8. ЭРИК
ДВЕНАДЦАТЬ ЛЕТ ОДИНОЧЕСТВА
Шёл двенадцатый год моего пребывания в этом необитаемом мире. На
импровизированном кладбище позади дома насчитывалось девятнадцать
холмиков, увенчанных крестами. Почему именно столько, я сейчас объясню.
Как вы уже знаете, первые три жертвы Александра я похоронил в одной
безымянной братской могиле. К следующим я проявлял больше внимания и
хоронил каждого по отдельности. К тому же у них я всегда находил какие-
нибудь документы, удостоверяющие личность, поэтому на всех крестах,
кроме первого, были таблички, где я указывал имя, дату рождения и дату
смерти по времени их родного мира - её я определял по показаниям
хронометра в библиотеке, хотя и не был уверен, что он работает
правильно.
К трёхлетнему "юбилею" Александр преподнёс мне очередной сюрприз. Он
привёл с собой не троих, а шестерых человек. Пока первая троица делала
мне очередную инъекцию, остальные выгружали из корабля какие-то ящики.
Позже я обнаружил в них книги, видеозаписи, разнообразные пищевые
консервы (что было излишне: по моим подсчётам, имевшихся в доме съестных
припасов мне хватило бы ещё лет на десять), новую одежду (а вот это было
кстати: за три года мой гардероб порядком обветшал, особенно, что
касается нижнего белья) и ещё много всякой всячины. Этот садист, будь он
проклят, прилежно заботился о том, чтобы я ни в чём не испытывал нужды -
кроме, разумеется, свободы и человеческого общения.
Когда с разгрузкой было покончено, Александр хладнокровно убил всех
шестерых. В ту годовщину мне пришлось вырыть, вместо трёх, целых шесть
могил и смастерить шесть крестов с табличками. Естественно, на всех
табличках была указана одна и та же дата смерти.
Через год Александр явился только с тремя помощниками. Я понял, что
увеличение числа жертв вдвое следует ожидать лишь к завозу очередной
партии обновок и продовольствия. Очевидно, по замыслу Александра, я
должен был испытывать угрызения совести не только за то, что живу, но и
за то, что ем, пью, одеваюсь, читаю книги и смотрю фильмы. Всё, что бы я
ни делал, должно было напоминать мне о людях, погибших из-за меня. И
действительно - напоминало.
А в пятую годовщину я снова свалял дурака. Убедившись, что моё
смирение не смягчает Александра, я решился на отчаянный шаг. И опять же
- совершил непростительную ошибку.
Я не стал безропотно ждать, пока очередная троица смертников схватит
меня и сделает эту гадкую инъекцию. Как только они направились ко мне, я
бросился бежать. Следуя приказу Александра, они погнались за мной.
Однако я не собирался забиться в какую-нибудь нору и прятаться там.
Это было бессмысленно. У меня имелся другой план.
Я привёл своих преследователей к кладбищу за домом и принялся
сбивчиво объяснять им, какая участь постигла всех их предшественников.
Говорил я по-английски: от Мориса мне было известно, что это четвёртый
по распространённости язык в Галактике после китайского, хинди и
испанского - но трёх первых я не знал. Поначалу помощники Александра
отнеслись к моему рассказу с полнейшим недоверием и, видимо, сочли его
бредом сумасшедшего. Двое мужчин уже повалили меня наземь и закатали
правый рукав, как вдруг женщина, достававшая из футляра пневмошприц,
изумлённо вскрикнула и замерла, уставившись на ближайший крест с
табличкой, где было указано имя Рут Якоби. Потом она заговорила по-
немецки (этот язык я, хоть и с большим трудом, но понимал) и сказала
державшим меня мужчинам, что у неё есть знакомая с таким же именем,
которая полтора месяца назад без всякого предупреждения была переведена
"на другую базу". Указанная на табличке дата смерти совпадала с временем
её "перевода", а дата рождения приблизительно соответствовала её
возрасту.
Я тут же вмешался и любезно предложил порыться в моих карманах.
Мужчины последовали этому совету и извлекли на свет божий кипу
удостоверений, среди которых была и карточка медсестры Рут Якоби.
Женщина подтвердила, что на фотографии действительно изображена её
знакомая. Кроме того, мужчины опознали одного из спутников Рут Якоби,
который тогда же, полтора месяца назад, был отправлен "на секретное
задание", и ещё четверых, загадочно исчезнувших в прошлом месяце.
Наконец-то мне поверили. И, разумеется, меня отпустили. Ни о какой
инъекции речи уже не было. Я принялся было излагать им свой план,
который заключался в следующем: пусть двое скрутят мне руки и ведут к
Александру, а третий идёт следом, пряча за нашими спинами обрез, который
я смастерил из лазерного ружья и предусмотрительно положил вон там, в
траве, возле той могилы...
Тут нервы одного из мужчин не выдержали. Он бросился к указанному
мной месту, нашёл обрез, схватил его и, одарив нас свирепой ухмылкой
героя боевиков, бесшумно скрылся за углом дома. Второй мужчина и
женщина, обменявшись взглядами, быстро спустились по склону к самому
озеру, пробежали вдоль его берега метров тридцать, потом снова
взобрались наверх и скрылись в зарослях леса. Судя по их скорости,
проворству и умению мгновенно оценивать ситуацию, они были хорошо
вышколенными бойцами, однако я знал, что никакая выучка их не спасёт.
Они не представляли, с кем имеют дело.
А две или три минуты спустя из-за того же угла дома вышел Александр.
В руке он небрежно поигрывал пистолетом. Я понял, что наш самозванный
Рембо уже упокоился с миром. Чего и следовало ожидать.
- Ну что, гадёныш? - презрительно произнёс Александр. - Всё никак не
угомонишься? Нарываешься на очередной урок хороших манер?
И исчез.
А через четверть часа вернулся с трупами обоих беглецов. Бросил их у
крыльца и сказал:
- Если ты думаешь, что это урок, то ошибаешься. Это лишь маленькое
вступление. Настоящий урок будет через год. Впрочем, я ещё не прощаюсь.
И вновь исчез. На сей раз вместе с кораблём.
А через восемь дней вернулся с новой командой смертников. Я сам
закатал рукав и подставил руку, чтобы они сделали мне укол. Но это
нисколько не подействовало на Александра. Он убил их, а затем снова
напомнил мне, что это ещё не урок. Настоящий урок ждёт меня впереди.
Через год.
*
Шестой год был самым гнусным из всех проведённых мной в этом гнусном
мире. Я всё гадал, что же теперь придумает Александр мне в назидание. В
моём воображении возникали жуткие картины, но я боялся, что
действительность превзойдёт самые худшие ожидания. Ведь извращённость
Александра не знала границ...
Однако год истёк, а Александр не объявлялся. Не было его и по
прошествии месяца, двух месяцев, трёх, четырёх... Во мне затеплилась
робкая надежда, а когда миновало полгода сверх установленного срока, я
по-настоящему воспрянул духом. Видно, случилось нечто экстраординарное,
раз Александр, прежде демонстрировавший завидную пунктуальность, не
явился дать мне очередную дозу своего дьявольского зелья. Похоже, он
всё-таки нарвался на Кевина с компанией! И небось, когда предпринял
попытку похитить свою дочь. Молодчина, Кевин! Ты мне не нравишься, но я
тебя люблю.
Интересно, погиб Александр или только пленён? - гадал я. Лучше бы его
убили, так надёжнее. Хотя, конечно, пленного можно допросить и вытянуть
из него полезную информацию - например, обо мне. Но я предпочёл бы его
смерть. Пленным порой удаётся бежать из темницы, а мёртвые не встают из
могилы.
Правда, частенько по ночам я просыпался в холодном поту. Мне снились
кошмары, в которых Александр заявлялся ко мне и, мерзко ухмыляясь,
говорил: "Вот-вот, гадёныш! Это и есть мой обещанный урок. К тебе
вернулась надежда, а тут пришёл я - и отнял её..."
Но закончился седьмой год, а Александра всё не было. Нет, он не мог
так рисковать ради какого-то урока. Если верить его словам, то два года
- гарантийный срок действия препарата. Разумеется, он мог обмануть меня,
с него станется, и, тем не менее, на седьмую годовщину я устроил
грандиозный пир, нализался до чёртиков, а утром проснулся с
раскалывающейся головой и тяжёлым, будто набитым камнями, желудком. И
всё равно я был счастлив. Такая мелочь, как жестокое похмелье, не могла
омрачить моей радости.
А на пятом месяце восьмого года у меня начал пробуждаться Дар. Первым
его проявлением был слабый телекинез. Как-то раз, за послеобеденным
десертом я уронил пирожное, но успел подхватить его прежде, чем оно
упало мне на колени. И тогда мне почудилось, что на мгновение оно
зависло в воздухе.
Я принялся экспериментировать и убедился, что в самом деле могу
усилием воли передвигать на небольшие расстояния лёгкие предметы.
Правда, уже через десять минут у меня зверски разболелась голова, и я
вынужден был прекратить свои опыты. Но я всё равно был на седьмом небе
от счастья - мой Дар возвращался к жизни. В тот день я снова напился в
стельку.
Постепенно я обретал и некоторые другие утраченные способности, хоть
и в очень ослабленной форме. Я мог слегка обострять своё зрение (но лишь
на пару минут), чувствовал близость живых существ (зверей в лесу, когда
выходил на охоту), заставлял загораться легко воспламеняемые
материалы... Словом, восьмой год был для меня полон приятных сюрпризов.
Зато девятый год стал годом разочарований.
Я застопорился на примитивных приёмах из арсенала фокусника-недоучки.
Дальше дело не шло, ничего более серьёзного у меня не получалось. Да и
эти дешёвые штучки давались мне потом и кровью, вызывая головную боль,
общую слабость, сонливость, иногда даже - тошноту и рвоту. А порой,
сверх меры переусердствовав, я терял сознание. И со временем ситуация
нисколько не менялась к лучшему.
Способность видеть Формирующие я обрёл ещё на десятом месяце восьмого
года, но был достаточно благоразумен, чтобы не бросаться с головой в
омут. Если от одного лишь взгляда на Формирующие у меня раскалывалась
голова, то ни о каком контакте с ними и речи быть не могло. Пять лет,
проведённых во власти маньяка-садиста, научили меня быть терпеливым.
Однако любому человеческому терпению рано или поздно приходит конец.
Моего хватило ровно на год. На исходе девятого года я не выдержал и в
отчаянии ухватился за ближайшую Формирующую...
Лучше бы я ухватился за оголённый провод высоковольтной линии. Меня
так долбануло, что я до сих пор удивляюсь, как мне удалось выжить. Я
провалялся в полной отключке не менее полусуток, да и потом целую неделю
почти не вставал с постели. А когда немного оклемался и стал здраво
соображать, то понял наконец, что со мной приключилось. Удивительно, что
эта мысль не приходила мне в голову раньше!
Меня поразил редкий недуг, известный, как анемия сакри, а в
просторечии именуемый повреждением Дара. Эта болезнь не была смертельной
и не была неизлечимой, вот только беда в том, что единственным средством
её лечения было время. Повреждённый Дар восстанавливался сам по себе в
течение пяти - десяти лет, а в особо тяжёлых случаях требовалось лет
пятнадцать, а то и двадцать. Механизм повреждения Дара оставался
загадкой для колдунов (оно, с одной стороны, и хорошо - иначе бы многие
принялись штамповать соответствующие заклятия). В большинстве случаев
этот недуг был результатом необдуманных и чересчур интенсивных
манипуляций силами, но иногда поражал и без всяких видимых причин.
Впрочем, со мной всё было предельно ясно: мой Дар повредила та гадость,
которую Александр на протяжении пяти лет регулярно вкалывал мне. И я
боялся, что у меня случай из разряда особо тяжёлых. Похоже, моего
полного излечения придётся ждать все двадцать лет. А может, и двадцать
пять.
Тогда я предпочитал не думать, что Александр предвидел такой
результат. Позже, когда я осмелился думать об этом, то пришёл к
успокоительному выводу, что всё равно он не стал бы так рисковать. Вряд
ли у него было достаточное количество подопытных, чтобы получить
статистическое подтверждение возникновения анемии сакри. Тем более что
он, давая мне двухгодичную дозу своего зелья, для подстраховки делал это
ежегодно. Следовательно, не был уверен в устойчивости действия препарата
на протяжении всех двух лет.
Таким образом, вопреки первым радужным надеждам и мечтам о скором
возвращении к родным, моё заточение грозило затянуться надолго. Правда,
я подсчитал, что даже при самом неблагоприятном исходе мой Дар
восстановится максимум через год по времени Основного потока. Но это
мало утешило меня - ведь по моим биологическим часам мне перевалит за
пятьдесят, и я буду выглядеть, как пятидесятилетний простой смертный. С
горя я снова напился.
А на утро твёрдо постановил вести в дальнейшем исключительно здоровый
образ жизни - не пить, не курить, не обжираться до колик в животе,
регулярно заниматься спортом. С курением, впрочем, я завязал ещё в
первый год - без общения с Формирующими я не испытывал потребности в
никотине. Да и вообще, здоровье у меня было отменное, а вдобавок
Александр сделал мне кучу прививок, чтобы я раньше времени не загнулся
от какой-нибудь болячки. На самый крайний случай в доме имелась
полностью укомплектованная аптечка неотложной помощи, снятая с какого-то
космического корабля. Так что у меня были все шансы дожить и до
пятидесяти, и до шестидесяти лет без помощи Формирующих. Правда, если
моё выздоровление затянется на такой длительный срок, съестных припасов
мне явно не хватит - но это не беда. В лесу водится полно дичи, а на
деревьях и кустарниках растут вкусные и сочные плоды. Как-нибудь
перебьюсь, лишь бы хватило соли и специй. А также кофе. Я произвёл
ревизию продовольствия и подсчитал, что соли и специй хватит с лихвой,
зато кофе, если я и дальше буду пить его по три чашки в день, закончится
через семнадцать лет. Поэтому я решил сократить дневную норму до двух
чашек.
Теперь я мог смотреть в будущее хоть и без особого оптимизма, но с
надеждой на лучшее.
*
Итак, шёл двенадцатый год моего пребывания в этом необитаемом мире. С
того дня, как я понял, что мой Дар повреждён, прошло чуть больше двух с
половиной лет. Время не летело быстрокрылой птицей, как мне хотелось, но
и не ползло, подобно хромой улитке, чего я боялся. Оно просто шло -
своим чередом.
Каждый день я выпивал по две чашки кофе и два-три раза в неделю ходил
на охоту - пока что для развлечения, а не по необходимости. Иногда,
разнообразия ради, я заменял охоту рыбной ловлей - что тоже было
приятно. И, добавлю, вкусно - в озере водилась изумительная рыба.
Кроме того, я всерьёз увлёкся рисованием - не рискну назвать это
живописью. Подобные творческие порывы находили на меня и раньше, ещё до
роковой встречи с Александром, но я стыдливо скрывал от всех своё
увлечение и никому не показывал своих рисунков - боялся критики, а ещё
больше боялся льстивых и неискренних похвал. Наверное, меня подавлял
талант Пенелопы. Я с самого детства тесно общался с ней и с Дианой, и,
как мне теперь кажется, они невольно внушили мне комплекс
неполноценности. Я испытывал чуть ли не панический страх перед точными
науками, прекрасно понимая, что мне не дано сравниться с Дианой. Я
боялся взять в руки рисовальный карандаш или кисть, с содроганием
представляя, каким смешным буду выглядеть на фоне Пенелопы.
А напрасно. Мои рисунки, сделанные уже здесь, в течение первых семи
лет, были далеко не шедеврами, но и не были они бездарной мазнёй. Придя
к такому выводу, а также избавившись от кошмара ежегодных визитов
Александра, я буквально наводнил дом рисунками. Работал я пока что с
карандашом и бумагой, но в теории уже изучал технику живописи красками -
благо в библиотеке нашлась парочка подходящих книг.
К десятилетнему юбилею я устроил собственную выставку - для самого
себя, разумеется, ибо других посетителей не предвиделось. Я отобрал
полсотни самых, на мой взгляд, удачных рисунков и развесил их в холле.
Затем целый вечер ходил вдоль стен с бокалом вина в руке и, изображая из
себя придирчивого критика, рассматривал свои собственные творения. На
всех без исключения рисунках были изображены люди. Я рисовал только
людей - знакомых, друзей, родственников, имелась даже парочка Кевинов.
Но больше всего было портретов Софи...
И странное ведь дело: я общался с ней не более четверти часа, а
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг