изысканий. Порт был построен, и на Бакбук начали опускаться
звездолеты, летевшие с Земли в сторону Денеба и Альтаира. Биологи тем
временем продолжали исследовать местную фауну и не продвинулись
ни на шаг, пока не приехал я и не решил эту проблему ценой... ну, я
уже говорил вам, чем это для меня закончилось.
- Вы решили проблему? - недоверчиво спросил депутат Кореш. - Разве вы
биолог, Шекет?
- Нет, конечно! Просто, в отличие от профессиональных биологов, я
умею думать.
- Ну-ну... - сказал депутат иронически, чем вывел меня из равновесия.
- Сейчас вы убедитесь, что я прав! - воскликнул я. - Но давайте по
порядку.
Я прилетел на Бакбук и, не покидая космопорт, явился к начальнику
смены - ведь мне прежде всего нужно было выручить транспортный корабль,
принадлежавший нашей фирме.
- Это невозможно, - пожал плечами начальник смены, небольшого
роста еврей в кипе, который, по-моему, мучился от того, что не мог для
себя определить - когда на Бакбуке наступает истинная суббота: тогда
же, когда в Иерусалиме на Земле, или тогда, когда над космодромом
загорается первая звезда.
- Это невозможно, господин Шекет, - повторил начальник смены. -
Видите ли, звездолет оказался включен в местную экосистему, тут мы
ничего не можем поделать. Да вот, посмотрите сами...
Он кивнул в сторону взлетного поля, я вгляделся и не поверил своим
глазам. В трехстах метрах от здания космопорта возвышалось
огромное, в пятьдесят этажей, дерево. Мощный ствол, гибкая крона -
красавец дуб или что-то очень похожее. И все-таки было совершенно ясно,
что на самом деле это вовсе не дуб, а транспортный межзвездный
корабль-автомат "Континент-5". В некоторых местах сквозь кору
просвечивали глянцевые бразилитовые бока, а в глубине кроны я легко
разглядел кормовые стабилизаторы. Верхушку дуба венчала носовая
надстройка, выглядевшая подобно елочной звезде.
- Что вы с ним сделали? - возмутился я.
- Ничего, - вздохнул начальник смены. - Это не мы. Это - планета.
- Что значит - планета? - воскликнул я.
- Это второй такой случай, - пояснил начальник смены. - Первый
произошел год назад, когда в дерево превратился звездолет
"Сегмент", принадлежавший франко-английской компании "Конкорд". Все
произошло на наших глазах, мы ничего не успели предпринять. Спасти
корабль не удалось, вон он стоит в дальнем конце поля.
В дальнем конце поля действительно стоял огромный дуб, почти точная копия
того, что я разглядывал минуту назад.
- Как вы все это объясняете? - спросил я.
- Я это никак не объясняю, - сказал начальник смены. - Поговорите с
биологами. Хотя и они тоже...
С биологами я поговорил в тот же вечер, точнее, с одним из них, а еще
точнее - с одной: удивительно красивой женщиной лет тридцати с
замечательным именем Мендкрадопутра.
- Можно я буду называть вас Мека? - спросил я, и она кокетливо
согласилась.
- Видите ли, Шекет, - сказала она, положив прекрасную лысую голову с
тремя ушами мне на плечо, - как мы, биологи, поняли, жизнь здесь зависит
напрямую от состояния околопланетного биоинформационного поля.
- Вот как? - удивился я. - Я думал, что биоинформационное поле -
выдумка экстрасенсов.
- Нет, оно существует реально. Более того, именно это поле и рождает на
Бакбуке все формы жизни. Именно поэтому местной фауне не нужны органы
размножения. Когда умирает местный жираф, биополе планеты взамен
создает другого жирафа - не исключено, что точно такого же. Или не
создает - если, допустим, биополе считает, что число особей должно
быть уменьшено.
- Оно что, разумное, это ваше биополе? - недоверчиво спросил я, отдирая
от своей шеи три изумительных по красоте щупальца госпожи Меки.
- Нет, конечно, - со вздохом сказала Мека. - Все это инстинкты.
- Где же оно, это биополе, расположено? - сурово спросил я, вспоминая о
том, что задание мое осталось невыполненным.
- Вокруг нас, - сказала госпожа Мека, широко раскрывая затылочный
глаз и посылая вверх тонкий белый луч. - Оно невидимо, как и
положено биоинформационному полю планеты.
Я задумался. Мне вовсе не улыбалось возвращаться на Землю с невыполненным
заданием. Во-первых, я не получу прибавки к жалованию. Во-вторых,
меня не пригласят на фирменную экскурсию в палестинский заповедник.
И в-третьих, я рискую вообще больше не увидеть Землю, поскольку
возвращаться я должен был именно на том корабле, который на моих
глазах становился все больше похож на растение.
Если бы не госпожа Мека с ее призывными движениями и взглядами, я
бы, конечно, гораздо раньше догадался, что нужно делать. Но госпожа Мека
была явно неравнодушна к моей мужской красоте. По-моему, на ее родине,
планете Изофид в системе Дельты Скорпиона, мужчины вообще были
редкостью, такой же, как у нас на Земле - бенгальские тигры. Время мы с
госпожой Мекой провели неплохо, но из-за этого я только к утру пришел к
решению, которое и начал выполнять незамедлительно.
Я никогда не верил земным экстрасенсам, но, если они все- таки правы,
то для того, чтобы ощутить на собственной шкуре действие внешнего
биоинформационного поля, нужно максимально расслабиться, ни о чем не
думать, вообразить, что в тебя втекает Вселенная, уснуть в себе,
чтобы проснуться в астрале... и все в таком духе.
Я так и сделал на глазах изумленной Меки, которая, видимо, решила, что
именно она довела меня до состояния полного физического и морального
изнеможения.
Отключившись от внешнего мира, я, как и ожидал, почувствовал покалывание в
мыслях, если вы понимаете, что я имею в виду. Ну, скажем, вы нисколько
не думаете об апельсине, и он не появляется вам в этаких зеленых
пупырышках, колючих, как перина, которую вы вовсе даже не выбрасывали
в прошлом году из собственного окна в... В общем, что-то в таком духе.
Я понял, что биосфера планеты приняла меня в свои объятья, и что, если я
немедленно не приду в себя, то рискую стать или дубом, или березой, или
даже помесью местного жирафа с местной мухой. Теперь уже от моей
силы воли зависело, что произойдет в следующую минуту. Что-что, а сила
воли у меня всегда была, и это может подтвердить мой армейский начальник,
которому так и не удалось заставить меня выполнить с первого раза ни
одной команды.
Я действовал по совету известного в прошлом веке писателя, автора
детективов, который говорил: "Нужно понять преступника, нужно
влезть в его шкуру и думать его мыслями, и тогда вы поймете, почему он
совершает преступления". Так и я - впустил биосферу планеты в свое
сознание; конечно, это был обманный маневр, я играл с нею, как кот с
мышью, и в тот момент, когда невидимое поле решило, что победа
одержана, я мысленно поднялся и произнес:
- А теперь ты будешь делать так...
И стало так. Я ощутил себя планетой и прежде всего освободил собственный
корабль. Деревянная оболочка в один момент превратилась в труху, я
приказал кораблю выйти на орбиту и ждать меня там. А потом я сделал
элементарную вещь - снабдил все живое на Бакбуке органами размножения.
Пусть себе живут как хотят.
Ну и все. Я выскользнул из биополя планеты обессиленный, этот
невидимый монстр все еще пытался схватить меня за мысли, за память, но я
вырвался.
И вы думаете, мне сказали спасибо? Нет, меня тут же арестовали и
ровно через два часа судья вынес вердикт: десять недель тюрьмы. За что?
Впрочем, во все века люди судили и наказывали именно тех, кто приходил
дать им волю. Такова природа...
Десять недель провел я в тюрьме, и корабль ждал меня на орбите. Вы
знаете, что такое тюрьма на Бакбуке? Камера с крысами? Да что вы,
странные у вас представления, господин депутат! На Бакбуке личность
осужденного передают все тому же биополю планеты, и уж оно
распоряжается им по собственному усмотрению. Попросту говоря, я на десять
недель был включен в планетарный биологический цикл. Две недели я был
деревом, а потом две недели - местной вороной, после этого - облаком,
плавающим в небе, и затем... Нет, это невозможно пересказать, уверяю вас.
Когда пошла седьмая неделя, я решил не возвращаться. Биосфера
брала реванш, я победил ее, а теперь она мстила мне единственным
доступным ей способом.
Когда миновали десять недель и меня отпустили на волю, я умолял судей
вынести мне более суровый - желательно пожизненный - приговор. К
счастью, законодательство планеты Бакбук запрещает менять уже
вынесенные судебные решения - видимо, были прецеденты...
Что ж, я вернулся на Землю, выполнив задание, получил повышение по
службе и побывал на экскурсии в палестинском заповеднике. Но только
несколько лет спустя мне перестало сниться по ночам, как я летаю в
поднебесье, и как я огромными прыжками бегу по пустыне на всех своих
четырех лапах...
Очень вам рекомендую, господин депутат, отправляйтесь на Бакбук и
совершите там какое-нибудь преступление. Не пожалеете.
Что вы сказали? Не можете пропустить заседание кнессета? Да полно, там и
без вас обойдутся, как обошлись в свое время в парламенте планеты Шаркум
вообще без всех избранных народом депутатов...
ГОЛОС ЗА СВОИХ
Депутат кнессета Ниссим Кореш посмотрел на огромный циферблат, неожиданно
возникший в воздухе под потолком кафетерия, и сказал, вздохнув:
- Приятно было пообщаться с вами, господин Шекет, но видите, спикер
призывает нас в зал. Предстоит голосование Закона об аннексии Южной
Атлантики, и Ликуд хочет собрать квалифицированное большинство. Поэтому
прошу меня простить, но...
Судя по многословию депутата, покидать уютное кафе ему не хотелось. Да и я
только начал предаваться воспоминаниям и как раз собрался рассказать о
парламенте на планете Шаркум.
- У вас же есть электронный голосователь, - напомнил я. - Так подайте свой
голос, сидя здесь.
- Если бы это было так просто, - вздохнул депутат. - Видите ли, Шекет, мы
еще не решили, голосовать ли нам против закона или за. Все зависит от
того, как станут голосовать депутаты от Аводы. Если председатель нашей
фракции поймет в ходе голосования, что левые собираются закон завалить, то
Ликуд проголосует за принятие закона. И наоборот, как вы понимаете.
Поэтому мне необходимо находиться в зале в тот момент, когда голосование
начнется, чтобы успеть нажать на нужную кнопку, когда наш председатель,
напрямую связанный с компьютером, примет решение.
- Ерунда, - сказал я, - это мы сейчас устроим.
Действительно, наивные все-таки люди наши депутаты! Достижения науки
второй половины ХХI века будто прошли мимо них. Господа, - хотелось
сказать мне, - политика, конечно, искусство, но искусство прошлого,
политика и сейчас питается теми же идеями, какими питалась во времена
Дизраэли, Черчилля или Клинтона. А наука, между прочим, идет вперед.
Я вытащил из бокового кармана свою персоналку, нацепил ее на левое ухо и,
не обращая внимания на изумленный взгляд депутата Кореша, вошел в
виртуальный мир компьютера кнессета. Господа, я ожидал всякого, но то, что
мне пришлось увидеть, превзошло все ожидания.
Не знаю, о чем думали программисты нашего дорогого парламента, но все
пространство до самого горизонта (а горизонт, как вы понимаете, был
ограничен пространственно-временными рамками Соединенных Штатов Израиля)
было завалено огромными кучами депутатского мусора, возвышавшимися на
такую высоту, что я даже не мог понять, куда эти ребята повесили солнце -
свет шел отовсюду, будто кто-то нарезал дневное светило на мелкие кусочки
и разбросал по полу.
Вы знаете, что такое депутатский мусор? Я тоже не знал, пока не увидел
собственными глазами. Это речи, которые депутаты намеревались произнести и
даже записали их в программу, но потом передумали, потому что ситуация
сложилась вовсе не так, как им хотелось бы. Так вот, все эти
непроизнесенные речи были тут навалены друг на друга, как трупы солдат, не
убранных с поля брани.
Мне предстояло разгрести эти авгиевы конюшни, иначе я просто не смог бы
ничем помочь господину депутату Корешу.
И я приступил.
Я ухватил ближайшую кучу и развалил ее на отдельные несостоявшиеся
выступления.
- Эй, - не сказал в свое время депутат Азриэль от партии МЕРЕЦ. - Эй, ты
там, в верхнем ряду, я тебя впервые вижу, вот ты тут сидишь и в носу
ковыряешь, а в это время твой собрат по разуму на Аллегре-4 мучается
потому, что его гражданские права ущемляют и не позволяют делать то, что
делаешь ты. Это справедливо? И не говори мне о том, что у жителей
Аллегры-4 нет носов и право ковырять им не нужно. Права нужны всем, пусть
граждане сами решают, пользоваться ими или нет! В конце концов, аллегрец
может делегировать свое право тебе, дорогой депутат, и ты будешь ковырять
в носу за себя и за того парня. Однако...
Я не услышал окончания речи, поскольку депутата от МЕРЕЦа не перебил
депутат от партии Цорес - была лет двадцать назад такая партия, созданная
американскими евреями после того, как полсотни бывших американских штатов
вошли на правах единой автономии в Соединенные Штаты Израиля.
- Господа, - не сказал в свое время депутат от Цореса, - мою партию
чрезвычайно волнует проблема образования. Почему в израильских школах не
изучают историю американской автономии? Почему об Аврааме Линкольне дети
знают только то, что он был евреем и что его убил негодяй-антисемит?
Почему о Клинтоне в учебниках сказано, что он любил евреек и поэтому
оказался достоин войти в историю? Он любил не только евреек, и это была
величайшая трагедия замечательного человека!
Я наступил ногой на несказанную речь депутата от Цореса и отбросил ее в
сторону. На меня покатилась, подобно растущему снежному кому, речь
депутата от монгольского анклава, и, чтобы не быть погребенным в
многочисленных деепричастиях монгольского диалекта иврита, я сделал
единственно возможное: широко раскинул руки и назвал свой личный секретный
пароль, дающий мне право работы с любыми программами мировой сети, если
они, конечно, не были закодированы Верховным военным командованием
Соединенных Штатов Израиля. Я надеялся, что на весь этот мусор военные не
стали накладывать свою лапу.
Так и оказалось. С виртуального неба на виртуальную землю излился хлещущим
потоком виртуальный дождь, и я действительно ощутил себя Гераклом,
раскрывшим речные шлюзы. Несказанные депутатские речи начали таять, и я
ловил лишь отдельные обрывки фраз, мыслей и даже афоризмов:
- Левые всегда воображали, что Израиль не страна, а всего лишь
государство...
- ...нельзя ли не спать хотя бы во время речи спикера, а то храп мешает
правильно...
- ...Все, что делается в кнессете, делается кому-то назло...
- Свободу народам Неренги-шесть!
Я обернулся на этот невысказанный вопль, мне хотелось посмотреть на
депутата, которого так волновала свобода неренгийцев, но все уже растаяло,
и виртуальное поле предстало передо мной в своей первозданной чистоте, не
нарушенной еще депутатскими идеями о преобразовании мира.
Это было зеленое поле, на котором вход от каждого депутатского компьютера
представлялся красным цветком - то гвоздикой (партия Авода), то розой
(Ликуд), то марсианским абруком (МЕРЕЦ), то еще чем-то, совершенно
неопределимым. Я сразу различил депутатский значок господина Кореша, он
был похож на розу, которую долго держал в потной руке пылкий влюбленный,
прежде чем преподнести своей даме сердца. Вообще говоря, Кореш мог быть и
более лоялен своей партии. Если системные программисты увидят, какие мысли
витают в голове ликудовца, и доложат председателю фракции, несколько
неприятных минут депутату Корешу будут обеспечены.
Не желая ему зла, я на ходу подправил лепестки, и депутатская роза
расправилась, будто Кореша только что избрали в кнессет, и он, гордый и
напыщенный, явился на церемонию открытия, будто юноша на первое любовное
свидание.
Миновав депутатский цветник, я выбрался на зеленый холм и обнаружил то,
что искал: счетное устройство для подсчета депутатских голосов. Странная
прихоть программиствов изобразила это простое по сути устройство в виде
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг