завтрашний день.
- Фи заснула? - спросила она, не оборачиваясь.
- Да, - ответил я, любуясь её стройной фигурой.
Дженнифер никак нельзя было дать тридцать семь лет. Тридцать, ну, на
худой конец, тридцать два - не больше. Впрочем, и я не выглядел на свои
неполные сорок шесть. Наши гены, пусть и со спящим Даром, весьма успешно
противостояли энтропии. Если бы понадобилось, мы смогли бы выдержать ещё
и двадцать, и тридцать, и даже сорок лет заключения...
К счастью, этого не понадобится.
- Дженни, - сказал я. - Нам нужно поговорить.
- Сейчас, милый, минуточку. - Она нажала ещё несколько клавиш и
задвинула консоль в стол. - Всё, готово. Выпьешь соку?
- Выпью, но не соку, - бодро ответил я и, к удивлению Дженнифер,
достал с верхней полки банку растворимого кофе.
Её удивление переросло в изумление, когда я насыпал в чашку с
кипятком аж две полные ложки кофе, добавил, не скупясь, сахар, размешал
его, а затем вынул из кармана пачку сигарет и закурил.
Дженнифер так и села.
- Эрик! Что с тобой?
- Догадайся, - предложил я.
Глаза её мгновенно расширились:
- Неужели...
- Да, - кивнул я. - Мой Дар полностью восстановлен.
- И... когда это случилось?
- Девять дней назад.
У Дженнифер был такой растерянный вид, словно она никак не могла
решиться, что ей делать - броситься мне на шею или стукнуть чем-то
тяжёлым по голове. Я решил помочь ей советом:
- Скажи, что я свинья.
- Ты свинья, Эрик! - с чувством произнесла она.
- Признаю и каюсь. Обещаю исправиться.
- Почему ничего не сказал?
- Боялся обнадёжить тебя, а потом разочаровать. До сегодняшнего дня я
не мог взять под контроль Формирующие. Как оказалось, я просто должен
был вспомнить и восстановить все свои прежние навыки, но я опасался куда
более серьёзных проблем.
- Значит, ты решил пощадить меня?
- Нет, Дженни. В любом случае я сказал бы тебе правду, но прежде
хотел разобраться, в чём состоит эта правда. Лишь сегодня за праздничным
столом я сумел укротить одну Формирующую, и только тогда мне стало ясно,
что мой Дар восстановился без каких-либо изъянов.
Дженнифер поднялась, подошла ко мне и вынула из моего рта сигарету.
Мы обнялись и поцеловались.
- Вот за праздничным столом, - заметила она, - как раз и был удобный
случай сообщить нам эту радостную весть.
- И дети не смогли бы заснуть от волнения, - возразил я. - Это первая
причина, почему я тогда промолчал.
- А вторая?
- Ты, милая. Прежде, чем вызвать отца или маму, я должен поговорить с
тобой.
- О чём?
- О нашем будущем. - Я отстранил от себя Дженнифер, забрал у неё
сигарету и сделал глубокую затяжку. - Странно. Смешно. Уже больше
одиннадцати лет мы живём вместе, у нас есть ребёнок... дети, а я... я
боюсь сказать такие простые слова: "Дженни, стань моей женой".
Дженнифер посмотрела на меня долгим взглядом, затем резко отвернулась
и выбежала из кухни. Я швырнул окурок в раковину умывальника и
последовал за ней.
Она сидела в холле на диване, уставившись задумчивым взглядом в
противоположную стену. Я сел рядом и обнял её за талию.
- Дженни, родная. Извини, если я сказал что-то не так. Я имел в виду,
что боюсь не твоего согласия, а...
Дженнифер прижала палец к моим губам.
- Я тебя правильно поняла, Эрик. Я знаю, что ты хотел сказать. Просто
я... Понимаешь, я много раз представляла наш разговор о будущем, когда
мы наконец вырвемся из этого плена. Я представляла его по-разному, и...
ты сказал именно то, что я мечтала услышать.
- Значит, ты согласна?
Она посмотрела на меня сияющими глазами:
- Да, согласна... Если ты действительно хочешь.
- Я хочу этого, Дженни, больше всего на свете хочу. Я люблю тебя.
- А как же Софи? Ты уже забыл её?
Я вздохнул и потупился. Эта тема была для нас своего рода табу. Вот
уже семь лет, если не больше, мы с Дженнифер ни разу не упоминали имя
Софи в наших разговорах. Да и я сам с каждым годом всё реже и реже
вспоминал её. Однако...
- Нет, дорогая, - честно ответил я. - Было бы ложью сказать, что я
забыл и разлюбил Софи. И я покривил бы душой, если бы стал утверждать,
что моя любовь к ней была просто юношеским увлечением. Двенадцать лет я
провёл в ожидании встречи с ней. Мысль о Софи помогала мне бороться с
безумием. Она стала для меня символом свободы, живым воплощением той
цели, ради которой я смог вытерпеть пытку одиночеством и снести все
издевательства Александра. Софи и свобода слились для меня воедино; я
люблю Софи, потому что люблю свободу. Она всегда будет близким и родным
мне человеком. Но ты, Дженни... Ты - самое лучшее, что произошло в моей
жизни. Ты не просто скрасила моё одиночество, ты превратила мой ад в
рай, а серые и унылые будни - в бесконечный праздник. Из товарищей по
несчастью, из вынужденных любовников мы стали дружной семьёй, мы стали
единым целым, и теперь я не представляю своей жизни без тебя. Да, я по-
прежнему люблю Софи, но я уже не могу представить себя с ней, я не могу
представить себя с любой другой женщиной, кроме тебя.
Дженнифер крепче прижалась ко мне.
- Со мной то же самое, Эрик. Я продолжаю любить Кевина, я очень
сильно люблю его, но люблю как старшего брата, как друга. А ты - мой
единственный мужчина, ты один нужен мне, и только ты... - Она вздохнула.
- Неужели это всего лишь привычка?
- Это больше, чем привычка. Не всякая любовь, не говоря уже о
привычке, смогла бы выдержать такое испытание, которое выпало на нашу
долю. Эти долгие годы не стали для нас мучительной пыткой, мы счастливы
вдвоём, меня не тяготит твоё общество, а тебя - моё. Многие другие
мужчины и женщины на нашем месте сейчас бы только и мечтали о том, чтобы
побыстрее разбежаться в разные стороны, их бы тошнило друг от друга. А у
нас с тобой даже мысли такой не возникает. Когда я думаю о своём
будущем, то непременно вижу тебя рядом со мной.
- Я тоже, милый, - сказала Дженнифер. - Я хочу всегда быть с тобой. И
если это не любовь - то что же тогда любовь?
- Это любовь, - твёрдо произнёс я. - Настоящая любовь, какая бывает
лишь один раз в жизни, и то далеко не у всех. Нам с тобой повезло,
Дженни. Крупно повезло.
21. СОФИ
ВОЗВРАЩЕНИЕ ПРИНЦА
Прекрасный Принц вернулся. И я страдаю...
Нет, конечно, я рада за него. Рада, что он жив, здоров и счастлив...
Зато я несчастна!
Эрик вернулся не сам. К превеликой радости всей родни, он привёл с
собой Дженнифер. И, к вящему умилению всё той же родни, с ними было двое
детей - сын и дочка, Паоло и Фиона.
Дом Света праздновал возвращение наследного принца. По этому случаю
Брендон устроил пышное торжество, на которое явились все близкие и
дальние родственники, а также члены правящих фамилий дружественных
Домов.
Я чувствовала себя чужой на этом празднике жизни и при первом же
удобном случае поспешила незаметно скрыться. Я вернулась в Сумерки
Дианы, закрылась в спальне и дала волю своим слезам.
Мне было горько и тоскливо. Мне было почти так же больно, как и год
назад, в тот день, когда мне сообщили, что Эрик погиб. Я снова потеряла
Эрика - теперь уже навсегда. Он разбил моё сердце и ушёл к другой...
Сначала у меня была надежда. Тот факт, что целых одиннадцать лет Эрик
и Дженнифер жили, как муж и жена, сам по себе ещё ничего не значил. Это
было естественно и вполне объяснимо. Даже будь Эрик моим законным мужем,
у меня язык не повернулся бы осуждать его. Но... но...
Вскоре я поняла, что они не были просто вынужденными любовниками,
нашедшими в объятиях друг друга отраду своему одиночеству. За эти годы
они стали настоящей семьёй, и не только дети связывали их. Я убедилась,
что Эрик действительно любит Дженнифер, она любит его, и они счастливы
друг с другом и со своими детьми. А мне не было места в их семейной
идиллии...
И главное, это я во всём виновата!
Именно я устроила их счастье, а своё разрушила, когда свела их
вместе. Я, и никто другой, была причиной той "случайности", которая
направила корабль Дженнифер к планете, где находился Эрик. Почему моё
идиотское подсознание сыграло со мной такую жестокую шутку? Почему я
просто не вернула Дженнифер в наш родной мир? Или, в худшем случае, не
вернула её туда, откуда она бежала. Тогда бы мы нашли её гораздо раньше.
И эта бедная женщина, Джулия, осталась бы в живых...
А Эрик, вернувшись домой, стал бы моим.
Неужели в глубине души я не хотела этого? Как иначе объяснить всё
происшедшее...
Мои горестные размышления прервал осторожный и даже робкий стук в
дверь. Нельзя сказать, что я совсем не почувствовала, как пару минут
назад из Туннеля на лужайку перед домом вышел Бриан. Подсознательно я
приняла этот сигнал к сведению и проигнорировала его. Так обычно
случалось со мной во сне: на первых порах я всякий раз просыпалась, но
потом привыкла и научилась не реагировать на появление людей, которых
хорошо знала и не ожидала от них неприятных сюрпризов. Так было не
только во сне, но порой и наяву - когда я бывала очень занята или чем-то
увлечена.
А сейчас я была очень занята - я упивалась жалостью к себе.
Лишь после того, как Бриан постучал в третий раз, я нашла в себе силы
ответить:
- Входи. Открыто.
Я не стала подниматься с постели, разве что перевернулась на спину и
поправила юбку. Слёзы я не вытерла - просто забыла. А вообще, мне было
безразлично, что подумает Бриан. Вернее, я знала, что ничего плохого он
обо мне не подумает и поймёт меня правильно. Если бы он любил меня
только по-братски, я бы обрадовалась его приходу и с удовольствием
поплакалась бы ему в жилетку.
Бриан вошёл, закрыл за собой дверь и посмотрел на меня.
- Тебе плохо, Софи? - спросил он.
- Да, - честно ответила я.
- Я так и понял, когда ты ушла.
- Это было заметно?
- Нет, ты держалась молодцом. Но мы с Дейдрой догадались.
- Она тоже придёт?
- Не знаю. Может быть, позже... Ты хочешь её видеть?
Было ясно, что сам Бриан этого не хотел.
- Мне всё равно, - сказала я. - Если придёт, не прогоню. Но звать её
не буду.
Бриан подошёл к кровати и сел на её край. Я смотрела на него, а он
смотрел на меня. Потом достал из кармана чистый носовой платок и молча
вытер слёзы с моего лица. Он проделал это так нежно и бережно, а глядел
на меня с таким искренним, непритворным сочувствием, что я чуть снова не
разрыдалась.
С трудом проглотив застрявший в горле комок, я сказала:
- Спасибо, Бриан.
Конечно же, я догадывалась, почему он пришёл ко мне. И зачем.
Прежде всего, Бриан пришёл как друг. Он видел, что мне плохо, и хотел
помочь. Поддержать, утешить, приласкать... Он заботился о моём благе и с
бескорыстием друга, и с эгоизмом влюблённого.
Я не осуждала его за намерение воспользоваться моим состоянием. Бриан
был славным парнем, но он не был достаточно сильным, чтобы устоять перед
соблазном и не сыграть на моей слабости. Не был он и слишком слабым,
чтобы испугаться самой возможности отказа и упустить такой великолепный
шанс. Юношеская любовь жестока - и к самому влюблённому, и к объекту его
любви. Я говорю так не потому, что считаю себя взрослой и умудрённой
жизненным опытом; только глупец в свои неполные двадцать лет станет
утверждать, что он уже взрослый. Однако я успела повидать жизнь и
заметила, что люди старше тридцати любят хоть и не так пылко, но более
самоотверженно, и прежде думают о любимом человеке, а потом уже - о
себе.
Нет, я не могла упрекать Бриана в жестокой расчётливости. Не имела на
это морального права. В конце концов, и я не без греха. Разве не жестоко
было с моей стороны рассказывать ему про Эрика, делая вид, что я не
догадываюсь о его чувствах ко мне и о том, какую боль причиняют ему мои
слова?..
Бриан всё смотрел на меня, сжимая в руке влажный от моих слёз носовой
платок. Само по себе его молчание не тяготило меня. В обществе Бриана
(как и в обществе Дейдры или Мориса) я не испытывала неловкости, когда
мы надолго умолкали. При этом мы могли заниматься каждый своим делом и
ни в малейшей мере не чувствовали себя скованно. Обычно присутствие
других людей давит на человека. В большей или меньшей степени - зависит
от самого человека, от присутствующих и от их количества. (Впрочем,
поспешу уточнить: речь идёт не о людях из толпы на улице или на каком-то
массовом мероприятии, а о небольших - или сравнительно небольших -
компаниях, где каждый человек на виду). Поэтому, для создания
непринуждённой обстановки люди, собираясь вместе, вынуждены всё время
говорить. А достаточно им замолчать на пару минут, как тут же возникает
напряжённость, и присутствующие либо спешат разойтись, либо торопливо
ищут зацепку для возобновления разговора. Лишь в единичных случаях такой
напряжённости не возникает. Бриан, Дейдра и Морис были для меня теми
самыми единичными случаями.
Однако сейчас молчание Бриана предвещало начало разговора, которого я
всячески избегала вот уже несколько месяцев.
Но как предотвратить его? Что мне делать? Может, закатить истерику и
вынудить Бриана уйти?..
Нет, только не это. Я не хотела вновь оставаться одна. А с Брианом
мне было хорошо. Он такой милый, такой чуткий... И, собственно, чего я
боюсь? Услышать, что он любит меня? Я и так это знаю. А какой вред от
того, что он будет знать, что я это знаю? Раньше я боялась ответить ему
отказом - однозначным и категоричным. Но теперь...
Я ждала Эрика. Надеялась, что он вернётся. И он вернулся. Но не ко
мне. Всё. Точка. Конец.
Чего я теперь жду? Появления нового принца?
Нет уж, спасибо! Одного я уже дождалась...
Из-за него я отвергла мужчину, которого любила и который любил меня,
а в результате моя жертва оказалась напрасной. Я потеряла Мориса, но не
получила Эрика, и осталась у разбитого корыта. Что же мне, опять ловить
журавля в небе, пренебрегая синицей в руках? Это тем более глупо, что на
горизонте я не вижу ни единого журавля...
К тому же Бриан совсем неплох. Не журавль, конечно, но и не синица, а
нечто среднее - ласточка, например. Он очень мил, привлекателен, мне с
ним хорошо, и он любит меня. Я тоже люблю его... как брата. Но разве
этого мало? Наше родство не помеха - ведь он не мой родной брат, а
двоюродный брат моего отца. Я люблю его и не хочу разбивать ему сердце
только потому, что моё сердце разбито. Раньше я отталкивала его от себя,
но не потому, что он не нравился мне; на это были другие причины. Теперь
их нет. Мне уже некому хранить верность.
За последние два с половиной года я лишь один-единственный раз была с
мужчиной - с Морисом в день его возвращения. Так что же - и дальше
продолжать в том же духе? Эдак правы окажутся те, кто считает меня
лесбиянкой...
Я думала так со злости. И понимала это. Обида в купе с досадой всё
настойчивее толкали меня в объятия Бриана.
Может, на это он и надеялся?..
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг