- А дом расположен в городе Калязине. А Калязин ты любишь.
- Да.
- Прекрасно... А Калязин расположен в нашей стране... Значит, что ты
любишь?
- Калязин.
Учитель помолчал.
- Трудно тебе будет, - сказал он.
Он рассказал об этом разговоре в учительской. Вся учительская сошлась
на том, что Сапожников, по-видимому, дефективный.
- Нет... - сказал учитель. - Он очень послушный... Я сам велел ему не
утверждать того, чего он не знает.
Послушный, но, значит, неразвитый и потому умственно отсталый. Все-таки
не москвич, из Калязина приехал. И с этим учитель не согласился. Потому что
они с Сапожниковым успели друг другу в глаза посмотреть. И в этом тоже есть
своя логика, только другая.
- Сапожников, заполняй, заполняй анкету... Не тяни, - сказала молодая
библиотекарша Дома пионеров, что на горке возле Введенского народного дома
на площади Журавлева. - Ну что тебе здесь непонятно? Социальное
происхождение? Твой отец рабочий? Пиши - рабочий.
- Он не рабочий.
- А кто? Крестьянин? Нет? Пиши - служащий.
- Он не служащий.
- Как же это не служащий? Он где-нибудь служит? Как это нет? А кто же
он у тебя?
- Борец.
- Борец за что? - опрометчиво спросила библиотекарша.
- За деньги, наверно, - ответил Сапожников.
- За деньги борются только капиталисты и жулики! Он у тебя капиталист?
- Нет, - сказал Сапожников. - И не жулик. Борец он... Он в цирке
борется.
- А-а... Работник цирка. Пиши - служащий.
- Он не служит.
- А что же он там делает?
- Борется.
- Сапожников, вот тебе записка. Попроси мать зайти в библиотеку.
Сапожников попросил.
- Сапожников, почему ты перестал ходить в библиотеку? - спросил
учитель. - Библиотекарша говорит, что за этот месяц ты взял всего одну
книгу... Да и ту про марионеток. Вот, - он опустил очки. - "Деревянные
актеры" называется.
- Я туда не пойду.
- В чем дело?
- Вы сказали, что я дефективный.
- Я сказал? А ну пойдем вместе.
Пришли. Сапожников остался в зале, а учитель прошел за прилавок и
скрылся за полками.
- Я сказал, что у Сапожникова есть дефект - чересчур конкретное
воображение.
- Ну и что? - сказала библиотекарша.
- У каждого человека может быть какой-нибудь дефект... Вот у меня
вместо левой ноги протез - разве я дефективный?
- Почему вы меня обвиняете? Я этого про вас не сказала...
- А зачем же вы про Сапожникова?
- Но у него же в мозгу дефект!..
- А вы знаете, что Сапожников на районном конкурсе юных изобретателей
занял первое место?.. Он придумал оригинальный спасательный пояс.
- Какой пояс? Что я вам сделала?
Библиотекарша заплакала. Учитель и Сапожников ушли.
- В библиотеку будешь ходить. Я тебе составлю список книг, которые ты
должен обязательно прочесть, - сказал учитель, хлюпая по лужам. - Нет,
список составлять не буду... Почему ты взял книжку "Деревянные актеры",
зачем тебе деревянные человечки?
- Там написано, как они устроены.
Помолчали. Одни ботинки хлюп-хлюп, другие хлюп-хлюп-хлюп. А в
результате идут рядом и никто никого не обгоняет. Интересно.
- Кстати, ты можешь мне подробно рассказать весь процесс, который
привел тебя к решению задачи с поясом?
- А что такое процесс? - спросил Сапожников. Хлюп-хлюп. Хлюп-хлюп-хлюп.
- Ну хорошо... Была поставлена задача - придумать новый спасательный
пояс...
- ОСВОД поставил, - сказал Сапожников.
- Что поставил? Помолчи. В котором не было бы недостатков пробкового
пояса - громоздкости - и надувного - долго надувать, когда человек тонет...
Я правильно формулирую?
- Вы правильно формулируете.
- Ну и что дальше? Дальше ты начал читать книги насчет поясов...
- Зачем?
- То есть как зачем? Чтобы узнать, что придумали до тебя.
- А зачем?
- Ты действительно дефективный! Чтобы прежние выдумки помогли новым.
- Так ведь никому не помогли, - сказал Сапожников. Иначе бы конкурс не
объявили.
Помолчали.
- Объявили потому, что осознали ограниченность обоих вариантов, -
строго сказал учитель. - Это очень сложно... Это диалектика... Тебе не
понять. Мал еще... В каждом явлении есть противоречие... Что такое
противоречие, знаешь? Нет? Ну, хоть так: в каждой вещи есть для нас полезная
сторона и есть вредная - и так и так, понятно?
- И так и так - понятно.
- Ну и расскажи, как ты придумал свой пояс. Только подробно.
- Да вы же сами сказали - и так и так.
- Ну и что?
- Ну, надо взять от двух поясов только полезное, а остальное не брать.
- Ну, а как ты взял, как? Другие же не взяли?
- А-а... вон про что, - сказал Сапожников.
Хлюп-хлюп. Хлюп-хлюп-хлюп.
- Насколько я понимаю, суть твоей выдумки в следующем: берутся две
гибкие пластины разной длины и прикрепляются к двум стенкам плоского мешка
из водонепроницаемой ткани.
- Можно из плаща сделать мешок, - сказал Сапожников. - Он резиной
покрыт.
- Молчи... Получается плоский мешок, где две стенки состоят из гибких
пластин.
- Можно в чемодан положить и ехать на пароходе, - сказал Сапожников.
- Да подожди ты с пароходом... Подожди! - сказал учитель. - Дальше... В
случае нужды человек огибает вокруг талии короткую пластину, образуя круг
малого диаметра, в то время как длинная пластина образует круг большого
диаметра... Правильно я формулирую?
- Вы правильно формулируете... Мешок растопыривается - а в нем воздух.
И надувать не надо. Только пробку завинтить. В большой пластине же дыра с
пробкой на цепочке.
- Ну и как ты рассуждал, когда это придумывал?
- Как - рассуждал?
- Ну хорошо. Что тебе прежде всего в голову пришло? Взять пластины -
одну длинней, другую короче...
- Нет, - сказал Сапожников. - Пластины я потом придумал.
- Потом?
- Ага. Я сначала разозлился. Шину велосипедную накачал насосом. Долго
очень пояс надувать. Надо, чтобы он сам воздух всасывал, как велосипедный
насос, когда обратно тянешь. И у насоса одна стенка от другой отходит... ну,
поршень, а внутрь воздух всасывается... Дырку если заткнуть пробкой, то
насос плавать будет... Ну а пластины потом... когда сообразил, что насос
надо вокруг живота обогнуть...
- Так-так, - сказал учитель.
Хлюп-хлюп. Хлюп-хлюп-хлюп.
Они шли сквозь осеннюю ночь и очень боялись друг друга. Учитель боялся,
что мальчик спросит его: "А почему чересчур конкретное воображение - это
дефект?" А Сапожников боялся, что учитель поймет, что он наврал, когда
сказал насчет велосипедного насоса. Потому что главное было в том, что
Сапожников разозлился. Насос просто подвернулся под руку в этот момент. А
разозлился Сапожников потому, что ему жалко было кукольников, которые
бродили по Франции со своими деревянными человечками и всякая сволочь могла
их обидеть, потому что они бедные и за них заступиться некому и спасти, а
они ведь никому ничего плохого не сделали, а только хорошее. И тут он
придумал, как он их спасет, когда они все плывут на пароходе, и сволочи и
кукольники, все. И вдруг капитан кричит: "Граждане! Тонем! Пароход тонет!
Спасательных кругов на всех не хватит! Спасайся кто может!"
И конечно, сволочи богатые расхватали все пробковые пояса, а кому не
хватило, те начали надувать свои надувные. Дуют, дуют, а пароход тонет, а
кукольники стоят кучкой и прижимают к себе деревянных человечков - и должны
все погибнуть, потому что чудес не бывает. Ах, не бывает?! И тут Сапожников
спокойно так открывает чемодан, и у него там весь чемодан набит плоскими
широкими поясами, как у пожарников, в одном чемодане помещается целая куча
этих поясов. И он говорит кукольникам: "Берите пояса". А они говорят:
"Спасибо, мальчик. Нам ничто не поможет. Чудес не бывает". А Сапожников
говорит: "Берите. Это конкретное чудо, и все рано или поздно объяснится. Это
мне Аграрий сказал". Они берут пояса и надевают на себя, оборачивая,
конечно, вокруг тела. И вдруг все видят: как только пояс обернут вокруг
живота, так он уже надутый, а если обратно снять - он плоский.
Тут все кукольники с радостью надели пояса, прыгнули в воду и поплыли,
а сволочи дрались из-за пробковых и надувных поясов, потому что ихний
капитан приказал им: "Спасайся кто может!" А кукольники плыли, плыли и
поддерживали Сапожникова, потому что ему пояса не хватило, и они выплыли на
берег к городу Калязину и обсохли на том берегу, где росло дерево самшит,
только еще маленькое. Ну, тут залаяла собачонка Мушка, и миражи пропали.
Сапожников закончил накачивать велосипедную шину, отвинтил насос, а на
ниппель навинтил колпачок на цепочке. Вот как он изобрел спасательный пояс
для того конкурса, про который им в классе объявил учитель. А остальное было
просто. Надо было только сообразить, из каких материалов сделать пояс.
Как все это расскажешь учителю? Потому Сапожников соврал про насос,
чтобы учителю было понятно.
- Может быть, основной принцип изобретательства, - сказал учитель, -
это осознать в явлении главное противоречие и искать выход за пределами
этого противоречия...
- Может быть, - вежливо поддакнул Сапожников.
Учитель вздохнул.
- Ну, иди, - сказал учитель. - Маме скажешь, что был со мной. Физику
можешь сегодня не готовить. Я завтра тебя спрашивать не буду. Ботинки на
печку не ставь. Кожа от высокой температуры ссыхается и трескается, потому
что процессы, в ней происходящие... В общем, до утра так просохнут. И спать,
спать! Почему ты галоши не носишь?
- Я их теряю, - сказал Сапожников.
Глава 6. УГЛОВАЯ СКАМЬЯ
- Внимание!.. Поезд номер сто одиннадцать Москва - Рига прибывает на
пятую платформу... Внимание!
Сапожников смотрел на перрон и не торопился выходить. Виднелись
черепичные крыши незнакомого города, солнце проваливалось в черные тени
между домами, и воздух, влетевший в опущенную фрамугу, был сырой и
незнакомый.
Сапожников взял свой кошель с барахлом и стал пробираться к выходу - и
вышел на солнечный перрон. Была вторая половина дня.
Август.
Тут Сапожникова стали толкать, и покатились тележки с чемоданами -
берегись! - и ему это было приятно.
Он не торопился и оглядывался. А потом узнал Барбарисова. Полнеющий
человек в замшевой молниеносной куртке, с плащом через руку, он все
вглядывался в проходивших, потом надел черные очки, и лицо его стало
стремительным.
- Здравствуй, - сказал Сапожников.
Они обнялись, и Сапожников поцеловал его в щеку.
- Сними очки, - попросил Сапожников. - Не надо стесняться.
- Сейчас сядем в электричку и поедем в Майори, в пионерлагерь, - сказал
Барбарисов. - Я захвачу дочку, договорюсь о лекции - я там читаю третьего
числа, а ты пока посмотришь море. Там и пообедаем. А потом вернемся в Ригу.
- Да, да.
Они прошли через вокзал, и Сапожников все оглядывался. Ему нравилось.
Но чересчур быстро шли. Ему казалось, будто он пустился в авантюру, хотя
причин для такого настроения не было вовсе. Просто город похож на
иностранный. Впрочем, так с ним бывало, даже когда он заходил в соседний
двор или подворотню или видел вывеску "Баня", или "Химчистка", или "Клуб
завода Гознак", или "В этом доме жил артист Мерцалов-Задунайский", как будто
артист помер, а дверную табличку не снял, плут этакий.
- Это Майори. Мы приехали, - сказал Барбарисов. - Нравится?
- Да.
От всей дороги у Сапожникова осталось только стеснение от незнакомого
говора, серый блеск реки, перепутанный с гулом моста, и за окнами -
налетающий шум листвы. А теперь они проходили вдоль редких заборов, а за
ними красивые дома и деревья, и урны для мусора не стояли на земле, а висели
на заборах, как почтовые ящики с оторванными крышками.
Фонтан с чугунными рыбами, навес концертного зала, сырой воздух, трепет
теней на асфальте, рай земной.
- Дай мне сумку. А вон там пляж. Мы сейчас придем, - сказал Барбарисов.
Сапожников увидел дрожащий блеск на желтой стене, обогнул дом и увидел море. Оно было огромное, до горизонта, темное, сине-зеленое, расписанное
белыми барашками. Сапожников задохнулся и пошел по пляжу проваливаться
ботинками в светлый песок. Немногие мужчины в шерстяных плавках и женщины в
бикини лежали на песке, грелись, а если кто стоял загорелый и нарядный -
было видно, что ему холодно. Но все они были физически подкованные и
закаленные хорошей жизнью. Летела живая чайка, и ветер заваливал ее на
крыло. Сапожников дышал и дышал, он моря сто лет не видел, и ему стало
почему-то обидно, и он вернулся с пляжа на старое место.
- Здравствуйте, - сказала девочка в клетчатой юбке, стоявшая рядом с
Барбарисовым, у нее был прекрасный цвет лица.
- Здравствуйте.
- Ты Глашку зовешь на вы? - спросил Барбарисов. - Ей четырнадцать лет.
- Именно поэтому.
- Ты же ее видел в Москве прошлый раз?
- Господи, конечно, - сказал Сапожников. - Но у нее была коса.
- Она ее отрезала недавно.
- Ничего, ей идет.
- Папа, я есть хочу, - сказала Глаша.
- Это значит - пойдем в шашлычную, - сказал Сапожников.
- Откуда вы знаете?
- Это же ясно.
Они пошли по улицам-аллеям, и Сапожникову все хотелось протрещать
прутиком по штакетнику, но он только два раза кинул окурки в висячие урны.
- Давай мне сумку, - сказал он. - Чего ты ее тащишь?
- Мы уже пришли. Обязательно возьмем вина... Надо разрядиться. Ты
письмо от Глеба привез?
- Да, привез... - нехотя сказал Сапожников.
Они вошли в угловую шашлычную и сели за столик у окна. Тень. А на улице
ровные одноэтажные дома и магазины.
- Вы будете пить целую бутылку вина? - спросила Глаша.
- О господи, - сказал Сапожников.
Он думал, что Барбарисов возьмет коньяку, и теперь только косился на
эту педагогическую бутылку кисленького винца, он даже названия вин не знал,
и сказал: "О господи". И стал есть шашлык.
- Глаша, ты знаешь, раньше он был меланхоликом, - рассказывал
Барбарисов. - В нем было что-то байроническое.
- Это оттого, что у меня были грязные ногти, - сказал Сапожников.
Он повеселел. Что-то ему начинало становиться почти совсем хорошо, и
обида прошла.
- Почему? - спросила Глаша.
- Так полагалось влюбленным. Меланхолия и грязные ногти.
У Сапожникова даже обида прошла. О море он старался не думать. Может
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг