нет. Но сигналы пульсаров всего лишь строго периодичны, а здесь ряд
простых чисел...
- Временные вариации, - подумал я вслух.
- Верно. - Володя широко улыбнулся. - Если сигнал разумен, он должен
меняться со временем, должен быть модулирован. Зачем мы спорим? Небо
чисто, и звезды рядом. Будем слушать напрямую. Я пойду в павильон. Выход
из космофона, Сережа, дам на внешний динамик, вы услышите.
Бугров вышел, не обернувшись, будто боялся, что его задержат, не
позволят уйти, не дадут слушать звезды. Мы с Геной сидели молча, а потом
динамик зашипел, и голос Володи сказал:
- Арктур. Он сегодня какой-то необыкновенный, - легкий смешок. - Или у
меня настроение такое? Арктур, альфа Волопаса. Включаю аппарат, ребята.
Частота двести семьдесят герц. Слушайте...
Молчание. И чистая нота, будто звук кларнета, нет - электронного
органа. Кристально чистая нота - без обертонов. Звук ослаб, потом опять
стал громче, я подумал, что это Володя манипулирует с усилителем.
- Что ты там крутишь? - спросил я.
Володя не мог слушать вопроса, но будто почувствовал его. Наверно,
понял, о чем мы здесь думаем. Сказал:
- Я не кручу, ребята. Я сижу тихо, очень тихо. Это там...
Звук затрепетал. Ослабевал и наливался силой, будто верхняя нота,
взятая неопытным певцом.
- Амплитудная модуляция, - сказал Гена.
- Значит, так? - вырвалось у меня. - Значит, это они?
Гена не ответил, смотрел в динамик, как в экран телевизора.
Далекая песня Арктура становилась все отчетливее. Звук вибрировал и
замирал, возвышался до крика и затухал до едва слышного шепота. И я знал,
что это не Володя возится с "усилителем, что это там...
11
Чемоданчик уложили за несколько минут. Володя принес километровую
бобину с пленкой, затолкал ее на самое дно. Сверху легли регистрограммы -
звуковые спектры восьмидесяти девяти самых ярких звезд, все, что мы успели
сделать за шесть ночей.
- Порядок, - равнодушно сказал шофер Толя. - Пойду погляжу, как там
маслопровод.
"Газик" стоял около метеостанции. Дождь, прошедший ночью, смыл с его
боков дорожную грязь, и солнце десятками бликов отражалось от стекол и
металлических бортов.
- Посидим, - сказал Володя и уселся прямо на мокрую землю. Я опустился
на чемодан.
- Помогу Анатолию, - сказал Гена и тоже полез под машину.
Володя смотрел на меня, улыбался, и я не знал, грустно мне или хорошо.
Не хотелось уезжать, тем более теперь, когда я уже все знал, когда все
события прошедшего года встали на свои места, получили объяснение.
Мы работали с вечера до утра. Маленький двадцатисантиметровый
"Максутов" пялил в небо круглый глаз, и в окуляре появлялись звезды. Самую
яркую из них я наводил на крест нитей, и Володя, сидевший на корточках
перед космофоном, говорил:
- Готово.
Мы слушали звезды. Мы могли бы слушать каждую звезду неделю или год, но
ровно через десять минут Гена, невидимый в темноте, выключал магнитофон, и
все начиналось сначала.
Утром у меня колотилось сердце, не хватало воздуха, я лежал и делал
вид, что сплю, Володя делал вид, будто ничего не замечает, а Гена ворчал и
ходил снимать ленты самописцев, потому что после нашего отъезда на станцию
придут люди, которые действительно станут заниматься космическими лучами,
а не решать психологические проблемы или слушать звезды.
Однажды за обедом я потребовал объяснений. Напомнил Гене его слова,
Володе - его недомолвки, заявил, что и сам догадываюсь кое о чем. Бугров
поперхнулся, посмотрел на Гену грозным взглядом, потом сказал:
- Ладно... Теперь можно.
И я узнал. Неизвестно, кому принадлежала идея. Она была стара как мир:
чтобы научиться плавать, нужно войти в воду. Чтобы стать ученым, нужно не
только знать свое дело, нужно уметь думать, нужно гореть. Нужна мечта,
идеал, такой, что для его достижения человек может выложиться весь, до
последней молекулы. И тогда в университет пошли письма из разных концов
страны. Письма были настоящими, изменился только канал передачи - на самом
деле все письма были адресованы солидному научному журналу. Письма стали
тестом - с их помощью студенты проверялись на мечту.
Володя не знал, сколько человек было вовлечено в работу по программе.
Наверняка много. Там были химики и историки, но астрономам повезло скорее.
- Знания можно приобрести, когда есть интересная проблема, - сказал
Володя. - Проблема - индикатор всего. Способности. Трудолюбие. Воля.
Цельность. Мечта. Все. Если решил - отлично. Если нет, если сдался, если
неурядицы свели с пути - значит, не выйдет ученого.
- Ты хочешь сказать, что я выдержал? - усмехнулся я.
Бугров хитро прищурился:
- Два вопроса в порядке последнего испытания - можно?
- Если действительно последнего...
- Чего тебе хочется, Сережа?
- Спать, - сказал я. - И дать в ухо Олегу: мог бы сказать мне раньше, я
не маленький.
- Не мог - чистота эксперимента. И это все?
- Ты же знаешь, - удивился я. - Зачем спрашивать? Голос вселенной.
- И второе. Университет. В сентябре ты можешь вернуться к занятиям. На
следующий курс.
Этого я не ожидал. Вернуться? Я вспомнил, какое у Одуванчика было лицо,
когда он сообщал мне об отчислении, - усмешку я счел недоброй, решил, что
Одуванчик думает: вот, захотел романтики, так получай. Выпутывайся,
парень. В общем, я, кажется, выпутался. С чужой помощью, но ведь решал я
сам. Меня испытывали, и я выдержал. Я ученый? Мне стало смешно. Что я
сделал? Звездные голоса - так мало, впереди еще голос вселенной, множество
дел, и я не хочу возвращаться назад. Да, я это понял наконец: не хочу
возвращаться. Хочу работать, думать, писать и учиться. Нужно многое знать,
но знания хороши, если приобретены в процессе работы. Значит, нужно
работать. И заниматься - по собственной программе.
- Ты смеешься - значит, понял, - резюмировал Володя.
- А ты, - сказал я. - Вы с Геной. В чем ваша роль?
- Я больше психолог, чем астрофизик, - усмехнулся Володя. - Олег
эксперимент начал, мы заканчиваем. А Гена, между прочим, чуть все не
испортил своим отношением к романтике. И на плато - он не выполнил
программу, тебя хотели испытать на способность к действию.
- Каким образом?
- Неважно, - сказал Володя. - Это прошлое.
"Хорошо, - подумал я. - Все равно узнаю. Да и обязательно ли это: все
знать? Я знаю, чего хочу, - вот главное..."
Вечером приехал шофер Толя, и все кончилось.
- Поедешь в город, - сказал Володя и, когда я попробовал возражать,
добавил: - Пожалуйста, Сережа, без фраз. Горы не шутка. Мы с Геной тоже
скоро вернемся, без тебя нам здесь делать нечего. Нужно отвезти
наблюдения, рассказать о работе. Гена переживает всякие страхи. Он совсем
извелся, и все из-за тебя. В общем, Сережа, не нужно, поезжай.
И вот оно, последнее утро на станции. Тучи разошлись перед рассветом,
ночь мы провели в постелях: шел дождь.
- Хочу тебя предупредить, - сказал Володя. - Может быть, Гена прав,
будь осторожен.
- В чем? - спросил я.
- Еще ничего не ясно с песней Арктура. Если это действительно сигнал...
Володя вскочил на ноги, отряхнул брюки, встал передо мной.
- Ты представляешь ответственность? Не нашу. Дело вовсе не в том, что
мы первые. Если сигнал разумен, Сережа, то это уже политика, все
усложняется. Во-первых, молчание. Помнишь: англичане не сообщали о
пульсарах полгода, пока не убедились, что сигналы естественные. Звездные
голоса - ты знаешь, о чем они говорят? Я не знаю. Может быть, это
биологические сведения, рассказ о жизни... Об их жизни. Может быть,
техническая информация. Новое знание - его можно использовать для любой
цели. Не представляю, как отреагируют в академии на твое сообщение. Вот
результат, который мы не предусмотрели в программе эксперимента...
Гена вылез из-под машины, подошел к нам, втирая в ладони грязь.
- Все, - сказал он. - Сейчас старт.
Я поднялся. Бугров подхватил чемоданчик, понес в кабину.
- До свидания, Сережа. - Гена пожал мне руку, испачкал маслом, виновато
улыбнулся. - Скоро увидимся. Через несколько дней сюда явятся хозяева -
космики.
Шофер Толя сел за руль, длинно погудел, махнул рукой: поехали.
- Вот и все, - сказал я. Тряхнуло, станция поплыла влево, переваливаясь
и подпрыгивая.
"Что же дальше? - подумал я. - Что же будет дальше?" - думал я всю
дорогу. Я представлял, как вернусь домой. Стану объяснять, рассказывать об
эксперименте, о том, как меня обвели вокруг пальца. Пойду к Мефистофелю.
Захвачу с собой регистрограммы, магнитную ленту. Да, не забыть о расчетах
голоса вселенной. Олег удивится, скажет... Впрочем, не так уж важно, что
он скажет, главное - все начнется сначала. И иначе. Всегда и во всем
иначе.
"Газик" катил к городу, и я думал, что, когда Володя вернется, нужно
будет рассказать ему о новой идее. Я придумал это ночью, когда лежал без
сна.
Послушай, Володя. Представь себе концертный зал. Необычный зал, сквозь
его прозрачный купол видно небо, и в прорезь потолка глядит вверх
решетчатая труба телескопа. Зал притих. На сцену выходит артист.
Волнуется, это первый концерт. Садится за клавиатуру. Видишь, сколько
клавиш - как звезд на небе. Впрочем, это и есть звезды. Посмотри: справа,
у локтя, Бетельгейзе, соль второй октавы. Чуть выше Денеб, лирическое
золотистое ля. Каждая звезда - нота. Звездный орган.
В зале гаснет свет. Артист медленно поднимает руки, под куполом
бесшумно разворачивается труба телескопа. И первые звуки далекой звездной
песни, будто капли весеннего дождя, падают в зал. Все затихло, все
слушает. Пальцы скользят по клавишам, течение мелодии убыстряется, это уже
не дождь - ливень, каскад, величественный звездный хорал.
Ты хочешь, Володя, чтобы так было? Хочешь?
--------------------------------------------------------------------
Данное художественное произведение распространяется в электронной
форме с ведома и согласия владельца авторских прав на некоммерческой
основе при условии сохранения целостности и неизменности текста,
включая сохранение настоящего уведомления. Любое коммерческое
использование настоящего текста без ведома и прямого согласия
владельца авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 11.07.2001 16:35
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг