годы. Иначе сама установка будет больше весить. Впрочем, если за нее
возьмутся, можно сильно облегчить. Тридцать - сорок килограммов. Холода
там не занимать. Выигрыш не только в весе - еще психика. Это серьезная
проблема. А так будут себе спать, потом автоматы их разбудят. Все как в
романах.
Интересно, разбудят ли меня? Брось фантазии! А чем черт не шутит?
Столько сказок сбылось.
Анабиоз - медицина. Не знаю Возможно, такая консервация будет полезна
при некоторых болезнях. Допустим, микробы или вирусы могут подохнуть. Но
они тоже сильно живучи. Если болезнь вызвала изменения структуры клеток,
то от холода норма не восстановится. Это ясно.
Зато можно делать любые операции. Например, пересаживать органы. Однако
обольщаться и тут не следует. Пересадка органов задерживается не техникой
операций, а биологической несовместимостью тканей разных людей.
Сомнительно, чтобы анабиоз в этом помог. Очень сомнительно. Скорее, нет.
Петр Степанович говорил: только для сверхсложных операций.
Путешествие в будущее. Непривычно, наверное, будет там, когда
проснешься через десять или сто лет.
Посмотрим. Отказаться можно перед самым опытом. Нет, тогда нельзя.
Стыдно.
Чудеса науки сделают всех людей счастливыми.
Глупости. Счастье - это всего лишь возбуждение центра удовольствия. По
разным поводам. Но никогда - стойко. Наступает адаптация, привыкание, и от
счастья остается только след в памяти. Она честно регистрирует
самочувствие этого центра. Записывает на пленку. Чтобы быть счастливым,
нужно несчастье. Страдание. Антипод. Впрочем, не обязательно много и
долго. Можно найти оптимальный режим. Коротенькие встряски, чтобы человек
не забывался и не начинал тосковать. Будущие кибернетики все рассчитают.
Мой друг, ты имеешь шансы посмотреть.
Черта с два! Это будет не скоро. Мои молекулы не выдержат, рассыплются.
Да и едва ли оно будет вкусно, это дозированное счастье.
Пойти в операционную? Скоро будем оживлять. Нет, еще рано. Вдруг наш
пес встанет и пойдет? Я даже его клички не знаю. Черствость.
Выхаживать придется, как больного после тяжелой операции. Сидеть
придется ребятам.
А, не загадывай! Еще дойдет ли дело до этого?
Хорошие все-таки ребята. Могли бы такие сыновья быть. Если бы тогда, в
сорок третьем, не было этой бомбежки... Да брось, упустил бы все равно.
Дело же не в женщинах и не в обстоятельствах, а в тебе. Ненастоящий.
Юра - интеллектуал. В хорошем смысле, без ругательства. Это слово
совсем не предполагает бесчувственность.
Лежу. Отдыхаю. Немножко думаю. Каждый орган чувствую - какой-то
коммутатор приключает его к сознанию. Сердце: тук... тук... тук... Потом
перебоя: тук-тук... тук-тук. Легкие. Вдох - входит воздух, расправляются
альвеолы. Что-то мешает (лимфожелезы?), какой-то датчик раздражается -
хочется кашлянуть. Сдержаться. Это важно - задерживать кашель. Как и
всякое чувство, неприятные эмоции. Живот. Кишки: одна, другая -
буль-буль... А селезенка большая, давит на них слева... Сердитый великан,
тупой, толстый. Болей сейчас нет. Почти блаженство.
"...Уходят, уходят, уходят друзья...
Одни - в никуда, а другие - в князья".
Почему в князья?
Засыпаю... Как приятно заснуть...
Стучат в дверь. Сажусь. Халат мятый. Неловко.
- Войдите.
Лена:
- Юра послал за вами. Нужно начинать нагревание.
- Сейчас.
Как хорошо вздремнул! Часы - прошло сорок минут.
Иду в лабораторию. Мои органы еще не проснулись - не чувствую их.
Здоров. Ненадолго.
Все мирно в этой комнате, как будто и не уходил.
Шумит вентилятор под колпаком. Гудит мотор АИКа.
Юра - у своего пульта в выжидательной позе.
- Иван Николаевич! Мы готовы начать нагревание.
- Ну, в добрый час! Будет работать автоматика?
- А как же! До сих пор все идет нормально.
Впереди час времени. Не знаю, правильно ли мы предположили кривую
повышения температуры. Первая ступенька - десять градусов, вторая -
двадцать два. Потом - до нормы. На каждую - по двадцать минут. Может быть,
этого мало? Ничего, мы придумали хитрую программу, - чтобы кровь была не
очень горяча и не было большой разницы температур в разных частях тела.
Сначала задается темп нагревания, а обратная связь его исправляет - может
замедлить или ускорить. Посмотрим.
- Ну, начинаем. Коля, включай программу!
Когда-нибудь так скажут и для меня: "Включай оживление!" И я оживу из
мертвых. Для чего? Есть ли у тебя запас желания жить? Оно от инстинкта
самосохранения. Пока живой - жить. Но человек способен подавлять
инстинкты. Зато у него прибавляется увлеченность. Удовольствие от исканий,
работы. Хватит ли его на будущее? Какая она будет - наука? Любопытно.
Страшит только одно: одиночество.
Оставим эту тему. Нужно смотреть.
Новая программа выразилась только усилением шума АИКа. Прибавилось
число оборотов. Нет, немножко потеплел воздух под колпаком. (Названия
никак не придумаем: "колпак", но он длинный, "корыто" - некрасиво.
Неважно...) Воздух дует через щели на меня.
- Игорь, пожалуйста, берите анализы чаще. Важно проследить динамику,
чтобы подрегулировать.
Зря вмешиваюсь. Все расписано заранее - и частота анализов и
воздействия. Но нужно же что-то делать? Никак не привыкну к новой системе
- когда опыт для каждого расписан, как ноты в оркестре. Физиологи привыкли
к "волевому" руководству: план опыта в голове у шефа, и он изрекает его в
виде команд.
Пойду смотреть на графики. Интересно, как автомат будет справляться с
нагреванием. Только не нужно мешать ребятам.
Широкая лента ползет непрерывно. В периоды записей ее скорость
увеличивают. Самое интересное сейчас - это графики температуры. Выше всех
в пищеводе. Вот дошло до восьми градусов. Прямая кишка отстала - только
пять. Но включилась обратная связь - подъем пищеводной кривой замедлился.
Разница с кишкой уменьшилась до двух. Снова обе кривые поползли кверху.
Автоматика действует.
- Поля, какая производительность АИКа?
- Два с половиной литра.
Вадим явился. Прозевал торжественный момент. Уже что-то шумит. Ага:
"Почему не позвали?" Сам должен думать. Поля: "Представь, обошлось без
тебя". Что-то есть тайное в их пикировке. "Ищите женщину..." Как же, ты
такой крупный спец в этом вопросе! Но Вадим может. Видно по его манерам.
Юра возится около аппаратуры. "Проверка нулей". Важно для кривых
давления. Как-то ведет себя левый желудочек?
Вот в пищеводе уже десять градусов. В прямой кишке - восемь. Это
значит, что сердце даже теплее - через него проходит много крови, а
температура ее уже семнадцать. Уже возможна некоторая электрическая
активность. Посмотрим. Ничего определенного - то ли мелкая фибрилляция, то
ли просто помехи.
- Иван Николаевич, наверное, нужно кровь заливать. Напряжение кислорода
в оттекающей жидкости очень низкое - всего двадцать миллиметров.
Это Игорь. Вот что значит контроль.
- Давайте, Вадим, вы командуете по расписанию.
- Свистать всех наверх! Маша, остановишь машину. Рита, выльешь шестьсот
кубиков плазмы. Поля, зальешь столько же в оксигенатор.
- Подожди, подожди! У нас же есть не цельная кровь, а разбавленная. Ее
нужно использовать в первую очередь.
- Да, верно. Сколько в ней гемоглобина?
- А не меряли.
- Почему? Я же говорил.
- Не догадались. А ты ничего не говорил.
- Ну перестаньте препираться! Меняйте литр жидкости.
- Есть, товарищ начальник.
Это Юра возвысил голос. Вадим шутливо откозырнул, но за этим немножко
видна обида. Всегда физиологи командовали, а теперь - инженеры. Ничего.
Если умный, поймет.
Машина остановилась. Сливают плазму, вливают кровь. Быстрее нужно,
копуши! Молчи, не мешай! Начальников и так много.
- Пускайте!
Мотор зашумел. Остановка длилась две минуты. При такой температуре это
пустяк.
Язык у собаки немного порозовел. По сосудам пошла кровь, а не вода.
Температура в пищеводе - тринадцать градусов. Электрическая активность
сердца и мозга пока не видна. Странно. Немножко беспокоюсь. Неужели была
допущена гипоксия? Может быть, нужно раньше заливать кровь?
- Измерьте, пожалуйста, процент гемоглобина, Вадим. Юра, мне кажется,
что нужно еще добавлять крови, только теперь цельной.
Юра:
- Может, подождем градусов до восемнадцати? Оснований для беспокойства
нет. Вот, смотрите, показатели напряжения кислорода и углекислоты в
тканях.
Да, верно. Эти приборы очень хороши и для меня новы. Я еще им не очень
верю. Соглашаюсь.
Температура воздуха под колпаком уже двадцать пять. Теплопередача в
коже плоха, приходится давать больше тепла.
Неужели не проснется? Сейчас эта мысль у всех. Глупости, должна
проснуться. То есть мозг должен заработать (должен?), а вот как сердце - я
не уверен. Если и запустим, то как будет сокращаться?
В конце концов это не так уж важно. Пока дойдет до меня, обработают
параллельное кровообращение. Кроме того, камера должна помочь. Расчет
простой: при давлении кислорода в две атмосферы каждый кубик крови несет
его вдвое больше. Следовательно, в два раза можно уменьшить
производительность.
Но все-таки хорошо бы, если бы собака выжила. Настроение бы было у всех
другое. Столько трудов затрачено!
- Смотрите, температура уже восемнадцать! А в прямой кишке - только
четырнадцать. Юра, твоя автоматика подводит. (Это Вадим.)
- Подожди, подожди, сейчас выравняются. Видишь, замедлился подъем. Ты
давай лучше кровь меняй.
"Лучше". Нехорошо. Не нужно показывать власть. Вадим стерпел.
Активность около АИКа. Нужно выпустить литр разбавленной крови и влить
столько же цельной. Не будем вмешиваться: дело Вадима. Можно даже посидеть
немного, что-то ноги устали. Времени - четвертый час. Сажусь. Во рту
сохнет. В животе что-то тянет. Никудышный.
Для первого опыта идет хорошо. Столько аппаратуры, и все работает...
Удивительно. Здорово Юра вышколил своих помощников. Да, чуть не забыл:
нужно завтра позвонить его оппонентам. Поторопить с отзывами, с защитой
(мало ли что случится!). Мое присутствие очень важно: постесняются
клевать. Враги. Я такой тихий человек, а и на меня злятся. Не любят
критики, даже самой академической. Не преувеличивай: никаких врагов нет.
Семенов и Арон Григорьевич искренне не согласны с моделированием.
"Качественное отличие физиологических процессов нельзя выразить формулами
и электронными лампами". "Иван Николаевич со своими учениками глубоко
заблуждается". "Мичуринская биология этого не допускает". Убедить
невозможно.
Не ругайся. В общем, они люди порядочные. Против Юры голосовать не
будут. Арон музыку любит, на виолончели играет. Из тех, старых
интеллигентов.
Начальство не зашло взглянуть на опыт. Им глубоко наплевать. Все-таки
немножко обидно. Переживем. Пойду смотреть. Отдохнул.
- Глядите, Иван Николаевич, видна фибрилляция!
Верно, видна. Амплитуда зубцов еще маловата. Впрочем, температура всего
двадцать пять. Правда, на сердце выше. Наверное, двадцать восемь.
Мозг тоже заговорил: на энцефалограмме видны хорошие волны. Значит, все
живое. Хорошо. Так и быть должно.
Воздух под колпаком совсем теплый. Автоматика действует. Две минуты на
градус. Наши главные заботы: снабжение тканей кислородом, удаление
углекислоты, поддержание кислотно-щелочного равновесия. Производительность
АИКа достигла двух с половиной литров. Выше не поднимается, - калибр вен
мал, отток крови затруднен. Ничего сделать нельзя. Но, впрочем, этого
достаточно.
- Мила, нужно дышать понемногу. Чтобы альвеолы расправились.
Температура - тридцать градусов.
На электроэнцефалограмме глубокие волны, как во время сна. Собака
вот-вот проснется. Все смотрим на нее.
Появились первые дыхательные движения. Значит, подкорка уже действует.
Однако дыхание нужно выключить: оно мешает искусственному. Вадим
командует:
- Введите релаксанты. Прямо в оксигенатор.
Ввели. Все тело обездвижено.
Нагревание длится уже целый час. Скоро прибавится беспокойство о
гемолизе. Посмотреть, есть ли моча. Чуть-чуть, на самом дне. Почему-то
почки плохо работают при искусственном кровообращении. Это и хирурги
говорят. Какие-то рефлексы мешают.
В операционной тихо. Каждый занят своим делом. Посторонние разговоры -
шепотом.
Приближается важнейший момент - восстановление работы сердца. На
электрокардиограмме видим крупноволновую фибрилляцию. Так и представляю,
как дрожит поверхность сердца. Что бы ему стоило начать сокращаться? Нет,
не хочет.
Дефибрилляция через грудную стенку не столь эффективна, как на
обнаженном сердце. Но все-таки обычно удается.
- Готовьте дефибриллятор. Хорошо смочите марлю на электродах. Да, нужно
шкуру побрить против сердца. Почему заранее не сделали? Вадим, это в вашем
ведении?
- Мы не забыли. Примета плохая: если все приготовишь на конец опыта, то
собака раньше помрет. Девушки, выстригите место под электроды. Живо!
Примета. Тоже мне - ученые.
Ждем. Температура - тридцать пять градусов. На сердце выше. Пора.
- Вадим, дефибриллируй.
Он надевает перчатки. Под ноги - резиновый коврик. К груди собаки
приставляет плоские электроды, обернутые мокрыми салфетками. Коля заряжает
конденсатор дефибриллятора. Напряжение - пять тысяч вольт.
- Отключите приборы!
- Все готово? Юра, можно? (Спросил начальство. Хорошо.)
- Гулый, давай разряд!
Все замерли.
Раздался легкий щелчок. Готово. Юра командует:
- Включайте приборы. Толя, переключи электрокардиограмму на большой
осциллограф.
Смотрим на экран. Нет.
- Фибрилляция продолжается. Вадим, нужно повторить. Юра, сколько можно
дать максимально?
- Семь тысяч. Заряжай, Коля.
Вся процедура повторяется. Как в романах о летчиках: "Контакт! - Есть
контакт!.." Настроение понизилось: может не пойти.
- Даю разряд!
Щелчок. Собака судорожно дернулась. Здорово дали.
- Включайте приборы!
- Ура! Пошло!
Пошло. Видим редкие всплески сердечных сокращений. Теперь их нужно
усилить.
- Введите пять сотых кубика адреналина! Прямо в машину! Мила, хорошее
дыхание, глубокое!
Вот стало лучше. Раз, два, три... Двенадцать за десять секунд. Хорошо.
Нужно дать ему нагрузку.
- Уменьшайте производительность АИКа до одного литра. Постепенно, за
две минуты.
Теперь мы смотрим на кривую артериального давления. Юра переключил ее
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг