно причастен к их смерти, Сенат откажется провозгласить меня королем
и отдаст корону дядюшке Клавдию. В итоге я останусь несолоно хлебавши.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг