- Игорь, биохимические показатели нормальны?
- Да. Щелочной резерв крови чуточку понижен. Вводим соду.
- Мила, усильте дыхание.
- Юра, твое хозяйство в порядке?
- Ну, идеального порядка у нас никогда нет, но прилично. Думаю, что все
запишем.
- Я не про записи. Будет ли работать автоматика?
- Не знаю. Должна бы, но кто его знает? Первый раз включаем.
- Ну, начинайте.
Это значит начать поверхностное охлаждение, снизить температуру до
тридцати градусов при собственном работающем сердце, а потом уже включать
машину.
Собаку накрыли длинным футляром из оргстекла. На одном конце его -
змеевик, соединенный с холодильной установкой, и вентилятор. Он создает
потоки холодного воздуха. Шерсть собаки обильно смочили водой.
- Мила, углуби наркоз и введи нейроплегики. Есть это в программе?
Это Юра. Так будет и мне командовать. Если решусь...
Включили холодильник, вентилятор. Крышка покрылась пылью тумана. Из
дырок дует холодный воздух. Мороз пробегает по моей коже. Условный
рефлекс.
Широкая бумажная лента медленно ползет в аппарате, и шестнадцать
писчиков чертят свои кривые. Периодически включается аналог-код и
записывает показатели цифрами на рулоне бумаги.
Охлаждение идет медленно. Шерсть мешает. У человека пойдет быстрее.
Толя переключает датчики - везде одинаково: 35o, 34o, 35o. Нужно примерно
один градус в минуту, но идет меньше. Ускорить нельзя.
А время идет. Приносят анализы, отмечают в таблицах новые цифры.
Проводят линии на графиках. Добавляют лекарство, регулирующее тонус
сосудов, сердечную деятельность.
- Какой минутный объем сердца, Вадим?
- Сейчас прикину.
- Что прикидывать - около полутора литров.
Это Юра. Быстро ориентируется в цифрах.
- Маловато. Может быть, нужно уже включить АИК? А то в тканях накопятся
недоокисленные продукты.
- Температура - тридцать один градус. Давайте включим.
Остановили вентилятор. Подняли крышку. Холод прополз по комнате и
растаял. Лето. Даже не верится, что там было всего плюс восемь градусов.
- Миша, у тебя все готово?
- Да, готово.
Миша - молодой техник, "машинист". По-научному - оператор АИКа.
Работает под командой Поли.
- Включай. Проверь зажимы.
Послышался новый звук - мотор аппарата. Он все повышается,
увеличиваются обороты. "З... з... з..."
Неприятно.
Крышку снова закрыли. Загудел вентилятор.
Как-то они будут работать вместе - насос и сердце? Эта модель АИКа не
предусматривает синхронизации, но может давать почти постоянный ток крови.
Однако это все равно плохо влияет на работу своего сердца. Нарушается
регулирование.
Вадим и Юра внимательно рассматривают кривые на бумаге, ползущей по
доске осциллографа.
- Производительность АИКа - 1500 мл. Потребление кислорода снизилось
приблизительно до пятидесяти.
Это значит, что свое сердце "плохо тянет". Неважно, весь расчет на АИК.
- Юра, когда начнет работать автоматическое регулирование температуры?
- Да сейчас включим.
Переключает какие-то тумблеры на большом пульте. Это его гордость -
программное управление всей системой.
Машина работает на режиме охлаждения - скорость циркуляции определяется
этим.
- Сердце фибриллирует!
- Товарищи, смотрите за давлением в левом предсердии. Сейчас решится,
хорошо ли держат клапаны аорты, не будет ли кровь затекать в левый
желудочек и растягивать его.
Все напряженно смотрим на кривые давления. Вадим кричит:
- Порядок! Давление в предсердии не повышается!
(Больше всего я боюсь этого момента. Порока сердца не было, а вдруг
клапан закрывается неплотно? Тогда все кончено.)
- Ну, теперь переключайте насос на пульсирующий ток.
Мы полагаем, что это важно для организма - пульсация крови.
- Автомат ведет себя хорошо. Смотрите, какая линия температуры!
- Подожди еще хвастать, как будет дальше.
- Я и не хвастаю...
- Да, да, знаем вас... (Это, конечно, Вадим.)
Завидуют, наверное, физиологи Юре. И меня немножко ревнуют. Обижаются,
когда я привожу инженеров в пример.
Культурный опыт. Все видно. Жаль только, что биохимия запаздывает.
Когда и ее переведут на электронику, вот тогда будет дело!
Температура венозной крови - 16o. Она красная, как в артерии.
Потребление кислорода снизилось в пять раз.
- Иван Николаевич, наверное, пора разводить кровь. Иначе есть опасность
склеивания эритроцитов.
Да, да, это очень важно. Повышается вязкость крови, могут закупориться
капилляры в мозге. Нужно спешить.
- Юра, можно остановить АИК?
Остановили, пережали шланги. Из оксигенатора слили половину крови и
заменили ее плазмой.
Вадим:
- Пускай! Кровь поставьте в холодильник. Еще пригодится.
Сажусь на свое место. От начала опыта прошел час. Немножко устал.
Смотрю.
Самая шумная группа - физиологи. Вадим. Поля всегда с ним препирается.
Разумеется, они на "ты".
- Поля, смотри: течет из фланца!
- Это же ты затягивал. Мужчина! Ну-ка, Леня, подтяни.
Возня. Ничего.
Инженеры спокойнее. Красив этот огромный осциллограф. Шестнадцать
каналов, шутка ли!..
Игорь сообщает, что возрос гемолиз. Ничего, теперь гемолиз уже не так
страшен. Кровь развели вдвое, минут через двадцать совсем заменим плазмой.
И производительность уменьшим. Да, но как будем нагревать? Тогда ведь
машине придется работать гораздо дольше.
- Послушай, Вадим. Сколько вы заготовили донорской крови?
- Три литра. А что?
- Мало будет. В ходе нагревания придется менять кровь, потому что
гемолиз превысит допустимый уровень. Может быть, можно взять еще? Есть
собаки?
- Собаки-то есть, да не проверены на совместимость.
- Но ведь еще не поздно. Распорядись.
Молчит. Где бы сразу выполнить, так он думает.
- Вот сейчас кровь заменим, и тогда смогу освободить Полю.
Ага! Значит, убеждать не придется. И тем более приказывать. Так и не
научился приказывать.
- Температура уже девять градусов!
Нужно посмотреть все показатели. Подойти к столу, к Лене.
- Давайте поглядим вместе. Игорь, дайте ваш лист.
Собрались у стола. (Почему нет ни одной женщины среди моих старших?
Поздно думать.)
- Смотрите, Иван Николаевич, показатели просто прелесть: рН, напряжение
кислорода в крови, в тканях. Это же главное!
- Калий низкий. Нужно добавить. А напряжение кислорода в венозной крови
слишком высокое.
- Сейчас прибавлю воздуха к газовой смеси.
Температура теперь снижается медленно. Юра перевел автомат на другой
режим.
Шесть градусов. Пять.
- Нужно совсем заменить кровь. Дальше охладим на плазме.
Расходимся по своим местам. Для разговоров времени нет. Я, пожалуй,
здесь самый свободный. Сижу, смотрю. Все отработано хорошо. Юрина заслуга.
Ни в одном заграничном журнале не читал про такой сложный опыт. Сила! (Как
мальчик - "сила".)
Машину остановили. Только вентилятор шумит. Поля выпускает кровь из
оксигенатора и заливает в него плазму с глюкозой. Делают без спешки: при
пяти градусах можно остановить кровообращение даже на час. Но лучше этого
избегать.
Закончили. Снова загудел мотор АИКа.
Еще два-три градуса, и перейдем на стационарный режим анабиоза. Пес
отправится в будущее. Нет, не вернется. Едва ли удастся разбудить. А было
бы приятно.
Двенадцать часов. Нужно принять лекарство. Подождем. Скоро пойду
отдохнуть, - два часа будем держать при низкой температуре. Полежу.
Чем это состояние отличается от смерти? Практически ничем.
Электрическая активность мозга отсутствует. На энцефалограмме прямая
линия. Сердце стоит. И все-таки какие-то молекулы сонно бродят в клетках,
обмениваются электронами, выделяют энергию.
Свидание нужно бы отложить. Устану. Нет. Нельзя звонить. Конспирация.
Унизительно. Скоро конец. Сегодня расскажу о замыслах. Несчастная.
Впрочем, подождем результатов. Если будет плохо, нет смысла расстраивать.
Иногда кажется: скорей бы, устал. Но пройдет минута - и "зачем спешить"?
Настанет время, и изобретут сны. Умирать будет легко, приятно. Может
быть, и все человечество так? "Мир безумцу, который навеет человечеству
сон золотой..." Кто сказал? Не помню. Неважно. Как многое становится
неважным!
Напряжение спадает. Теперь собака может перенести любые погрешности в
опыте Все благородные процессы выключены. Остались какие-то примитивные
химические реакции. Как у самых далеких предков.
Хорошо холодит от крышки. Приятно в жаркий день. Язык у собаки не синий
- верный признак достаточности кислорода в тканях.
Бедный пес. Где он жил? Как жил? Полукровка - похож на овчарку. Раз
попал в собачий приемник, значит, не сладко жилось. "Собачья жизнь".
Впрочем, в последние годы собаки не голодали. Но без ласки. Так, случайные
связи. Как я. Нет, связей не было. Были две. После противно. Человеку
нужно еще разговаривать. Наверное, не всем? Отвернулся и заснул.
Оскорбительно для нее.
Можно просто смотреть, не думая. Дружат они между собой или нет?
Романы? Любовь? Не веду таких разговоров, не знаю. Вадим понимающе
посматривает на Риту. И она машет ему подведенными ресницами. Он женат.
Сколько лет ей? Двадцать семь, двадцать восемь? А Юру я видел дважды с
какой-то незнакомой девушкой. Птичья физиономия. Наверное, читает стихи
Гумилева.
- Юра, вы читали Гумилева?
- А кто это?
(Спроси свою барышню.)
- Это поэт. "Убежать бы, скрыться бы, как вору..."
- Нет, не знаю.
Покраснел. Другие переглянулись. Откуда он может знать? Не издавали. А
впрочем, прочтешь десять страниц - и надоедает, как у всех поэтов. Только
Люба читает целыми вечерами. Так же, как и современная зарубежная проза:
по форме хорошо, а идеи нет. Когда одни идеи, - раздражает. Нет совсем -
тоже плохо. "Все люди - братья" - этого мало. Как это реализовать? Нужна
наука.
- Ну, что там? Как температура?
- В оттекающей крови - два с половиной градуса. После машины - почти
нуль. Юра, промеряй в разных тканях.
Жду. Юра переключает прибор на разные датчики.
- В пищеводе - два, в прямой кишке - почти три, в мозге - два и одна
десятая. В саркофаге - близко к нулю.
("Саркофаг". Тоже мне название!)
- Хорошо. Игорь, взяли анализы?
- Берем. Но результаты будут не раньше, чем через пятнадцать минут.
- Знаю. Мы не будем ожидать. Видимо, уже нельзя больше понизить
температуру. Давайте на этом остановимся. Теперь, как мы условились,
испытаем две программы: с периодическим включением на большую
производительность и непрерывное прокачивание с малой объемной скоростью.
По часу на каждый вариант. Что вы скажете, товарищи? Юра?
- Давайте начнем со второго. Я думаю, кубиков триста в минуту хватит?
- Да. Другой вариант, наверное, такой: пять минут - 800 мл, потом
десять минут перерыв. Нет возражений? Принято. Тогда я пойду посижу в
кабинете.
Иду по коридору. Бодрюсь, нужно делать вид. Наконец - дверь.
Устал. Совсем никудышный: два часа посидел на стуле, поволновался - и
скис.
Лечь. Закрыть глаза.
Голова тихонько кружится. Музыка. Мыслей нет.
Проходит. Можно смотреть. Потолок с трещиной. Люстра. Пыль на ней.
Портрет Павлова. Угол стола. Вот так бы и умереть: закружилось, тоненький
звон. Провал.
Так не бывает. Вспоминается другое.
Ночи в больнице. Сухой, распухший язык. Жар, дышать трудно. Громкий
разговор санитарок в коридоре. Какой-то Коля пьянствует и изменяет.
"Пропадите вы с ним!" Позвать врача, пожаловаться. Неловко. Черт с ними,
потерплю. Скоро улягутся на стульях и захрапят. Деликатность. Хорошо, что
нас только двое. У соседа гипертонический криз. Тоже не спит. Головные
боли. Вздыхает, ворочается. Молчим.
Разговаривают, проклятые!
Весь мир противен. Черствые, самодовольные врачи. Глупые, привередливые
больные. Безграмотные сестры с подведенными глазами.
Говорят, что где-то есть лаборатории, населенные одержимыми учеными.
Композиторы сочиняют нежную и героическую музыку. Есть любовь.
Все врут. Есть только одышка. Жажда. Толстый язык Селезенка, как
большой камень, перемещается в животе при каждом повороте. Люди: поесть,
переспать, помочиться.
Не хочу. Глупые бредни недоросля: какие-то модели, анабиоз. Зачем? Бог,
дай мне подышать! И забери меня. Нет, не в рай, не в ад. Просто никуда.
Не забрал. Доктора хорошие. И сестры милые, отзывчивые девушки. Цветы
принесли, торт.
А сейчас мне отлично. Дышать легко. Приятная слабость делает тело вялым
и легким. И мысли с чуть затуманенными переходами.
Опыт идет хорошо. Собака заснула без всяких патологических сдвигов в
составе крови. Значит, в клетках за это время не накопилось вредных
продуктов. Важное условие пробуждения. И левый желудочек не переполняется.
Очень боялся. Мороки было бы...
Самое трудное впереди - оживить.
Будем постепенно нагревать на плазме. Потом добавим крови, как только в
венозной жидкости будет мало кислорода. Боюсь, что сердце будет слабо
сокращаться, а АИК плохо приспособлен для параллельного включения.
Много еще нужно сделать. Начать да кончить. Времени мало. Сил мало.
Лежать бы вот так на диване. Слушать малиновый звон.
Малиновый звон - это не то. Это в церквах. Пасха. Детство. Целую неделю
звонили на нашей колокольне. Я там бывал маленьким мальчиком. Удивление:
мир, оказывается, такой большой!
Как это бесконечно далеко!.. Мама. Мамочка. Кажется, при жизни я ее так
не называл. Сантименты не были приняты. Но все равно самое дорогое. Идеал.
Хорошо, что не дожила. И вообще - что никого нет. Люба? Она отдельно.
Ты по себе судишь, черствый человек. Если бы умирала она, то ты бы все
равно соблюдал приличия. Нашел бы причину.
Да, соблюдал бы. Чтобы дети ничего не узнали. Чтобы она осталась для
них такой же мамой, как моя. Без пятнышка. А моя тоже могла бы завести
роман. Сколько ей было? Тридцать, тридцать пять? Когда он бросил нас,
отец?
Человек обязан держать себя в руках. Скрываться. На этом построено
общество.
Нет. Ты просто бесчувственный эгоист. Всю жизнь дрожал за свой душевный
комфорт. Мама звала: "Книжный червь". Потому и умираешь бобылем.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг