самого себя - и, прежде всего, себя. Дескать, трудно быть честным перед
другими, но быть всегда и во всем честным перед собой - мучительно. Не
знаю, возможно, он прав. Во всяком случае, я лично не могу обойтись без
того, чтобы время от времени не солгать себе. Так жить становится легче.
Безмятежнее, что ли.
Габриель слушал Симона с нарастающим изумлением.
"Этого еще не хватало! - удрученно подумал он. - Уж если наш простачок
Симон ударился в философию, то дело явно дрянь".
- Вот так и ты, - между тем продолжал Симон. - Пытаешься внушить себе,
что эта девушка ничего для тебя не значит, выдумываешь всякие отговорки,
вроде того, что совсем не знаешь её... А все для того, чтобы не так сильно
страдать. Ведь не исключено, что сейчас, в это самое мгновение, Филипп
завлек Матильду в свою спальню... Согласись, на такие дела он скор и
времени зря не теряет... Итак, они оказались в спальне, он резкими,
похотливыми движениями срывает с нее одежду, она обхватывает руками его
шею, их губы сливаются в поцелуе, а тем временем его руки скользят по ее
бедрам, раздвигая ей ноги...
Тут Симона прервал жуткий, пронзительный вой. От неожиданности он даже
не сразу сообразил, что это взвыл Габриель. Где-то с минуту они молча
смотрели друг на друга. Взгляд Габриеля был исполнен боли и отчаяния.
Наконец он с тихим стоном откинулся на спинку кресла и утомленно произнес:
- А я и не думал, что ты можешь быть таким жестоким.
- Я, конечно, приношу свои извинения, - ответил Симон. - Но это было
необходимо.
- Зачем?
- Чтобы растормошить тебя. Побудить к решительным действиям.
- К каким же?
Симон передернул плечами.
- Это я оставляю на твое усмотрение. Не в пример мне, ты смышлен и
находчив. Тут тебе и карты в руки.
Габриель энергично взъерошил волосы.
- О Боже! Ну что, что я могу сделать?
- Прежде всего, помешай Филиппу сейчас, - посоветовал Симон. - А дальше
видно будет.
- Но как я могу ему помешать? - с горечью произнес Габриель.
- Гм... Видать, ты и в правду потерял голову. Разве я не ясно сказал:
помешать.
Пойти и помешать. В наглую. Хотя бы так, как пытался сделать я, по
собственной инициативе. К сожалению, Гастон ничего не понял и,
естественно, принял сторону Филиппа.
Габриель удивленно поднял брови:
- Так значит, ты...
- Ясное дело! А ты что, думал, я просто дурачусь?
- По правде говоря, да.
- Вот и ошибся. Я собирался пререкаться с Филиппом до тех пор, пока
Матильда не почувствовала бы себя неловко и не убралась восвояси. Дурак,
не додумался обвинить их в стремлении остаться наедине - тогда бы она
точно ушла. - Симон сокрушенно покачал головой, - И все-таки я тугодум...
Ну, так что решить? Пойдем к Филиппу или махнешь на все рукой? Последнее,
кстати, тоже неплохое решение.
Пускай он всласть позабавится с ней, пока она не надоест ему - держу
пари, долго ждать не придется. В конце концов, ее не убудет. Вряд ли она
девственница; боюсь, эта добродетель при дворе Маргариты не в почете. К
тому же нет худа без добра - с Филиппом твоя Матильда наберется немного
опыта, научится некоторым штучкам, которые, возможно, придутся тебе по
вкусу...
- Это ты по своему опыту судишь? - едко осведомился Габриель. - Насчет
некоторых штучек... - Увидев кислую мину на лице Симона, он злорадно
ухмыльнулся. - Это я так, в шутку сказал - чтоб жизнь тебе медом не
казалась. Хватит меня раззадоривать, я уже завелся... Да, вот еще что.
Когда Гастон станет называть тебя дурачком, не верь ему. Это неправда.
Симон застенчиво улыбнулся:
- А я и не верю.
Глава XXV
ГРЕХОПАДЕНИЕ МАТИЛЬДЫ ДЕ МОНТИНИ
Когда дверь за Гастоном д'Альбре затворилась, Филипп ласково обратился
к Матильде:
- Прошу садиться, барышня. Выбирайте, где вам удобнее. - Он
заговорщически подмигнул ей, всем своим видом показывая, что самое удобное
место у него на коленях. - Официальная аудиенция закончена и нам больше
нет нужды следовать протоколу.
- Благодарю вас, монсеньор, вы очень милы, - смущенно ответила девушка.
- Но лучше я постою. Тем более что мне, пожалуй, пора возвращаться к
госпоже.
- Тогда я тоже постою, - сказал Филипп, поднимаясь с кресла. - И
кстати, я вас еще не отпускал.
- Да, монсеньор?
- Я хотел бы узнать, кто будет присутствовать на сегодняшнем приеме. Из
знати, разумеется.
- Ну, прежде всего, госпожа Бланка Кастильская. Не исключено, что будет
и ее брат, дон Фернандо.
- Вот как! - удивился Филипп. - Граф де Уэльва уже приехал?
- Да, монсеньор. Ее высочество как раз давала мне поручение, когда ей
доложили о прибытии господина принца.
- Гм. А мне казалось, что он должен сопровождать свою сестру, принцессу
Нору.
- Госпожа Элеонора приедет несколько позже, вместе со старшим братом,
королем доном Альфонсо.
- Даже так! Ну что же... Итак, на приеме будут принцесса Бланка и,
возможно, граф де Уэльва. Еще кто?
- Госпожа Жоанна, сестра графа Бискайского.
- А сам граф?
- Нет, он не... мм... Вчера поздно ночью он только возвратился из
Басконии, и у него накопилось много неотложных дел.
"Ясненько, - подумал Филипп. - Маргарита и ее кузен настолько не
переваривают друг друга, что даже избегают личных встреч. Боюсь, в самом
скором времени я буду втянут в эту семейную вражду... А жаль, - решил он,
вспомнив о Бланке. - Очень жаль... Впрочем, это мы еще посмотрим. Монтини
писал, что Бланка не в ладах с мужем и весьма близка с Маргаритой. Так что
все может быть..."
- Благодарю вас, барышня. Продолжайте, пожалуйста.
- Из всех, достойных вашего внимания, остались только господин виконт
Иверо и его сестра, госпожа Елена.
- Виконт по-прежнему дружен с госпожой принцессой? - поинтересовался
Филипп. Он не спеша расхаживал по комнате, медленно, но верно приближаясь
к Матильде.
Девушка стыдливо опустила глаза.
- Ну, собственно... В общем, да.
- А ваш брат?
Если предыдущий вопрос привел Матильду в легкое и вполне объяснимое
замешательство, то упоминание об Этьене явно обескуражило ее.
- Прошу прощения, монсеньор. Боюсь, я не поняла вас.
"Вот так дела! - изумился Филипп. - Неужели Маргарита изменила своим
принципам и завела себе сразу двух любовников?.. Но с этим мы разберемся
чуть позже".
Он подступил к Матильде вплотную и решительно привлек ее к себе.
Девушка покорно, без всякого сопротивления, отдалась в его объятия.
- Монсеньор!.. - скорее простонала, чем прошептала она.
- Называй меня Филиппом, милочка... О Боже, какая ты хорошенькая!
Матильда подняла к нему лицо. Глаза ее томно блестели.
- Филипп, - нараспев, как бы смакуя это слово, произнесла она. - Я
люблю вас, Филипп. Я так вас люблю!
- А ты просто сводишь меня с ума, - пылко ответил Филипп. - Да, да,
сводишь с ума! И я вправду рехнусь... если сейчас же не поцелую тебя.
Что он и сделал. Его поцелуй был долгим и нежным; таким долгим и таким
нежным, что у Матильды дух захватило.
Потом они целовались жадно, неистово. Отсутствие опыта Матильда
восполняла самоотверженностью влюбленной женщины. В каждый поцелуй она
вкладывала всю свою душу и с каждым новым поцелуем все больше пьянела от
восторга, испытывая какое-то радостное потрясение. В действительности
любовь оказалась еще прекраснее, чем она могла представить даже в самых
смелых мечтах.
Филипп подхватил полубесчувственную девушку на руки, перенес ее на
диван и, весь дрожа от нетерпения, лихорадочно принялся стягивать с нее
платье. Немного придя в себя, Матильда испуганно отпрянула от него и
одернула юбки.
- Что вы, монсеньор! - в смятении произнесла она. - Это же... Ведь сюда
могут войти... И увидят...
- Ну, и пусть видят... Ах, да, точно! - опомнился Филипп. - Ты права,
крошка.
Прости, я совсем потерял голову. Говорил же, что ты сводишь меня с ума.
- Он обнял ее за плечи. - Пойдем, милочка.
- Куда? - трепеща спросила Матильда.
- Как это куда? Разумеется, в спальню. В постельку.
Матильда вырвалась из его объятий.
- О Боже! - воскликнула она, отступая всё дальше от него. - В спальню?
В постель?!.. Нет, не надо! Прошу вас, не надо...
Филипп озадаченно глядел на нее.
- Но почему же? - удивился он. - Сейчас только шесть, времени у нас
вдоволь, чтобы успеть приятно его провести. Будь хорошей девочкой, пойдем
со мной.
Он встал с дивана и направился к ней. Матильда пятилась от него, пока
не уперлась спиной в стену. Она сжалась, точно затравленный зверек; взгляд
ее беспомощно метался по комнате.
- Прошу вас, монсеньор, - взмолилась Матильда. - Не надо!..
Филипп приблизился к ней вплотную.
- Надо, милочка, надо. Если, конечно, ты любишь меня.
- Я люблю вас! - горячо заверила она. - Я вас очень люблю.
- Так в чем же дело?
- Я... я боюсь. Мне страшно.
Филипп рассмеялся и звонко поцеловал ее дрожащие губы.
- Не бойся, со мной не страшно. С кем, с кем - но не со мной. Поверь,
крошка, я не сделаю тебе больно. Напротив - ты получишь столько
удовольствия, что тебе и не снилось.
Матильда в отчаянии прижала руки к груди.
- Но ведь это такой грех! - прошептала она. - Страшный грех...
Филипп все понял.
"Ага! Она, оказывается, не только невинна, что уже само по себе
удивительно, она еще и святоша. Вот уж никогда бы не подумал, что
Маргарита держит у себя таких фрейлин... Гм... А может быть, они с ней
нежнейшие подружки?.."
С разочарованным видом он отошел от Матильды, сел в кресло и сухо
промолвил:
- Ладно, уходи.
Матильда побледнела. В глазах ее заблестели слезы.
- О, монсеньор! Я чем-то обидела вас?
- Ни в коей мере. Я никогда не обижаюсь на женщин, даже если они
обманывают меня.
- Обманывают! - воскликнула пораженная Матильда. - Вы считаете, что я
обманываю вас?
- Да, ты солгала мне. На самом деле ты не любишь меня. Уходи, больше я
тебя не задерживаю.
Девушка сникла и тихонько заплакала.
- Вы жестокий, вы не верите мне. Не верите, что я люблю вас. А я так...
так вас люблю...
Филипп застонал. У многих женщин слезы были единственным их оружием -
но они сражали его наповал.
- Ты заблуждаешься, - из последних сил произнес он, стараясь выглядеть
невозмутимым. - У тебя просто мимолетное увлечение, которое вскоре
пройдет, может быть, и завтра.
Матильда опустилась на устланный коврами пол и безвольно свесила голову.
- Вы ошибаетесь. Это не увлечение, я действительно люблю вас...
По-настоящему...
Я полюбила вас с того мгновения, как впервые увидела ваш портрет.
Госпожа Бланка много рассказывала про вас... много хорошего. Я так ждала
вашего приезда, а вы... вы не верите мне!..
Не в силах сдерживаться далее, Филипп бросился к ней.
- Я верю тебе, милая, верю. И я тоже люблю тебя. Только не плачь,
пожалуйста.
Прошу тебя, не плачь.
Лицо Матильды просияло. Она положила свои руки ему на плечи.
- Это правда? Вы любите меня?
- Конечно, люблю, - убежденно ответил Филипп и тут же виновато опустил
глаза. - Но...
Быстрым движением Матильда прижала ладошку к его губам.
- Молчите, не говорите ничего. Я и так все понимаю. Я знаю, что не
ровня вам, и не тешусь никакими иллюзиями. Я не глупа... Но я дура! Я дура
и бесстыдница! Я все равно люблю вас... - Она прильнула к нему, коснулась
губами мочки его уха и страстно прошептала: - Я всегда буду любить вас.
Несмотря ни на что! И пусть моя душа вечно горит в аду...
Филипп промолчал, и только крепче обнял девушку, чувствуя, как на лицо
ему набегает жгучая краска стыда. Он всегда испытывал стыд, когда ему
удавалось соблазнить женщину. Но всякий раз, когда он терпел поражение,
его разбирала досада.
- Мне пора идти, - отозвалась Матильда. - Госпожа, наверное, заждалась
меня.
- Да, да, конечно, - согласился Филипп. - О ней-то я совсем позабыл.
Когда мы встретимся снова?
Матильда немного отстранилась от него и прижалась губами к его губам.
Ее поцелуй был таким невинным, таким неумелым и таким жарким, что Филипп
чуть не разрыдался от умиления.
- Так когда же мы встретимся? - спросил он.
- Когда вам угодно, Филипп, - просто ответила она. - Ведь я люблю вас.
- И ты будешь моей?
- Да, да, да! Я ваша и приду к вам, когда вы пожелаете... Или вы
приходите ко мне.
- Ты живешь одна?
- Да, у меня отдельная комната. Госпожа очень добра ко мне.
- Сегодня вечером тебя устраивает?
- Да.
- Жди меня где-то через час после приема.
Матильда покорно кивнула:
- Хорошо. Я буду ждать.
- Да, кстати. Как мне найти твою комнату?
Она объяснила.
Когда Габриель и Симон явились к Филиппу с намерением устроить
маленький дебош, Матильды там уже не было.
- Ну и ну! - изумился Симон, который снова впал в привычное для него
состояние умственной полудремы. - Оказывается, не перевелись еще на свете
женщины, способные противостоять чарам Филиппа.
Но Габриель не питал по этому поводу особых иллюзий. За лето,
проведенное при дворе Филиппа, в нем прочно укоренился вполне естественный
скептицизм в отношении такой женской добродетели, как стойкость.
Быстренько отделавшись от Симона, он разыскал д'Обиака, только что
сменившегося с дежурства, и поманил его к себе.
- Марио, я знаю, что ты не в меру любопытен и часто подслушиваешь чужие
разговоры.
- Это слишком грубо сказано, сударь, - заметил паж, всем своим видом
изображая оскорбленную невинность.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг