обязательно, чтобы орудия труда были искусственными? Еще на памяти людской
рабов называли "говорящими орудиями", но рабы были, когда было богатство.
Какие же живые орудия могли быть еще до богатства? И оставался один ответ -
это были животные, но не пленные, а свободные и прирученные. Это могли быть
животные, с которыми человек имел общий "язык", общее средство связи. Ведь
даже теперь и собака, и конь, и верблюд, и бык, и слон, и лама - это живые
орудия производства, которых не отменили ни в свое время рабы, ни, даже
теперь, машины. Значит, была она, была та исчезнувшая дотехнологическая
цивилизация, не оставившая привычных орудий труда, которые были не нужны ей,
потому что был общий "язык" у каких-то зверей и людей и у людей между собой
- единый язык. И вспомнил, в скольких мифах рассказывают о героях,
понимавших язык птиц и зверей. И значит, до языка членораздельного, который
потребовался для технологии, потому что зверям, добывавшим пищу для себя и
людей, технологии не требовалось, потому что технология вся состоит из
терминов, должен был существовать язык нечленораздельный, однако понятный
для тех, кому это было нужно. И вспомнил язык свиста погибших гуанчей -
сильбо гомера его называют, и теперь языки свиста находят в горах Турции и
Тибета. И тогда Сапожников вспомнил дельфинов, которые обмениваются звуками,
похожими на свист, и все еще пытаются обменяться ими с человеком, и все еще
дружат с человеком, все еще ищут общения с ним и могут загонять рыбу в его
сети. И вспомнил миф о Посейдоне, который мчится по морю на колеснице,
влекомый дельфинами.
И вспомнил, что человек вначале селился у воды, и вспомнил огромные
валы кухонных отбросов на всем протяжении с севера на юг американского
континента, расположенные вдоль океана, а также в Дании на берегу. Рыболовы
- вот кто были первые, а не охотники или сеятели. И вспомнил слово "аква" -
вода, которое произносится "акуа", "куа" или "гуа", "гва", и они встречаются
у гуанчей и на всем протяжении американского континента у индейцев -
бесчисленные "Гуа" и все они связаны с реками и водой. И на другой стороне
Атлантики "Гва" - Гвадалквивир, Гваделупа, а есть и такое сочетание -
"Антигуа" - остров в Вест-Индии и так и далее. И был единый язык, который
разрушила гордая и проклятая Атлантида, остатками языка которой и являлись
эти Атл, Ант и Гуа, решившая построить в гордости своей и богатстве
Вавилонскую башню, от которой произошло разделение языков, то есть
специализация языков, которая могла возникнуть только из специализации
профессий, как это происходит и сейчас, когда физики в соседних кабинетах не
понимают друг друга, потому что у них разные термины для их специальных
задач. И вспомнил сходство ступенчатых пирамид-храмов в Вавилоне, и на
Кавказе, и в Египте, и у индейцев в Америке. И вспомнил, что Апокалипсис,
когда бичует Рим, называет его вавилонской блудницей, но в нем
рассказывается почему-то о городе Вавилоне, стоящем у моря, и корабельщики с
моря в ужасе видят его гибель в огне и грохоте, а исторический Вавилон стоял
на суше, и никаких корабельщиков вокруг него быть не могло, так же как и
вокруг Рима, который стоит на Тибре далеко от моря. И корабельщики эти
приезжали в легендарный Вавилон за драгоценными камнями, а реальный Рим и
Вавилон эти камни сами ввозили для себя. И получалось, что был главный
прототип для всех этих сухопутных храмов, и он стоял в море и назывался
Атлантида, а построили его потомки Посейдона, дети Посейдона, ставшие ее
царями, то есть потомки морского бога. И вспомнил, что петроглифы, язык
наскальных рисунков, одинаковы повсюду. А значит, его читали всюду... Все
еще был единый язык, но уже рисованный. И вспомнил, что еще до сих пор на
Алтае и Памире некоторые умеют его читать, и он был предшественником
иероглифов, которые были предшественниками звуковой азбуки. А иероглифы были
первой письменностью, все еще понятной многим людям с разными языками. И
вспомнил, что до сих пор еще в Китае на Севере и на Юге не понимающие в
разговоре друг друга понимают друг друга через иероглифы. Но все это уже
исторические народы. Послепотопные. А до них была Атлантида. А до Атлантиды
была Посейдония. И только так хватает времени, чтобы образовался человечий
мозг, сегодняшний человеческий мозг, который до сих пор не знает своих
возможностей, о некоторых забыл, а о некоторых вспоминать не хочет.
- ...Какое странное предположение, - сказал Аркадий Максимович.
И Сапожников посмотрел на Аркадия Максимовича и сказал горделиво, как
шаман:
- Слушайте... а меня вязать не пора?
- Нет... - сказал Аркадий Максимович. - Ты мне еще нужен... Мы еще с
тобой побродяжим в долинах духа среди теней поколении.
- Слушай... - сказал Сапожников, - а тебя вязать не пора?
- Нет. Во Франции в средние века был доктор по имени Галли Матье... Он
лечил больных хохотом. Как только нам с тобой докажут, что все, что мы
напридумывали, - галиматья, у нас останется этот способ лечения.
- Скажи... А жить тебе хочется после того, как я неумелыми словами
построил свое огромное виденье и свое малое знание?
- Заткнись, Сапожников, - сказал Аркадий Максимович. - Ты же хотел как
лучше...
Полежали, помолчали. По радио, тогда еще живой, пел Армстронг мелодию
из "Шербурских зонтиков". Этот симбиоз был настолько прекрасен, что звезды
слезами падали с неба и расцветали светляками на темных кустах. Старый негр.
Бессмертный старый бык, который украл Европу.
- А знаешь, Сапожников... не так все страшно и не так мы с тобой
ничтожны, - сказал Аркадий Максимович. - Если окажется, что человеку
необходим симбиоз с дельфинами и собаками... все остальное приложится... Нам
тогда никакие пылесосы не страшны, даже умеющие книжки писать. Не дрейфь,
Сапожников...
Раздался крик петуха. Значит, скоро рассвет.
- Будит он нас, будит тысячи лет, - сказал Сапожников. - А мы все не
просыпаемся... Ладно, начнем с малого. Попробуем понять, о чем это он? -
Ясно о чем. Вставайте, дубье. Думать пора!
- А что, рискнем?
Они высунулись из окна и заорали по-петушиному.
Во всем доме залаяли собаки.
Они влезли обратно.
- Срам... даже собаки нас не поняли... Малограмотные мы, да и акцент не
тот, - сказал Сапожников. - Отвыкли за тыщи лет. Одурели совсем. Ладно, надо
выспаться. Тут с кондачка нельзя... Так они нам и поверили. Мы для них всю
дорогу убийцы. Своих и то не жалели... А утром начнем благословясь и
потихонечку... Со скоростью травы и в ритме сердца. Мы народ. Мы живем
медленно и вечно. Как самшитовый лес. Корни наши переплелись, и кроны чуть
колышутся. Мы все выдержали и от всего освободимся. Шеи у нас бычьи.
Терпение как у ящерицы в засаде. И герой наш не воитель на белом коне с
саблей. Но и не визгун с мокрыми штанами. Не полубог, живущий во дворце, но
и не отшельник, жрущий кузнечиков. А герой наш похож на старого Кутузова,
который ничего плохого не пропустит, но и ничего хорошего не упустит. Мы
народ. Мы живем вечно и медленно, как самшитовый лес. Корни наши
переплелись, стволы почти неподвижны, и кроны тихо шумят. Но весь кислород
жизни - только от нас и будущее небо стоит на наших плечах. Мы народ.
Опорный столб неба.
"...Так всего добился Митридат Евпатор, царь Понтийский, и все потерял.
А зачем все это? Зачем этот огонь в человеческой груди, зачем страсти,
которые толкают людей друг к другу с такой неистовой любовью, что двое не
могут остановиться и проскакивают мимо, расставаясь врагами, боги, зачем
это? Но боги не дают нам разъяснений, или мы их не замечаем. И остается
только опыт страданий, который уже бесполезен для тебя и ничему не учит
других. Потому что они - другие, и им кажется, что они минуют те скалы, на
которых разбились наши корабли.
Поколения идут за поколениями, и никто не догадывается, что зло
коренится в самом нетерпеливом сердце человеческом, которое боится краткости
жизни и хочет всего сейчас, сейчас и не выращивает плод и своем саду, а
спешит сорвать его в чужом.
Оракул обещает счастливые времена, но они придут не скоро и плоды
созреют не для нас. Потому я, Приск, сын Приска, кончаю эту повесть о
событиях важных и печальных и запечатываю ее печатью Кибелы, чтобы те, кто
придет после нас, узнали, как было до них, и догадались, что на дороге силы
пути нет, и что у тех, кто был до них, было все - и ум, и талант и мощь, но
все кончилось прахом, потому что дорога была выбрана ошибочно, и что не силу
надо искать человеку, а дорогу... Потому что безногий, ковыляющий по верной
дороге, обгоняет рысака, скачущего не туда".
Бульдозеристы молчали и глядели на дорогу, которую им предстояло
прокладывать.
...Я очень хотел написать эту книгу, и я написал ее.
Я написал ее для тех, кто любит, когда о сложных проблемах рассказывают
без занудства. Я написал ее для тех, кто любит сложные проблемы. Я написал
ее для тех, кто любит.
И потому у этой книги главный автор - Время. И потому я больше всего
благодарен Времени за то, что я пережил, пока я ее написал, и за то, что я
ее написал.
Если кого-нибудь задела какая-нибудь строка, или слово, или мнение, или
персонаж - не обижайтесь, нам и дальше жить вместе, и пусть лучше это скажет
свой, а не чужой.
Если кого-нибудь обрадовало то, что он прочел, - значит, мы радовались
вместе.
Вместе - это не значит быть одинаковыми, это значит стремиться к общему
для нас. Потому что мы часть одного тела, и никто из нас не сам по себе. Сам
по себе - это и не человек вовсе, а какая-то отдельная рука или нога или
вдруг по пустой дороге поскачет голова, высунув пыльный язык.
И еще - во всем, что вы прочли, не ищите логику протокола, а только
логику песни. Плоха она или хороша, но я старался петь ее своим голосом.
А теперь напишем эпиграф:
"Безногий, движущийся по верной дороге, обгоняет рысака, скачущего не
туда" (кто-то из Бэконов, не то Роджер, не то Френсис).
Слухи.
- А говорят, Сапожников петуха купил?
- Этого еще ему недоставало!
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 09.02.2004 13:29
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг