- Будем надеяться, отец, - улыбнулся Филипп той особенной улыбкой,
какой он улыбался, предвкушая очередное любовное приключение. Но эта
улыбка предназначалась вовсе не далекой Маргарите, а близкой и родной
Амелине...
Глава XIII
АМЕЛИНА
Пир по случаю коронации Филиппа, как, собственно, и все пиры, начался в
торжественной и приподнятой обстановке, с напыщенными речами и изысканными
здравицами в адрес нового принца Беарнского и его отца, герцога, а
закончился грандиознейшей попойкой. Даже большинство женщин и почти все
достопочтенные прелаты, кроме разве что архиепископа Марка и падре
Антонио, были изрядно пьяны, не говоря уж о светских вельможах мужска
пола, которые, за редкостным исключением, вроде Филиппа или герцога, давно
потеряли счет кубкам выпитого вина.
Всех присутствующих в определенной степени подзадоривал Эрнан де
Шатофьер. Он и прежде не отличался умеренностью в еде и выпивке, еще
будучи тринадцатилетним подростком мог заткнуть за пояс любого взрослого
выпивоху, а по возвращении из Святой Земли и вовсе не знал себе равных за
столом вообще и за выпивкой в частности. Именно по его инициативе, когда
веселье было в самом разгаре, речь зашла о любовных приключениях Филиппа в
Кастилии. Подавляющему большинству присутствующих эта тема пришлась по
вкусу. Юные (и не очень юные) дамы строили обескураженному Филиппу глазки,
а молодые (и не только молодые) господа наперебой рассказывали пикантные
историйки с выдуманными и, разумеется, особо интригующими подробностями,
то и дело бросавшими Филиппа в краску.
В конце концов Филипп решил не обращать внимания на эту болтовню, тем
более что ему было не привыкать к подобным сплетням, и в ответ, с такой же
наглой откровенностью, с какой смотрели на него некоторые дамы, принялся
глазеть на Амелину, не скрывая своего восхищения. Какая она все-таки
красавица, его кузина!
Какая у нее приятная молочно-белая кожа, какие роскошные золотистые
волосы, какие прекрасные голубые глаза - будто чистые лесные озера в
погожий летний день... Филипп вспомнил их встречу в парке, нежные объятия,
жаркие поцелуи - и его вновь охватила такая пьянящая истома, что он даже
пошатнулся и чуть было не опрокинул свой кубок с вином.
- Ты будто бы и немного выпил, сынок, - удивленно прошептал герцог,
сидевший рядом с ним во главе стола. - С чего бы... - Тут он осекся,
увидев томную поволоку в глазах Амелины, и только грустно усмехнулся,
вспоминая свою бурную молодость.
А Симон де Бигор, который поначалу знай одергивал жену, наконец понял
всю тщетность своих потуг и стал искать отраду в вине, благо Амелина не
забывала следить за тем, чтобы его кубок не пустовал. Симон и был первым,
кто напился до беспамятства. Пьянствовал он молча, лишь под конец,
заплетаясь языком, грозно предупредил Амелину:
- Ты-ы... это... смо... смотри м-мне-э... бе... бе... бес-с-сты-ыжая...
- И, как подкошенный, бухнулся ей на руки.
Двое слуг подхватили бесчувственного Симона и вынесли его из банкетного
зала.
Вместе с ним покинула зал и Амелина, и после ее ухода Филипп откровенно
заскучал. Он чувствовал себя вконец уставшим и опустошенным и с большим
нетерпением ожидал окончания пира. Однако значительная часть гостей, по
всей видимости, собиралась развлекаться до самого рассвета, так что
Филиппу, как хозяину и виновнику торжества, пришлось оставаться в зале до
тех пор, пока все более или менее трезвые из присутствующих не разошлись
спать. Только тогда, в сопровождении Габриеля де Шеверни, он направился в
свои покои, подчистую проигнорировав весьма прозрачные намеки некоторых
дам, которые были не прочь очутиться в его постели или же завлечь его в
свою спальню. Филиппу совсем не улыбалось провести ночь с пьяной в стельку
женщиной, к тому же сейчас все его помыслы занимала Амелина, и он мог
думать только о ней...
Войдя в свою спальню, Филипп с разбегу плюхнулся в кресло и вытянул
ноги.
- Черт! Как я устал!..
Габриель опустился перед ним на корточки и снял с его ног башмаки.
- Пожалуй, я пойду ночевать к себе, - произнес он. - Сегодня мое
присутствие в ваших покоях было бы нежелательным.
- А? - лениво зевнул Филипп. - Уже подцепил себе барышню?
- Нет, монсеньор, никого я не подцепил. Напротив... Ну-ка, отклонитесь
немного.
- Он отстегнул золотую пряжку на правом плече Филиппа, скреплявшую его
пурпурного цвета плащ.
- Ба! Как это понимать? Напротив - это значит, что тебя кто-то
подцепил? А какая, собственно, разница, кто первый проявил инициативу -
мужчина или женщина?
По мне, все едино.
Габриель отрицательно покачал головой:
- Быть может, я неправильно выразился, монсеньор...
- Сукин ты сын! - раздраженно ругнулся Филипп. - Да что ты заладил, в
самом деле: монсеньор, монсеньор! Сейчас мы наедине, так что потрудись
обращаться ко мне по имени. Ты не просто мой дворянин, ты мой друг - такой
же, как Эрнан, Гастон и Симон. Даже если на поверку ты окажешься
мужеложцем, я все равно буду считать тебя своим другом, ибо ты брат
Луизы... Гм. Похоже, я шокировал тебя?
Габриель молча кивнул, расстегивая камзол Филиппа.
- Ну что ж, прошу прощения. Это мне так, к слову пришлось. Понимаешь, я
терпеть не могу мужеложцев... - Он передернул плечами. - Брр... Какая
мерзость! Мужчина, который пренебрегает женщинами, потому что ему больше
по вкусу мужчины - ну, разве может быть что-то противоестественнее,
отвратительнее, чем это?.. Другое дело женщины, что любят женщин. Я их не
одобряю, но и не склонен сурово осуждать. В конце концов, их можно понять
- ведь так трудно не любить женщин, особенно красивых женщин. - Филипп
весело взглянул на сконфуженного Габриеля. - Впрочем, ладно. Оставим эту
тему, чтобы случаем не пострадала твоя добродетель.
Объясни-ка лучше, что означает твое "напротив".
- Она касается вас, - ответил Габриель.
Филипп встрепенулся, мигом позабыв об усталости.
- Меня?! Ты думаешь, Амелина придет?
- Уверен.
- Она тебе что-то сказала?
- Нет. Но она так смотрела на вас...
- Я видел, как она смотрела. - Филипп с вожделением облизнулся. - Но с
чего ты взял, что она придет?
- Догадался. Она с таким рвением опаивала господина де Бигора, что на
сей счет у меня не осталось ни малейших сомнений.
- Гм, похоже, ты прав, - сказал Филипп, затем, после короткой паузы,
виновато произнес: - Бедный Симон!..
- Да, бедный, - согласился Габриель.
- Ты осуждаешь меня? - спросил Филипп. - Только откровенно.
Габриель помолчал, глядя на него, потом ответил:
- Не знаю. Мне не хотелось бы судить вас по моим меркам. А что касается
госпожи Амелии, то... В общем, я думаю, что господин де Бигор сам виноват.
- В чем же?
- В том, что женился на девушке, которая не любила его. Вот я возьму
себе в жены только ту, которую полюблю и которая будет любить меня.
Филипп печально вздохнул, вспомнив о Луизе, сестре Габриеля, но в
следующий момент оживился в предвкушении встречи с Амелиной, а на его
щеках заиграл лихорадочный румянец нетерпения. С помощью Габриеля он
быстро разделся, и вскоре на нем осталось лишь нижнее белье из тонкого
батиста, а вся прочая одежда была аккуратно сложена на низком столике
рядом с широкой кроватью.
Габриель протянул было руку, чтобы откинуть полог, но тут же убрал ее,
едва лишь коснувшись пальцами шелковой ткани. Лицо его мгновенно
покраснело до самых мочек ушей.
- Вам больше ничего не нужно? - спросил он.
- Нет, братишка, ступай, - ответил Филипп. - А впрочем, погоди!
- Да?
- Все-таки загляни к Амелине, и если она не спит, передай ей... Скажи
ей, что я...
Габриель нервно усмехнулся, еще пуще покраснев.
- Это излишне. Она вот-вот должна прийти.
- И потому ты так смущаешься?
- Ну... Полагаю, госпожа Амелия не хотела бы, чтобы кто-нибудь увидел
ее ночью в ваших покоях.
- Твоя правда, - согласился Филипп. - В таком случае проверь, не
вздумал ли какой-нибудь усердный служака встать на страже возле самого
входа, а если да, то прогони его в конец коридора. За Гоше можно не
беспокоиться - он вышколенный слуга, даже мне не признается, что видел у
меня женщину... Пожалуй, это все.
Будь здоров, братишка.
- Доброй вам ночи, - кивнул Габриель и торопливо покинул комнату.
С минуту Филипп стоял неподвижно, уставившись взглядом в дверь, и
гадал, как долго ему осталось ждать Амелину и придёт ли она вообще. Вдруг
за его спиной послышался весьма подозрительный шорох. Он вздрогнул, резко
обернулся и увидел, что из-за полога кровати выглядывает хорошенькая
девичья головка в обрамлении ясно-золотых волос. Ее большие синие глаза
встретились с его глазами.
- Ну! - нетерпеливо отозвалась она.
- Амелина... - пораженно прошептал Филипп. Теперь он понял, почему так
смущался Габриель - в комнате пахло женскими духами!
Амелина соскочила с кровати на устланный мягким ковром пол, подошла к
обалдевшему Филиппу и взяла его за руки. У него томно заныло сердце.
- Габриель угадал...
- Я все слышала. Он будет молчать?
- Будет, не сомневайся. - Филипп смерил ее изящную фигурку быстрым
взглядом: она была одета лишь в кружевную ночную рубашку, доходившую ей
почти до лодыжек. - Ты что, вот так и пришла?
Амелина тихо рассмеялась.
- Конечно, нет, милый. Хоть я и сумасшедшая, но не до такой же степени!
Я разделась тут, а платье спрятала за кроватью.
- Боже мой!.. Ты...
- Да, - сказала она, страстно глядя ему в глаза. - Я уже все решила.
Давно решила. Я знала, что рано или поздно это произойдет. И когда мы
получили известие о твоем возвращении, я чуть не потеряла голову от
счастья. Я ехала в Тараскон не на твою коронацию, а чтобы увидеть тебя,
чтобы... чтобы быть с тобой здесь, в твоей спальне, чтобы принадлежать
тебе... Ну, почему ты не целуешь меня, Филипп? Дорогой мой, любимый...
Он рывком привлек ее к себе и покрыл ее лицо нежными поцелуями. Затем
опустился на колени и обнял ее ноги.
- Амелинка, родная моя сестричка...
- Нет, Филипп, - твердо произнесла Амелина. - Я больше не хочу быть
твоей сестричкой - ни родной, ни двоюродной. Я хочу быть твоей любимой.
Филипп потерся щекой о ее бедро. Сквозь тонкую ткань рубашки он
чувствовал тепло живого тела - такого соблазнительного и желанного.
Амелина ерошила его волосы; ему было немного больно и невыразимо приятно,
и он постанывал от наслаждения.
- А знаешь, милый, никто не верит, что между нами ничего не было. Даже
Гастон.
Когда наш лекарь сказал ему, что я еще девственница, брат долго
хохотал, затем разозлился, обозвал мэтра дураком и невеждой и чуть было не
прогнал его. Мне едва удалось уговорить Гастона, чтобы он изменил свое
решение.
- Бедный лекарь, - с улыбкой произнес Филипп. - За правду пострадал.
- А Симон, глупенький, так и не понял, что это он сделал меня женщиной.
Филипп по-прежнему стоял на коленях и обнимал её ноги.
- У вас есть сын, Амелинка.
- Да, есть. Жаль, что не ты его отец.
- Симон мой друг, - в отчаянии прошептал Филипп.
- А я твоя подруга, и я люблю тебя. Больше всего на свете люблю. В
детстве я так мечтала стать твоей женой, да и Гастон хотел, чтобы мы
поженились, и очень неохотно выдал меня за Симона.
- Но ведь ты не возражала.
- А с какой стати мне было возражать? Если бы ты знал, что я пережила,
когда мне стало известно о твоей женитьбе на этой... на кузине Эрнана. Я
была убита, я думала, что умру, я не хотела жить! А Симон все утешал меня,
утешал... И вообще, он такой милый, такой добрый, так меня любит... -
Внезапное всхлипывание оборвало ее речь.
Филипп тоже всхлипнул.
- Но ты... Ты всегда был для меня самым лучшим, самым дорогим, самым
милым, самым... самым... Господи! Да все эти годы я жила одной лишь мыслью
о тебе... - Она всхлипнула снова. - Когда умерла твоя жена, я была
беременна... Увы!.. И к счастью для Симона... Иначе я сбежала бы от него,
приехала бы к тебе в Кантабрию, жила бы там с тобой, как твоя любовница, и
чихала бы на все сплетни, на все, что бы обо мне ни говорили, как бы меня
ни называли. Главное, что я была бы с тобой.
- Мне тебя очень не хватало, сестренка. Я часто думал о тебе, там, на
чужбине...
Амелина вздрогнула всем телом. Филипп поднял голову и враз вскочил на
ноги.
- Амелиночка, не надо плакать, родная моя. Все, что угодно, только не
это. Или я тоже заплачу, я это умею.
Глаза его вправду увлажнились. Он взял ее руку и провел ею по своей
щеке.
- Вот видишь! Не надо, прекрати, любимая.
Амелина улыбнулась сквозь слезы:
- Любимая? Ты сказал: любимая?
Вместо ответа Филипп покрыл поцелуями ее лицо и руки. Она наклонила
голову и впилась зубами в его плечо.
- Амелина, не кусайся, милочка.
- А ты делай что-нибудь, не стой, как вкопанный.
Филипп подхватил ее на руки и забрался вместе с ней на кровать.
- И что же теперь будет с Симоном? - спросил он то ли у нее, то ли у
себя.
- Не знаю... И знать не хочу... Прости меня, Господи, грешную! - И
Амелина прижалась губами к его губам в страстном поцелуе.
"Прости меня, Симон, грешного", - напоследок подумал Филипп, со всей
ясностью осознав, что уже не сможет спасти мир от появления еще одной
прелюбодейки.
Да и не хочет этого.
Глава XIV
В КОТОРОЙ МЫ ЗНАКОМИМСЯ ЕЩЕ С ДВУМЯ ПЕРСОНАЖАМИ НАШЕЙ ПОВЕСТИ,
А ЗАТЕМ НАДОЛГО ПРОЩАЕМСЯ С НИМИ
Когда во время охоты он неожиданно упал с лошади, то счел это лишь
очередным звеном в длинной цепочке досадных неприятностей сегодняшнего дня
- далеко не лучшего дня в его жизни. Он даже не подозревал, что именно в
этот день ему улыбнулась удача, а впоследствии и вовсе позабыл об
инциденте, случившемся вскоре вслед за этим и во многом предопределившим
его дальнейшую жизнь...
Впрочем, обо всем по порядку.
Травля оленя была в самом разгаре, поэтому неудивительно, что никто из
ее участников, включая слуг, не заметил его падения. Он же не позвал на
помощь, не затрубил в рог, а лежа под кустом, страстно благодарил Бога и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг