- Выбора нет,- согласился Яшмаа,- но знаете ли вы, что описанная вами
ситуация повторялась за последние двадцать лет семьдесят два раза на всех
освоенных планетах? И ровно в половине случаев люди поступали вовсе не так,
как вы думаете.
- Чепуха! - воскликнул я, но Корней отодвинулся в сторону, открыв мне
странный лаз - это была, скорее всего, щель в каком-то статистическом
массиве, куда он меня приглашал, чтобы убедить в своей правоте. Меня не
нужно было убеждать - я уже знал то, что хотел сказать Яшмаа. Семьдесят два
случая, и в тридцати шести люди не бросились спасать ребенка! Точнее, они,
как им казалось, делали то, что было единственно возможно в данной ситуации.
Они были убеждены в том, что поступают правильно. Но подсознание оказывалось
сильнее. Орел-решка. Выбор всегда оказывался случайным!
Собственное знание ошеломило меня. В окне кричал ребенок, а
единственный свидетель бежал к нуль-т, чтобы вызвать помощь. В окне кричал
ребенок, а единственный свидетель... ошибся окном, бросаясь в огонь. В окне
кричал ребенок, а единственный свидетель кричал ему в ответ, чтобы он отошел
от окна, потому что в проеме сильные потоки воздуха... Тридцать шесть
событий - необъяснимых с точки зрения нормальной логики и принципа
детерминизма. В двадцати девяти случаях впоследствии были проведены
расследования - ведь погибали дети! - и свидетель доказывал (сам будучи
убежден в правильности своих поступков), что выбора у него не было. В семи
случаях и спрашивать было некого - спасатели погибли вместе с детьми,
поступив странно, необъяснимо и непредсказуемо.
- Хотите иные примеры? - спросил Яшмаа, выпустив меня из темного лаза
на равнину.
- Нет, достаточно,- голова у меня шла кругом.- Грапетти... Он что, тоже
поступал, как машина случайных чисел, воображая, что спасает людей с
"Альгамбры"?
- Боюсь, что так, Максим. Видите ли, каждый из нас - человек. Возможно,
даже больше подверженный действию этой статистической ловушки, чем вы или
Сикорски. Только вместе, когда наши действия связаны через ретрансляторы, мы
поступаем не вопреки логике эволюции, а согласно ей. Если говорить о
программе Странников, которую так боится Сикорски, то, объединяясь, мы
способны поступать лишь однозначно, и наши совместные действия предсказуемы,
как предсказуемо сложение двух единиц. Точнее, так должно было бы быть -
если бы мы все были живы... Фарамон сообщил Ландовской, что "Альгамбра"
погибнет. Назвал число и час. Он ничего не мог сказать о причине - она была
выше его понииания. Как, на ваш взгляд, должна была поступить Ландовска,
имея такую информацию?
- Предупредить дирекцию космопорта! - воскликнул я, сразу, однако,
поняв, что сморозил глупость.
- Конечно,- с иронией произнес Корней.- Приходит профессиональный
астролог, над которой снисходительно посмеивается весь персонал, потому что
ее гороскопы стали притчей по языцех, приходит и говорит: господа,
"Альгамбра" погибнет, так утверждает некий Фарамон, а Фарамону об этом
сказало расположение планет в созвездии Ольмейды... Кстати говоря,- добавил
Яшмаа,- Ландовска так и поступила, если хотите знать. Единственный, кто
обратил на слова Ванды внимание, это компьютерный автоответчик космопорта,
зафиксировавшмй сообщение. И как должна была поступить Ландовска в таком
случае?
- По вашей логике - неизвестно как,- пробормотал я.- Ведь поступки
непредсказуемы. Она могла искать иной путь к спасению. А могла - с той же
вероятностью и теми же последствиями для реальной ситуации - отправиться
спать.
- Она бы и отпавилась спать, Максим, если бы не Грапетти. Лучано, в
отличие от других, понимал, что, если вообще к чьему-то мнению стоит
прислушиваться, то именно к мнению Фарамона... О том, что происходило потом,
мы тоже можем пока только догадываться. Грапетти отправился на "Альгамбру".
Этот поступок, согласитесь, немного напоминает ситуацию, когда в горящем
доме спит в постели ребенок. А пожарные не подозревают о том, что где-то
горит...
На мой взгляд, аналогия выглядела несколько иначе. Грапетти бросился
спасать спящего ребенка, не имея предствления о том, где будет гореть, когда
и что именно... Да и спас он, в конечном счете, не ребенка, а себя самого, и
что же - в этом и заключалось проявление его свободной воли?
Должно быть, в виртуальном мире - на компьютерной плоскости, где
зеркала подпрограмм с гулким шорохом отражали вовсе не то, что находилось на
серой равнине,- можно было читать и мысли. А может быть, я произнес слух то,
о чем подумал. Во всяком случае, Яшмаа прервал свой монолог и ответил на мой
невысказанный вопрос.
- Свобода воли? Скорее всего, именно так. Думаешь одно, готовишь себя к
этому, а в последний момент будто какая-то подсознательная сила толкает
сделать нечто иное... С вами такое бывало, Каммерер?
Я хмыкнул. С мной такое бывало не раз. С каждым бывает такое.
Поступаешь вопреки сознательному решению и долго потом мучаешься, особенно,
если поступок оказывается глупым, нелепым или просто лишним. И почему,
думаешь, я поступил так, когда хотел поступить иначе? На Саракше, помнится,
когда мы с Экселенцем разбирались в завалах дел, оставшихся после гибели
Огненосных Творцов, было принято решение о блокаде Промышленной зоны. Я был
тогда молод и горяч, но после знакомства со Странником сдерживал свои
порывы. Думал, что научился сдерживать. Что же толкнуло меня вызвать на
связь главаря мятежников, до умопомрачения дурного Саву Дырявого и
рассказать ему план блокады, так что вся его компания ушла в горы, и нам
достался пустой заводик, приведенный в совершенную негодность? Я стоял пред
пронзительными и беспощадными глазами Странника, взгляд распинал меня и
размазывал по стене, Экселенц был в бешенстве, да я и сам бесился не меньше,
потому что не понимал собственного поступка. Но нужно было объяснять, и я
пробормотал, глотая окончания слов, что, дескать, интуиция подсказала, а сам
я ни сном, ни духом... И Экселенц сказал, куда я должен засунуть свою
интуицию, если она говорит глупости. "Молод ты еще интуицию слушаться,-
сказал Экселенц.- Интуиция - это опыт. А ты еще дурак, и опыт твой мне
известен."
Возможно, что интуиция - это, действительно, опыт. Точнее, некая
подсознательная переработка жизненного опыта, я небольшой специалист в
подобных вопросах, давно отработанных в редуктивной психологии творчества.
Меня это не занимало никогда. Но если интуиция - это опыт и не более того,
что заставило Грапетти за минуту до столкновения бежать с "Альгамбры" в
неизвестном направлении?
- Возможно, что он только за минуту до столкновения и понял, в чем
именно заключалась опасность, о которой говорил Фарамон,- предположил Яшмаа,
правильно истолковав выражение моего лица, а может, услышав эхо моих
мыслей.- Предупреждать кого-либо или, тем более, предотвращать столкновение
уже не было ни времени, ни возможности. Он спас себя, потому что понимал,
что его гибель в таких обстоятельствах окажется бессмысленной.
- А гибель экипажа, значит, имела смысл? - пробормотал я.
Яшмаа поднял брови и оставил мой вопрос без ответа.
- Где же сейчас Грапетти? - задал я второй риторический вопрос,
понимая, что ответа, как и прежде, не дождусь. Если бы Лучано находился в
физической Вселенной, он - точнее, его компьютерный двойник - сейчас
наверняка стоял бы передо мной.
- Верно,- кивнул Яшмаа.- Вы правы, Максим. То, что Лучано нет здесь,
означает, что его нет в реальном мире.
- Он мертв? - вырвалось у меня.
- Жив,- покачал головой Яшмаа.- Иначе его ретранслятор уже разрушился
бы. Собственно, из ситуации следует, что челнок так и не вышел из нуль-т.
Пожалуй. Эта идея мне в голову не приходила и, надо думать, Экселенцу
тоже. Предположив, что человек скрывается, сначала расследуешь именно эту
версию, а остальные, значительно менее вероятные, в голову не приходят.
Вполне предсказуемая прямая логика. Что бы ни говорил Яшмаа, мы, люди,
достаточно прогнозируемые существа. Даже лучшие из нас.
- Вы так думаете, Максим? - отозвался Корней. Черт, подумал я, неужели
я настолько открыт в этой программе, что не могу удержать ни единой мысли
внутри собственной виртуальной оболочки? Почему же тогда я не читаю мыслей
этих людей?
- Как? - неожиданно удивился Корней.- Но вот наши мысли - перед вами.
Мы открыты, как и вы.
И лишь тогда я понял, чем были висевшие над нашими головами звучавшие
зеркала. Господи, подумал я, да они же были открыты все время, и мне
достаточно было вглядеться, чтобы отпала необходимость выслушивать неспешное
течение устного рассказа, и я бы давно все понял, а из-за собственной
глупости потерял огромное количество времени, его и без того мало, остались
всего три минуты с секундами.
Три минуты!
Не успеть.
Нужно было задать Корнею последний вопрос, самый главный, тот, что уже
вертелся на языке и наверняка отражался в моем зеркале...
Я поднял руки, и зеркала опустились, я погрузил ладони в плотную среду,
и ушел от самого себя...
Куда?
x x x
Я был Странником, и я шагал между звездами. Я переступал со звезды на
звезду, как переступают с камня на камень, перебираясь через быстрый ручей.
Я не видел своего тела. Вероятно, его просто не было. Я был мыслью, и
шаги мои были шагами воображения.
Скоро мне придется покинуть эту Вселенную, потому что она стала мала
мне, мелка и узка. Разум развивается быстрее, чем какие бы то ни было иные
сущности, населяющие мир, - от атомов до высших животных. И поэтому
неизбежно противоречие.
Но осознание приходит лишь тогда, когда разрешить это противоречие
становится невозможно. И нужно уходить. Нужно искать иной мир, равновесие
которого поддерживается на ином, гораздо более низком, уровне свободы воли.
Мир, в котором еще можно (пока можно!) предвидеть дальние следствия
собственных идей, проектов и воплощений. Потом придет срок уходить и оттуда.
Но - будет отсрочка.
И найдем ли мы мир, в котором можно остаться навсегда?
Навсегда.
Боюсь, что такого мира нет, как нет вечности во Вселенных, движущихся
во времени.
Еще несколько звезд, и я уйду.
Уйти - оставив все?
Здесь жили мои пророки. Каждый из нас был пророком на заре цивилизации.
Мы знали цель, знали средства, видели путь. Мы шли по этому пути - в тупик.
Пророки наши понимали это - они видели. Они видели потому, что у них не
было выбора. Они видели, что выбор станет все более свободным, пока не
обратится в хаос равных возможностей. Они видели это, но не понимали.
Вот парадокс и беда каждой цивилизации в этой Вселенной. Сначала видеть
путь до конца - и не понимать. Со временем - больше понимать, но меньше
видеть. Знание и понимание познанного. В сумме - постоянная величина.
Я останавливаюсь. Звезда. Желтый карлик. Планетная система. Жизнь.
Разум. Примитивная цивилизация. Настолько примитивная, что их пророки еще
умеют читать книгу будущего. Они видят, они знают, но они, естественно, не
могут понять. Они верят (мы тоже верили в свое время) в Единого Бога,
который ведет их. Естественно. Когда видишь путь и не понимаешь его, что ж
остается, кроме веры в высшее существо, направляющее тебя именно по этой
дороге? Когда начинаешь понимать свой путь, но меньше видеть дорогу, вера
исчезает, ибо никто на самом деле не ведет тебя, ты выбираешь сам, и выбор
твой случаен.
Я смотрю. Я размышляю. Оставить их в этом неведении, чтобы они прошли
путь, которым шли мы, и сделали все ошибки, которые мы сделали?
Я не знаю, что сделаю сейчас. В этом мире я уже не могу прогнозировать
свои поступки. Я хотел бы... Или лучше уйти, оставив их?..
Я собираю из атомов нечто, чему сам уже не в состоянии подобрать
название. Точнее - выбрать название из миллиарда известных мне слов или
придумать новое название из миллиардов слов, мне еще неизвестных.
Теперь в каждом поколении будут рождаться на этой планете разумные
существа, способные видеть дальше всех. За счет других, конечно, как же
иначе? Другие будут более слепы. Но других - миллионы, а этих существ во
всех поколениях будет одинаковое число - тринадцать.
И связь. Они будут связаны друг с другом. Иначе пророки растеряют свою
способность: жидкость быстро растекается, если у сосуда нет стенок...
Я собираю прибор, роняю его, и он медленно опускается на поверхность
какой-то планеты в какой-то системе - я уже сделал следующий шаг, я уже у
другой звезды, шаги мои случайны, и я не знаю, как далеко успел уйти от
планеты, которой я оставил шанс.
Я вспоминаю, что уже не впервые даю шанс молодым цивилизациям. Кажется,
эта - восьмая. И последняя, потому что я не вижу... Я слепну... Я должен
уйти немедленно, иначе погружусь в...
Я ухожу. Мы все уходим. В надежде, что есть мир, равновесие которого
стабильно.
Химера.
..............................................
x x x
Я стоял на равнине и смотрел вверх - в зеркала. Странник, ушедший из
этого мира последним.
Я приходил в себя медленно. Мне казалось, что миновали годы. На самом
деле, как я понял позднее, прошли две и семь десятых секунды. Если бы я
задержался всего на три секунды...
Поверхность, на которой я стоял, вздрогнула. Зеркала над моей головой
выгнулись и лопнули с грохотом, который не имел к звуку никакого отношения.
Это был грохот боли. Я не услышал его, но ощутил в себе.
Корней Яшмаа протягивал мне руку - и ее не стало. Я еще успел увидеть
его глаза. Взгляд. Мысль. За что? - хотел спросить он.
Матильда Геворкян успела улыбнуться. Аджеми - прикрыть ладонью глаза.
Мелия Глоссоп - вздохнуть. Лурье - наклонить голову в прощальном поклоне.
Додина - широко раскрыть глаза и удивиться смерти. Фихтер - протянуть мне
сложенные лодочкой ладони. Джордж Полански не успел ничего...
x x x
Экселенц прожег ретрансляторы скорчером. В предвидении критической
ситуации это действие было продумано и неоднократно отрепетировано.
Естественно, он не предвидел всех, и даже достаточно близких, следствий
своего поступка.
x x x
25 ноября 80 года.
Я вошел в кабинет и остановился на пороге, потому что меня опять
качнуло. Я еще плохо ориентировался в пространстве. После возвращения с
Альцины прошло три дня, в клинике Сантарены мне вернули утраченную было
координацию движений, и я уже не пытался опускаться на четвереньки, открывая
дверцу шкафчика, расположенную на уровне моих глаз.
Я вошел и остановился. Экселенц встал из-за стола и обнял меня. Я не
ожидал этого и заплакал.
Я не ожидал и этого - и смутился.
Мое смущение поразило Экселенца больше, чем мои слезы, он оставил меня
стоять у двери, вернулся за свой стол и сказал скрипучим голосом:
- Врачи говорят, что это пройдет. Декомпрессионный шок. Ты слишком
рисковал, пойдя на такое глубокое погружение... Садись, мой мальчик.
Я прошел к столу и сел. Слезы высохли сами собой, прошло и смущение. Не
осталось даже злости - той, что владела мной все эти часы, после того, как я
пришел в себя. Ничего не было. Пустота.
- Мне никто не захотел сказать, как они погибли.
Должно быть, пустота была и в моем голосе - Экселенц поднял глаза и
посмотрел на меня внимательно, но без сочувствия, спасибо и на том.
- Я запретил,- дал он исчерпывающее объяснение.
- Долго будет действовать запрет? - спросил я.
- Считай, что уже снят,- буркнул Экселенц.- Что ты хочешь узнать?
Я молчал, и Экселенц, вздохнув, потянулся к дисплею, чтобы повернуть
его в мою сторону. Потом, передумав, решил ограничиться вербальной
информацией:
- Корней Яшмаа умер от инсульта. Приступ случился, когда "Регина"
маневрировала, все находились в противоперегрузочных креслах, оказали помощь
слишком поздно... Матильда Геворкян задохнулась в скафандре во время
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг