друг друга. Дика так легко было понять!
Впрочем, она, конечно, понимала не все. До сих пор она не сумела
разобраться в том, как удалось Дику создать сверхсущество. Это слово
промелькнуло в разговоре только раз, Дик не любил таких высокопарных
выражений. Сверхсущество. Но как еще назвать мышь, которая живет без
воздуха, еды, питья, которая то имеет хвост, то не имеет, которая как
посмотрит, то сразу хочется умереть от страха. И Дик может стать таким же
после...
Бет считала себя рационалисткой и разозлилась: нельзя быть такой дурой!
Сидит в одиночестве, давая всем, и прежде всего майору, понять, что она
что-то знает и боится того, что знает?
Когда в дверь позвонили, у Бет не было сил подняться. Звонили упорно, а
потом заверещал телефон.
- Милая мисс,- сухо осведомился голос майора,- почему вы не открываете?
- Мне плохо, Пол,- слезы в голосе Бет были совершенно естественны.-
Если необходимо, я...
- Прошу вас,- в голосе Рихтера не осталось и тени доброжелательности.
Бет заставила себя встать и доплестись до двери. Двум офицерам службы
безопасности пришлось вести ее под руки. Когда она вошла в уже знакомый
кабинет, она вдруг подумала, что играть ни к чему, потому что Дик пришел в
себя. Она не сумела бы сказать, откуда у нее эта уверенность. Шестое
чувство? Но она точно знала, что Дик очнулся и что скоро он будет здесь,
чтобы забрать ее с собой.
x x x
В Вашингтоне с утра было жарко. Октябрь оказался на редкость странным
месяцем. Сначала целую неделю шли дожди, а потом тучи незаметно рассеялись,
и вот уже десять дней на небе не было ни облачка. Воздух постепенно
прогрелся осенним солнцем. Вчера было еще терпимо, а сегодня стояла
удушающая жара, и Сьюард едва не поджарился, пока шел по аллее от
автомобильной стоянки. Войдя в Овальный кабинет, где было, конечно,
прохладно, он все же попросил разрешения снять пиджак, чем вызвал улыбку на
лице госсекретаря, застегнутого на все пуговицы. Почти одновременно со
Сьюардом пришел генерал Вудворт, председатель штаба биологической защиты.
- Начнем, господа,- в отсутствие президента, занятого в Сенате,
совещание вел госсекретарь Вард.- Через полчаса придет Бобби, и мы должны
будем что-то связно ему изложить, иначе я не завидую ни ему, ни нам.
Бобу Паттерсону, помощнику президента по связи с прессой, предстояло в
час дня встретиться с журналистами, чтобы рассказать о судьбе Нобелевского
лауреата Ричарда Кирмана. Точнее - о причине его исчезновения.
- Положение значительно осложнилось со времени нашего вчерашнего
разговора,- начал Сьюард.- Кирмана пока не нашли, но это вопрос нескольких
часов. Мы знаем, что из Нью-Йорка он вылетел в Карсон-Сити. Там он явился к
своему приятелю, журналисту Уолтону, и провел у него ночь. Утром на машине
Уолтона он выехал в неизвестном направлении. Поиск ведется, и здесь я особых
сложностей не вижу. Проблема, как сейчас пояснит генерал Вудворт, в другом.
Прошу вас, Барри.
- Я знаю Кирмана шесть лет,- генерал говорил медленно, подбирая слова.-
В его характере есть особенность, на которую я давно обратил внимание.
Индивидуализм плюс крайняя некоммуникабельность. С ним очень трудно сойтись.
На базе Шеррард у него под началом была прекрасная лаборатория и больше
сотни сотрудников, но наиболее важные эксперименты он всегда проводил лично,
помогала ему только личная лаборантка и любовница Беатрис Тинсли. Майор
Рихтер, наш офицер безопасности на базе, предпочитал не мешать, поскольку
отчетность у Кирмана всегда была в порядке. Беда в том, что Рихтер не
специалист в генетике, а усиленная секретность привела к тому, что Кирман
оказался подконтролен только самому себе. И сложилась ситуация, когда Кирман
начал работать практически на себя.
- Не понял,- резко сказал госсекретарь.
- Он проводил исследования, о которых мы ничего не знаем.
- Вы с ума сошли? Как это возможно?
- Это невозможно только теоретически. До некоторой степени виноват и я.
Пять лет назад, когда Кирман начал на базе Шеррард работать над генетической
бомбой по программе "Зенит", он был поставлен перед необходимость
отчитываться только перед особым отделом министерства обороны, минуя
собственное начальство, поскольку положение было слишком серьезно, и мы не
хотели никакой - понимаете, никакой - утечки информации.
- Не понимаю,- сердито сказал госсекретарь.- Вы не доверяете
руководству базы?
- Доверяем, Ральф, не горячитесь. Решение принималось не мной лично, а
всем составом комитета. Видите ли, если бы исследования по программе "Зенит"
успешно завершились, приведение в действие дальнейших планов потребовало бы
такой степени секретности, какой прежде просто не было. Можно допустить в
принципе, что противник узнает о существовании нейтронной бомбы и даже сам
создаст ее. Можно примириться с просачиванием сведений о химическом оружии.
Это скверно, но не трагично. Применение нейтронного или химического
боеприпаса не может сойти за природную катастрофу. Иное дело - генетическая
раковая бомба, и...
- Я понял,- махнул рукой Вард.- Понял. Но все же...
- Это дело прошлое,- пожал плечами генерал.- Мы действительно ошиблись.
И прежде всего - в прогнозе. Раковая бомба оказалась вовсе не такой
эффективной, как представлялось вначале. В определении степени секретности
мы тоже ошиблись. Короче говоря, два года назад программа "Зенит" была
свернута, и финансирование ее прекращено, о чем командование базы не было
поставлено в известность, поскольку изначально не знало о существовании
такой программы. Так вот, Ральф, сейчас выяснилось, что все эти два года
Кирман вел какие-то исследования, прикрываясь несуществующей программой
"Зенит". Установить, что именно он делал, сейчас невозможно, требуются очень
опытные эксперты. Кирман распылял результаты экспериментов, перегоняя их по
всей сети компьютеров министерства обороны. Везде у него есть свои
программы, большая часть которых пока не обнаружена, а те, что обнаружены,
защищены от взлома, и нужны не дни, а, возможно, недели, чтобы во всем этом
разобраться.
- В общем, найти Кирмана живым совершенно необходимо,- резюмировал
госсекретарь.- А журналистам скажем следующее. Кирман работал в лабораториях
медицинских корпораций, сотрудничающих с министерством обороны. От работ, за
которые ему присуждена Нобелевская премия, в последние годы отошел.
Несколько месяцев назад, к сожалению, заболел. Положение критическое, в
палату никого не допускают. Надеюсь, что хотя бы труп Кирмана вы сможете
продемонстрировать? Я имею в виду похороны по высшему разряду...
- Да,- Сьюард энергично кивнул.
- Что касается исследований... Вы думаете, в этом есть что-то очень
существенное?
- Я думаю, сэр,- сказал Сьюард,- что возня с журналистами и поиски
Кирмана - ерунда. Главное - в этой странной работе.
- Верно,- поддержал генерал,- это и мое мнение. Ход "Зенита" я знаю, и
если Кирман сумел в одиночку выбраться из тупика, в котором оказался два
года назад...
- То что, Барри? - спросил госсекретарь.
- Это может дать кому-то власть над планетой.
x x x
Сознание включилось сразу. Кирман увидел над собой низкий свод пещеры,
почувствовал, что лежит на острых гранях большого камня, но не испытал от
этого никаких неудобств. Он продолжал лежать, хотя и понимал, что тело
слушается его, и он может встать. Это, сказал себе Кирман, еще впереди.
Мгновенно он вспомнил все и прислушался к тем точкам своего тела, которые
источали боль и смерть еще несколько часов назад. Боли не было. Он перевел
взгляд на поднятую руку и убедился, что это его рука - ни форма пальцев, ни
длина их не изменились. Открытие немного удивило его - он предполагал, что
хоть какие-нибудь внешние изменения должны появиться обязательно. Чтобы
достать зеркальце из кармана пиджака, Кирману пришлось сесть. Движения были
легкими и стремительными.
На него взглянуло худое лицо с запавшими глазами и ввалившимися щеками.
Его лицо. Глаза смотрели остро и видели... Кирман неожиданно понял, в чем
заключалось первое зафиксированное им изменение в организме. Он стал лучше
видеть. В полумраке он различал мельчайшие детали не только на собственном
носу, но и на стенах пещеры - футах в десяти. Различал малейшие оттенки
цветов, хотя в такой темноте даже человек с прекрасным зрением вряд ли смог
бы отличить коричневое от серого. Лицо его было именно коричневым. Кожа чуть
темнее на подбородке и светлее на лбу. Ладони тоже стали коричневыми...
Кирман ощутил радость. Он готов был взлететь; это даже не радость была,
а эйфория, ощущение беспредельной легкости духа. Он сделал это! Он создал
себя заново! Именно себя, а не какое-то другое существо, ничего не знающее о
собственном прошлом.
Кирман перенесся к выходу из пещеры - назвать свои движения иначе он не
мог. Солнце стояло низко, он смотрел на оранжевый диск не щурясь, любуясь
игрой оттенков на самом его краю. Кирман поразился красоте, вдруг
открывшейся ему, и удивился на мгновение, как может октябрьское солнце так
жечь. Он быстро понял свою ошибку. Изменились тепловые ощущения тела. На
самом деле воздух не был горячим. Двадцать два градуса по Цельсию, подумал
он с уверенностью в точности этой оценки.
Который сейчас час? - подумал Кирман и ответил себе: восемнадцать часов
три минуты местного времени. Часы на запястье все еще показывали время
восточного побережья. Что-то опять изменилось в его мозгу, и он понял, что
не один здесь. Где-то неподалеку расположились в пещере мужчина и женщина.
Им было хорошо вдвоем, но наступал вечер, и пора было возвращаться в
Карсон-Сити.
Нужно уходить и мне, подумал Кирман. Нет, еще рано. Я не разобрался в
себе. В том, что могу, а чего - нет. Сейчас это самое важное. Прежде, чем
начинать новую жизнь в этом мире, нужно понять себя.
Кирман начал инвентаризацию памяти; делал он это методично, все глубже
уходя в прошлое.
На поверхности лежало последнее воспоминание - гонка по утреннему
шоссе, а чуть раньше был разговор с Уолтоном, казавшийся сейчас
бессмысленным, потому что убедить друга Кирману не удалось... Назад. Побег
из клиники. Боль. Еще раньше - мучительный перелет с базы Шеррард. Бет у
трапа. Ее глаза. Единственный надежный человек. Никогда прежде - до встречи
с Бет - Кирман не думал, что способен так полюбить. Лиз была эпизодом -
долгим, мучительным, часто сладостным, но эпизодом. Бет стала самой жизнью.
Хорошо, подумал Кирман. Ничто из моих чувств к Бет не исчезло. Ничто.
Значит, я прежний. Хотя бы в этом - прежний.
Эще раньше. Эксперименты, эксперименты, эксперименты. Почти пять лет.
Военные называли это генетической бомбой, а он - управляемым онкогенезом.
Осторожно, опасаясь все же натолкнуться на стену, он начал вспоминать
профессиональное: методику ограничений (рестрикции) онкогенной ДНК,
методику, которую сам разработал и не опубликовал. (Изредка он посылал в
"Nature" и другие журналы статьи, не имевшие отношения к его истинной
деятельности,- имя Кирмана не должно было исчезнуть полностью со страниц
научных журналов, ведь Кирман оставался всемирно известным ученым. Он
говорил о себе: "Известный в пределах базы учены с мировым именем Дик".)
Кирману удалось выделить онковирус, а затем и антивирус, это было обещающим
началом работ над генетической бомбой, но до промышленного производства было
еще далеко. Кирман делал все, что мог, отрабатывая деньги, которые получал,
и в этом смысле совесть его была чиста. Но работал он, в сущности, над
совершенно иной проблемой, лишь прикрывая свою деятельность ссылками на
генетическую бомбу.
Когда он начинал все это, то не предполагал, что дистанция отмеренная
им, окажется столь короткой и приведет его на больничную койку, а потом сюда
- в пещеру к северо-востоку от Карсон-Сити.
x x x
- Господа,- начал помощник президента по связи с прессой,- я зачитаю
заявление, а потом отвечу на ваши вопросы.
- Накажи меня Бог,- прошептал Роберт Крафт, репортер "Нью-Йорк таймс",
на ухо коллеге из "Вашингтон пост",- сейчас он скажет, что Кирман очень
плох, и на него лучше не смотреть. Когда помрет, тогда сколько угодно...
Так и оказалось. Заявление не содержало новой информации, из-за которой
стоило бы срочно связываться с редакциями.
- Судьба Кирмана трагична и символична в равной мере,- закончил
Паттерсон,- но работу его, несомненно, продолжат коллеги. Рак будет
побежден, господа.
- Послушайте, мистер Паттерсон,- не выдержал Крафт,- мы с вами
сотрудничаем не первый месяц. Зачем эти пустые разговоры?
- Мистер Крафт,- сухо сказал Паттерсон, глядя не на репортера, а в
объектив одной из телекамер,- я зачитал текст официального коммюнике. Каждый
из присутствующих получит копию. От себя могу сказать: ситуация, по-моему,
настолько ясна, что я не понимаю причин вашего повышенного интереса.
Войдите, наконец, в положение смертельно больного человека. Вам нужна
сенсация, а перед вами человеческая трагедия...
- Уважаемый пресс-секретарь,- Крафт тоже перешел на официальный тон; по
рядам пробежали смешки. Все знали, что Паттерсон с Крафтом давно знакомы, не
раз вместе обедали, отчего многие сведения перепадали первыми именно Крафту.
Однако сейчас и он находился на голодном информационном пайке.- Перед нами
именно человеческая трагедия, как вы изволили выразиться, которую вы
почему-то превращаете в фарс. Нам не нужна сенсация, нам нужны факты, а уж
сделать из них сенсация - наша профессия.
- Я и сообщаю факты,- начал Паттерсон.
- Которые не соответствуют действительности.
- Послушайте, мистер Крафт...
- Нет уж, послушайте вы, мистер Паттерсон. Если все здесь так ясно, то
почему заявление делаете вы от имени госдепартамента, а не главный крач
клиники от имени консилиума? Почему никто из врачей не захотел с нами
разговаривать и перед прессой оказались закрыты все двери в клинику? Почему
никто из нас не смог отыскать бывшую жену Кирмана? Почему в университете
штата Нью-Йорк, где, по официальным данным, работает Кирман, его никто не
видел уже года два? Почему Нобелевская премия присуждена Кирману за работы
десятилетней давности - не потому ли, что за последние годы научная
деятельность лауреата резко сократилась? И верите ли вы сами, мистер
Паттерсон, что нам покажут Кирмана, пусть даже и мертвого? И если покажут,
то кто сможет достоверно сказать, что умер он именно от рака?
- Я должен ответить на эти вопросы сразу или по очереди?
- Да как хотите? - Крафт пожал плечами.
- По первому вопросу: мы посчитали нецелесообразным отрывать врачей от
работы - состояние Кирмана, повторяю, критическое. Прессу пока действительно
решено в клинику не допускать - это распоряжение главного врача, и не нужно
обвинять меня в том, что я его санкционировал. Бывшая жена Кирмана - потому
и бывшая, чтобы делать то, что ей заблагорассудится. Я тоже не знаю, где она
сейчас, и меня это не интересует. Что касается остальных вопросов, то
комментариев не будет.
- Мистер Паттерсон,- подала из первого ряда голос Мэри Пенроуз из CBS,-
ни в ваших ответах, ни в официальном коммюнике нет, к сожалению, новой
информации. Все это мы и так знали...
- Весьма сожалею...
- Я закончу, если позволите,- спокойно продолжала Мэри Пенроуз.- Все
это нашим зрителям, слушателям и читателям известно. Известно им также и то,
о чем вы умолчали и что уже появилось сегодня в утренних газетах: Кирмана в
клинике попросту нет. Еще вчера вечером он был похищен. Вот почему нам его
не показывают. Вот почему клиника наводнена агентами из Лэнгли и вот почему
от расследования фактически отстранено ФБР. Что вы скажете по этому поводу?
- У вас и ваших коллег, мисс, слишком богатое воображение...
Крафт вздохнул и начал пробираться к выходу. Пресс-конференция увядала
на глазах. Паттерсон проследил взглядом за своим строптивым приятелем и
перевел дух - кажется, конец. В это время из-за монитора вынырнул маленького
роста мужчина и сказал:
- Кронинг из "Нью-Йорк геральд трибюн". Не поглядите ли, мистер
Паттерсон, на фотографию, которую мы публикуем в нашем сегодняшнем вечернем
выпуске?
Он пустил по рукам несколько экземпляров газеты, и в зале мгновенно
возник шум. Крафт помедлил и вернулся на свое место. Перехватив экземпляр
газеты, он взглянул на Паттерсона - лицо пресс-секретаря было бледно.
- Для телезрителей поясню,- сказал Кронинг.- Вчера под вечер
фотограф-любитель Бакстон запечатлел своих друзей, с которыми встретился
случайно на Йорк авеню недалеко от Рокфеллеровской клиники. Он не придал
снимкам значения, вечер провел в баре, а сегодня, прочитав о побеге Кирмана,
подумал, что клиника могла попасть в кадр, и пересмотрел фотографии. Как вы
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг