утомившись вдохновлять, спит в кухне на табуретке, подперев кулачком
бледную щеку.
* * *
Примерно через полчаса Одиссей ступил в дом Цирцеи, сложенный из
тесаных камней. У двери его встретили две служанки. Они радушно пригласили
путника войти в залу и оставили одного.
Одиссей осторожно посмотрел по сторонам и почувствовал, как тихая жуть
наполняет его сердце Ни звука, ни души вокруг. В какой-то момент Одиссею
показалось, что он слышит, как тихо плещет его кровь, пробегая через
сердце. Цирцея должна была петь в момент его появления, что они там все
- заснули?
И тут воздух посреди залы сгустился в голубой столб и неожиданно обрел
очертания женского тела. Они сразу узнали друг друга. Одиссей
почувствовал, как отпустила внутри тревожно натянутая жила. И он подумал,
что если бы эта девушка была замужем, то он, Одиссей, завидовал бы ее
мужу. Но остаться здесь с ней навсегда он не смог бы, да и не захотел.
"Этот перстень играл бы на чужой руке, но, брошенный на стол, он никому
не нужен. И никто не пожелает надеть его первым, хотя каждый будет
завидовать тому, кто станет его обладателем".
Цирцея услышала странные мысли гостя, и первая радость сменилась
привычной горечью. Что ж...
- Выпей вина, славный Одиссей. Вылей вина.
Одиссей пристально вгляделся в угрюмую красную жидкость, и Цирцея
услышала, как упал на пол сломанный пополам чудесный корень моли. Она
встала из кресла, складки пурпурной мантии красиво заструились вдоль ее
тела, белые волосы растрепались:
- Я одинока, Одиссей, и я не знаю, где взять слова, чтобы убедить тебя.
Ты скажешь, что тебя ждет Пенелопа, но я могла бы ждать тебя во сто крат
сильнее. Она прекрасна, - скажешь ты. Но ее красоты осталось на несколько
лет, а я бессмертная и вечно юная богиня. У вас есть сын? Я рожу тебе
много сыновей. В приливе чувств люди и боги говорят одинаковые слова, но я
хочу, чтобы мои слова звучали так, словно они звучат на земле впервые, и
так, словно их уже никто никогда не произнесет.
Поверь, Одиссей, я люблю тебя. Сейчас ты прекрасен, но я знала тебя
другим, и я любила тебя того, другого, усталого и невзрачного... Но я
вижу, что зря говорю все это. Ты не со мной. Мыслями ты в далекой Итаке.
Ты гладишь лицо своей стареющей жены, ты смотришь в ее глаза. Что тебе в
ней?
Недобро сверкнул взгляд Цирцеи.
- А знаешь ли ты, что день и ночь в ее доме пируют женихи? И откуда
тебе известно, не отдала ли твоя жена сердце кому-нибудь из них.
Они молоды и пригожи, а ты красив только здесь, со мной!
С тяжелым сердцем внимал этим словам Одиссей. Страшным будет гнев
отвергнутой богини. Не поторопился ли он, выбросив чудесный корень?
Тоскливому взору его уже представлялись черные волны жестокого моря,
наотмашь бьющие его многострадальный корабль, свирепый ветер, ломающий
мачту и товарищей, захлебывающихся в соленой воде.
Впрочем, какие товарищи, если почти все они толкутся сейчас в грязном
загоне и хрюкают от удовольствия, когда добрая служанка мимоходом щекочет
им спины.
- Опомнись, богиня, в тебе говорит отчаянье. Зачем ты тратишь свою душу
на человека, ее недостойного? Придет однажды тот, кого ты ждешь, с чем
выйдешь ты ему навстречу?
И тогда Цирцея рассмеялась:
- Я живу на этом острове всегда, понимаешь ты, человек, всегда! И ни
разу - слышишь? - ни разу за это необозримое время не пришел тот, о ком ты
говоришь. Так пусть же я сама возьму то, что изначально должно
принадлежать мне, потому что твоя Пенелопа -это просто ошибка богов. Быть
Может, ты заметил уже, что мой волшебный жезл не причинил тебе вреда. Это
ли не говорит о том, что именно тебя я ждала?
- Это говорит только о том, что я не свинья, - хотел возразить Олег
Иванович, - но почувствовал, что столь прозаическое вкрапление нарушит их
поэтический диалог, и воздержался.
Олег Иванович оказался в затруднительном положении. К его чести надо
сказать, что у него и мысли не было остаться с Цирцеей. Он был, прежде
всего, человеком долга и на поводу у своего сердца ходить не привык. Его
удивляло и даже несколько тяготило столь бурное проявление чувств. "В
конце концов, кому, как не ей, знать, что я не свободен!
Что за невоздержанность?" - с раздражением думал он. Но так думал Олег
Иванович, Одиссей же печально смотрел в разгневанное лицо богини. Легкими
тенями вставали в его памяти смертные женщины, которых он знал когда-то. С
ними ему было легко, и оставлял он их просто, без мук, ведь ни одна из них
не посягала на его душу, не требовала любви, довольствуясь малым.
Крохотная частичка души, которую он отдавал бывшим возлюбленным, вырастала
вновь, и он сам чувствовал себя, словно ящерица, у которой снова отрос
хвост, оборванный глупыми детьми. И даже Пенелопе он не отдал всего себя,
любя больше всего на свете свободу и возможность уйти в любой момент
Пенелопа же знала об этом и не пыталась держать мужа при себе Может быть,
именно поэтому Одиссей так стремился сейчас домой.
Я сдерживаюсь из последних сил, чтобы не толкнуть моего героя в объятия
несчастной Цирцеи, так велико мое сострадание. И если бы это действительно
был Одиссей, как он есть, то именно так я и поступила бы. Ведь
эрудированный читатель помнит, что Одиссей долгое время оставался на
острове в гостях у Цирцеи, давая отдохнуть усталым товарищам и ожидая,
когда они снова станут готовы к опасному путешествию.
Но тот Одиссей, о котором рассказываю я, не настоящий. Он (да простит
меня великий Гомер) наполовину плод моей фантазии. Впрочем, может быть,
Олег Иванович тоже не настоящий? Может быть, именно его я придумала? И
сестру Марину. И усталую Музу, на которую можно сослаться в случае чего.
Впрочем, я не права. Конечно, выдуман мной только Одиссей1 ведь именно
его поступки я могу предугадать, а как поступит в необычной ситуации живой
человек, узнать заранее можно, но трудно. Очень трудно.
Иначе не разводили бы мы руками: "Кто бы мог подумать". Поэтому я
прерываю свой рассказ, тем более что сказала уже все, что хотела сказать,
а вмешиваться в чужие отношения - не в моих правилах. Пусть люди все
решают сами. Но кажется, они уже ничего не успеют решить: я возвращаюсь в
комнату, где уже трезвонит поставленный в пустое ведро будильник. Другим
способом прервать сон моего героя сложно. Сейчас они проснутся, и Олег
Иванович шмыгнет в ванную, стараясь не смотреть на Марину. И Марина ничего
не скажет, потому что знает: с первыми же словами забудется то, что всю
ночь нашептывали ей я и мой соавтор - Муза.
И только за утренним чаем хлопнет себя по лбу несчастный Одиссей:
"А как же ребята? Они-то как?"
Но поздно, мой друг. Поздно.
-=*=-
Фантастика-91: Сб. науч. - фантаст. повестей, рассказов и очерков
Ф22 Сост. В. Фалеев; Худож. Р. Авотин. - M.; Мол. гвардия, 1992. -
350[2] с, ил.
В сборник вошли новые научно-фантастические повести, рассказы и очерки,
в которых в увлекательной форме ставятся сложнейшие проблемы жизни. Что
такое колдовство? Можно ли воссоздать характер личности? Какой
национальности был Иисус Христос? Как создать общество без преступников? В
книге имеется раздел: "Неведомое: борьба и поиск".
4702010201-001
078(02)-92
Без объявл.
ББК 84Р7
OCR Pirat
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 25.08.2002 00:36
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг