постели с Амелиной не столько занимался любовью, сколько упрекал ее в
"развратности и бесстыдстве", что, понятно, не способствовало улучшению их
отношений.
Со своей стороны Филипп, не будучи эгоистом, по-братски "делился" с
Симоном и при этом не жадничал. Чрезмерный пыл Амелины он охлаждал
многочисленными романами с другими женщинами, избрав, по его же
собственным словам, тактику активного сдерживания. Пока она была умерена в
супружеской неверности, то и Филипп вел себя более или менее степенно; но
как только Амелина выходила за рамки приличия, выставляя их связь напоказ,
он расходился вовсю и менял любовниц чуть ли не ежедневно.
В амурных похождениях ни Эрнан, ни Габриель Филиппа не поддерживали, а
Гастон д'Альбре с его циничным отношением к женщинам частенько портил ему
аппетит.
Гастон был настоящим жеребцом и изменял своей жене, Клотильде де Труа,
главным образом потому, что она одна не в состоянии была удовлетворить его
животную похоть. К тому же почти каждый год Клотильда беременела и оттого
не очень огорчалась частым загулам мужа, относясь к ним с пониманием и
снисходительностью.
Полную противоположность Гастону представлял Габриель де Шеверни. Он
был неисправным романтиком и не единожды говорил Филиппу, в ответ на
предложение поухаживать за какой-нибудь барышней, что единственная
женщина, за которой он согласится ухаживать, а тем более - разделить с ней
постель, будет та, которую он полюбит и которая станет его женой. Такая
достойная уважения принципиальность не на шутку тревожила Филиппа, который
по своему опыту знал, как безжалостна бывает жизнь к идеалистам. Он
чувствовал себя в ответе за судьбу этого парня, брата Луизы - единственной
женщины, которую он по-настоящему любил и которая умерла шесть лет тому
назад при родах его ребенка.
Что же касается Эрнана, то его вступление в ряды рыцарей ордена Храма
Сионского явилось для Филиппа полнейшей неожиданностью. Если бы семь или
восемь лет назад кто-нибудь сказал, что Шатофьер потеряет всяческий
интерес к женщинам и, мало того, станет монахом, пусть и воинствующим,
Филипп расценил бы это как глупую и не очень остроумную шутку. Однако факт
был налицо: Эрнан не только строго соблюдал обет целомудрия, который
принес, надевая плащ тамплиера, но и по возможности старался избегать
женского общества. И хотя Эрнан никому не открывал свою душу, даже Филиппу
- за исключением одного-единственного случая, когда умерла его молочная
сестра, - но именно эти воспоминания наводили Филиппа на некоторые
догадки, какими бы смехотворными они не казались на первый взгляд. Ни для
кого из друзей Шатофьера не была секретом его детская любовь к Эджении,
все знали, что ее смерть стоила Гийому жизни. Но кто бы мог подумать, что
эта девушка-плебейка, дочь служанки, оставила в памяти Эрнана такой
глубокий след, который и семь лет спустя отзывался в его сердце острой,
неистребимой болью...
Глава XX
ГРЕХОПАДЕНИЕ БЛАНКИ КАСТИЛЬСКОЙ
Больше месяца вела Бланка отчаянную борьбу со своими желаниями и с тем,
что препятствовало их осуществлению. В этой борьбе с собой она была совсем
одинока, она не позволяла вмешиваться и давать советы никому из подруг,
даже Маргарите.
Ее духовный наставник, падре Эстебан, пребывал в полном смятении: его
мнение на сей счет как человека вступало в вопиющее противоречие с его
убеждениями священнослужителя, поэтому он не решался ни одобрять ее, ни
порицать. А что касается Монтини, то он, будучи в свои шестнадцать лет
хоть и начинающим, но уже довольно опытным сердцеедом, тем не менее, очень
уважал Бланку, чтобы пытаться соблазнить ее. С ней они быстро стали
хорошими друзьями, Этьен оказался на редкость умным, интересным и весьма
порядочным молодым человеком, так что вскоре Бланка начала испытывать к
нему не только физическое влечение, но и дружескую симпатию.
В начале июля произошло три события, которые прямо или косвенно
способствовали логическому завершению начавшегося месяц назад грехопадения
Бланки.
Во-первых, ее муж, граф Бискайский, вынужден был опять отправиться во
главе королевской армии в Страну басков, где местные крестьяне,
недовольные своим положением полурабов, в очередной раз подняли мятеж,
требуя отмены крепостного права, как это уже было сделано в остальных
провинциях Наварры.
Во-вторых, совершая свою ежегодную пастырскую поездку по Галлии и
Наварре, в Памплону прибыл его высокопреосвященство кардинал Марк де
Филиппо, архиепископ Тулузский. Во время воскресной проповеди в соборе
Пречистой Девы Марии он, рассуждая о святости брачных уз, пожалуй,
несколько погорячился и прямиком заявил, что один из супругов, совершающий
прелюбодеяние, не вправе требовать верности от другого, ибо, по его
твердому убеждению, супружеская верность должна быть взаимной.
И хотя это утверждение носило чисто умозрительный характер и не совсем
согласовывалось с общепринятыми нормами христианской морали, Бланка решила
для себя, что церковь (по крайней мере, в лице архиепископа) не станет
сурово осуждать ее, если она изменит своему мужу, который, кстати сказать,
не имея доступа в спальню жены, вместе с тем не помышлял о воздержании и
регулярно проводил ночи с женщинами - главным образом с молоденькими
горничными, что было одной из его слабостей.
Последнее событие, а именно разговор по душам с Матильдой, состоявшийся
спустя несколько дней после знаменательной проповеди архиепископа, явился
той самой каплей, которая переполнила чашу терпения Бланки.
В тот день, в десятом часу утра, Бланка уже проснулась, но все еще
нежилась в постели, ожидая теплую купель, когда в ее спальню вошла
Матильда. Сдержанно пожелав ей доброго утра и извинившись за вторжение,
девушка присела на край кровати и устремила на кастильскую принцессу
укоризненный взгляд.
- Рада тебя видеть, душенька, - спросонья улыбнулась ей Бланка. - Но
почему ты такая хмурая?
- Я хочу поговорить с вами, сударыня, - сказала Матильда.
- О чем? - спросила Бланка, протирая глаза.
- О моем братике.
Бланка явно смутилась:
- Об Этьене?
- Да, о нем. Ведь скоро он придет к вам, верно?
- Придет, - в замешательстве подтвердила Бланка, выбираясь с постели.
Она набросила на себя пеньюар, села рядом с Матильдой, взяла ее за руку и
ласково спросила: - К чему ты клонишь, детка?
- А то вы не знаете, сударыня! Сегодня я разговаривала с Этьеном. Он
признался, что любит вас.
К щекам Бланки прихлынула кровь, а глаза ее лихорадочно заблестели. Она
обняла Матильду и после минутного молчания сказала:
- Я тоже люблю твоего брата, золотко. Очень люблю.
- Но так нельзя, сударыня. Это неправильно.
- Почему?
- Потому что ваша любовь грешна. Вы не можете любить Этьена, а Этьен не
должен любить вас.
Бланка тяжело вздохнула:
- А если я не могу не любить его? Если твой брат не может не любить
меня? Тогда что?
- Вы должны, сударыня. Вы должны остановиться, пока не поздно. Пока не
произошло непоправимого, пока вы еще не погубили свою душу, и пока Этьен
не погубил свою.
Бланка пристально посмотрела Матильде в глаза.
- А ты уверена, что твой брат, как ты это называешь, еще не погубил
свою душу?
Девушка вздрогнула.
- О Боже! - воскликнула она. - Это уже случилось! Значит, он обманул
меня... Как вы могли, сударыня? Как же вы могли это допустить?
- Ты неверно истолковала мои слова, Матильда, - вновь краснея,
произнесла Бланка. - Я совсем не то имела в виду.
- А что же?
- Что у Этьена... Словом, у него уже были другие женщины.
Матильда отрицательно покачала головой:
- Неправда. Это вам сказала госпожа Маргарита - но вы не верьте ей. Она
умышленно наговаривает на моего братика, чтобы вам легче было ступить на
путь прелюбодеяния. Чтобы вы меньше пеклись про его душу, считая его
распутным и непорядочным. Я знаю, какие цели она преследует, убеждая вас в
этой лжи, возводя на Этьена напраслину.
- Да? И к чему же она стремится, по-твоему?
- Она рассчитывает, что, согрешив, вы найдете себе оправдание в том,
что будто бы Этьен соблазнил вас.
- Что за глупости, в самом деле! - искренне изумилась Бланка. - Не бери
себе дурного в голову. Ты слишком мнительна, Матильда. Я не нуждаюсь в
таких оправданиях, это недостойно меня. Не в моих привычках перекладывать
ответственность за свои поступки на кого-то другого. И если я решусь...
- Но, сударыня! - взмолилась Матильда. - Ведь вы замужем, а Этьен... Он
вам не ровня. Даже будь вы свободны, все равно между вами не могло бы быть
любви.
- Однако она есть. Мы с Этьеном любим друг друга. Теперь я знаю это
точно.
- Это неправедная любовь, сударыня. Это губительная страсть. Вы должны
вырвать ее из своего сердца.
Бланка рывком прижала голову Матильды к своей груди.
- Слышишь? Это бьется мое сердце. Оно живое, оно страдает и любит. Оно
много страдало, но любовь к твоему брату, пусть она грешна, неправедна,
пагубна, излечила его, избавила меня от боли и страданий. Как же я могу
вырвать то, что стало частичкой меня самой? Ты всего лишь на полтора года
младше меня, Матильда, но ты еще дитя, ты чиста и невинна, ты не испытала
того, что довелось испытать мне, и сейчас ты не способна понять меня. Ты
осуждаешь нас с Этьеном - что ж, ладно, я на тебя не в обиде. Не приведи
Господь, чтобы когда-нибудь ты поняла меня ценой своего горького опыта. -
На секунду Бланка умолкла, переводя дыхание.
- И я благодарю тебя за все, что ты мне сказала. Ты помогла мне лучше
понять себя, разобраться в своих чувствах и смириться с неизбежным. Чему
бывать, того не миновать, дорогая. Я очень люблю тебя, но также я люблю и
твоего брата...
- Сударыня, - отозвалась Матильда, подводя голову. - Убедительно прошу
вас опомниться. Не берите грех на душу, не губите Этьена.
- Нет, - твердо ответила Бланка. - Я уже все решила. Рано или поздно
это должно произойти, так пусть же это произойдет как можно скорее. У меня
больше нет сил мучить себя...
Искупавшись и приодевшись, Бланка вошла в гостиную своих покоев, где ее
уже ждал Монтини. В комнате больше никого не было, и как обычно при их
утренней встрече, после вежливых приветствий между ними воцарилось
неловкое молчание. Этьен смотрел на Бланку с восхищением и обожанием, она
же откровенно любовалась им, его ладно скроенной фигурой, его правильными
чертами лица, его красивыми черными глазами...
Наконец Бланка подступила к Монтини и взяла его за руки. Она хотела
спросить, любит ли он ее, но слова вдруг застряли в ее горле. Этот вопрос
показался ей слишком банальным, мелодраматичным и даже пошлым. Внезапно с
ее губ сорвалось нечто уже совсем неожиданное, ошеломляющее по своей
прямоте:
- Этьен, у вас... У тебя раньше были женщины?
Монтини на мгновение опешил и недоуменно уставился на Бланку. Затем в
смятении опустил глаза.
- Да, - виновато пробормотал он и хотел было броситься ей в ноги, но
Бланка, пытаясь удержать его, очутилась в его объятиях.
- И сколько? - спросила она.
Этьен еще больше смутился, не зная, что ей ответить. Он уже давно
потерял счет молоденьким служанкам и жившим по соседству благородным дамам
и девицам, с которыми за последние два года имел близкие отношения. Его
замешательство невесть почему привело Бланку в восторг, и, так и не
дождавшись ответа, она прижалась губами к его губам.
Первым делом Монтини научил Бланку целоваться, и в тот день, вопреки
обыкновению, она не пошла в церковь.
Глава XXI
ЛЕТО 1452 ГОДА
Первым шагом Филиппа в его восхождении на галльский престол и первым
испытанием Эрнана, как гасконского полководца, был предпринятый ими поход
на Байонну, которая тогда находилась под властью французской короны,
являясь анклавом в окружении галльских земель.
Вкратце проблема состояла в следующем. В конце прошлого века, во
времена бездарного правления герцога Карла III Аквитанского, прозванного
Негодяем, его кузен, французский король Филипп-Август II, известный
потомкам, как Великий, отторгнул от Гаскони ее северные графства Сент и
Ангулем, а также юго-западный город-порт Байонну и почти все одноименное
графство. После полувекового бездействия трех своих предшественников -
Филиппа Доброго, Робера Благочестивого и Филиппа Справедливого, - Филипп
Красивый решил, что пора уже покончить со столь вопиющей исторической
несправедливостью. Естественным образом, процесс восстановления статус-кво
предстояло начать с Байонны.
И вот, в одну тихую летнюю ночь в конце июня, втайне от всех собранная
армия гасконцев во главе с Филиппом и Эрнаном неожиданно для многих, в том
числе и для герцога, вторглась на территорию Байоннского графства и, не
встречая значительного сопротивления, в считанные дни оказалась под
стенами Байонны.
Одновременно эскадра военных кораблей из Сантандера вошла в устье реки
Адур и заблокировала байоннский порт, замкнув тем самым кольцо окружения
города.
Однако приказа о штурме Байонны Эрнан не давал. Вместо этого гасконцы
принялись разбивать лагерь, и граф Рене Байоннский, наблюдавший за всем
происходящим со сторожевой башни замка, с облегчением вздохнул и
удовлетворенно потер руки.
- Все в порядке, господа, - сказал он своим приближенным. -
Коротышка-Красавчик и его молокосос-коннетабль намерены взять нас измором.
Воистину говорится, что когда Бог хочет кого-то погубить, прежде всего
лишает его разума. С нашими запасами пищи и питьевой воды мы продержимся
дольше, чем они могут себе вообразить. А там, глядишь, соберутся с силами
мои вассалы, да и кузен Филипп-Август не будет сидеть сложа руки и вскоре
пришлет нам подмогу. Пойдемте обедать, господа. Если Красавчик считает
Байонну легкомысленной барышней, на которую достаточно бросить один пылкий
взгляд, чтобы она сама легла под него, то он глубоко заблуждается. Мы
покажем ему, что Байонна - гордая и неприступная дочь Франции.
Говоря это, граф не учел двух существенных обстоятельств. Во-первых,
после разорительного крестового похода французская казна была совершенно
пуста.
Введение новых налогов и повышение уже существующих, а также очередные
фискальные меры по отношению к еврейским ростовщикам и торговцам, вплоть
до конфискации у особенно зажиточных всего имущества, не дали желаемого
эффекта, позволив лишь на время залатать дыры в государственном бюджете.
Так что у Филиппа-Августа III попросту не было средств на снаряжение
подмоги своему двоюродному брату, графу Байонскому; к тому же в самой
Франции назревало всеобщее выступление баронов, которые решили
воспользоваться ослаблением королевской власти, чтобы вернуть себе былые
вольности, отнятые у них Филиппом-Августом Великим. А что до вассалов, на
которых граф Байоннский возлагал большие надежды, то они явно не
торопились на помощь своему сюзерену, а некоторые из них даже
присоединились к гасконскому воинству - как они уверяли, из чувства
патриотизма. Этих мелкопоместных сеньоров раздражало засилье французов в
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг