реальности настоящего в отражение прошлого.
В возникшую пустоту ворвался голос.
- Вернись! - сказала Даэна. - Не оставляй меня так надолго! Я не могу без
тебя...
Я вернулся - в тот миг, из которого ушел.
Глава тринадцатая
Шар выстрелил, и щупальце прошло сквозь непроницаемую для меня преграду. Я
вновь ощущал свое тело, и это ощущение стало сродни оргазму - жаркая волна
поднялась от пяток к голове, мне показалось, что клетки воспламенились,
начали лопаться сосуды, и кровь разлилась внутри. Одновременно я ощущал
холод в кончиках пальцев, и разница температур создала никогда не
испытанное ощущение - я был и меня не было, я был материален, и я весь был
- дух, идея.
Я не стал сопротивляться - напротив, я расслабился, как делал это в
прошлой жизни после тяжелого и бесплодного рабочего дня, когда носишься по
всей Москве, говоришь со свидетелями и в результате возвращаешься домой,
не имея в активе ничего, кроме головной боли. Валишься на диван в
гостиной, в руке банка пива с охладителем, в мыслях вакуум...
Не знаю, о чем думал Фай, но в тот момент, когда, освободив свое тело и
мысли, я впустил щупальце, закрылся и начал расправу с не ожидавшим этого
противником, мне послышался вскрик и слова, отчетливо произнесенные
бесплотным голосом: "Не убий!"
Вот уж действительно своевременное пожелание! Каждая клетка моего тела
впитала часть энергии щупальца, и я понял, что со мной произошло бы, если
бы инстинкт не подсказал мне правильную реакцию на опасность. Ментальная
энергия созданного Фаем монстра черпалась из движения одной из планет в
системе, названия которой я не успел разобрать. Планета начала падать по
спирали на светило и, должно быть, в конце концов, сгорела в его пламени.
А механическая энергия движения превратилась в энергию мысли, способную
взаимодействовать с ментальной энергией любого другого мозга и, в свою
очередь, превращать ее в тепло. Я бы стал факелом и испарился на глазах
Даэны...
Если бы в тот миг я мог что-то с чем-то сравнивать, то больше всего
случившееся напомнило бы мне дуэль, когда один из противников поднимает
пистолет и производит выстрел, а второй, мгновенно уловив, по какой
траектории полетит пуля, делает шаг в сторону и спокойно стреляет сам.
Я выстрелил.
Энергии щупальца, ставшей моим трофеем, было более чем достаточно для
того, чтобы сделать несколько шагов вперед, не обращая больше внимания на
поставленный передо мной барьер. Энергии оказалось даже слишком много, я
боялся, что спалю холм, и все, что на нем росло, моей Даэне я тоже мог
доставить неприятности - и я вернул часть энергии той планете, ей больше
не грозило падение на светило, хотя орбита и не вернулась к прежней форме.
Шар подпрыгнул и повис в воздухе. Второе щупальце возникло и метнулось
вперед, но сейчас я чувствовал свою силу и готов был сокрушить любого
противника. Я даже не стал укрывать свое сознание от чужого влияния. В тот
момент, когда кончик щупальца коснулся моего лба, я отразил его энергию,
как отражает свет хорошее зеркало, и щупальце сжалось, метнулось в сторону
и сгинуло - материя обратилась в мысль, а мысль рассеялась в пространстве,
я успел уловить лишь ее тень, раскинувшуюся над холмом подобно крыльям
гигантской бабочки: "Не убий!"
Похоже, что это была единственная мысль, которую хотел навязать мне шар.
Мне казалось странным, что противник пытался так энергично внушить мне
идею, которая и без того была очевидна.
Не убий - закон природы, такой же всеобщий, как закон сохранения энергии.
Энергия может переходить из материальных форм в духовные и обратно, как и
жизнь, что-то теряющая в материальном мире и обретающая в мире идей. Убить
невозможно, можно только изменить.
Я сделал шаг навстречу третьему щупальцу, почерпнувшему энергию большого
шарового звездного скопления. Ни впитать, ни отразить столько энергии я не
мог - не стал и пытаться. Отчаяния я тоже не испытывал. Чувства? Их не
осталось. Мысли? Я не знал, что это такое. Ощущения? Во всей Вселенной
остался только жар. Атомная топка.
Я так не хотел умирать - здесь...
И неожиданно все исчезло. Я стоял на склоне холма, покачиваясь, потому что
ноги казались ватными, в двух шагах от меня стояла на коленях Даэна, она
была обнажена, наряд из мыслей рассыпался трухой и впитался почвой, а дом
у подножия - наш дом! - выглядел грудой щебня, а может, и это были чьи-то
разрушенные мысли, не дом, а идея дома, вернувшаяся в свою нематериальную
форму...
Я сделал шаг, ноги подогнулись, я уткнулся носом в плечо Даэны, взял ее
руки в свои и сказал единственное, что сейчас составляло мою суть,
наполненную частью той энергии, которую мне удалось отразить:
- Не убий...
- Да, - сказала Даэна, она плакала, и это действительно были слезы, а не
мысли о слезах, и ей действительно было очень плохо, потому что она сейчас
убила, и ей было страшно.
- Не понимаю, - прошептал я и припал губами к губам Даэны, и тогда только
понял, что произошло на этом холме несколько секунд назад.
Ученый полагал, что действует наверняка. Он не хотел меня убивать - да и
не мог этого сделать. Но считая меня опасным для мира, он полагал, что
сможет рассеять мою личность, как рассеивается утренний туман - атомы
влаги ведь не перестают существовать, и атомы воздуха не исчезают, если
рассеять атмосферу в вакууме космоса. Но рассеянный туман не опасен для
пешехода, идущего по горной тропе. И воздухом, рассеянным в космосе, уже
невозможно дышать.
А то, что я исчезну как личность и стану частью природы - не убийство?
Нет, поскольку я смогу думать, наблюдать, делать выводы - жить, не умея
влиять...
Возможно, Фай или Минозис не считали такое существование смертью - я думал
иначе.
И Даэна думала так же. Этого оказалось достаточно.
Сам я не справился бы с третьим щупальцем - я еще слишком мало знал об
этом мире, а Даэна знала, она стояла между мной и шаром - ниже по склону,
и энергия текла в ее сторону, нужно было только ускорить это течение, а
для этого - обратить в энергию притяжения всю ментальную энергию
собственной личности, всю свою любовь...
- Всю свою любовь... - прошептал я, оторвавшись от губ Даэны и поняв
наконец, что поцелуй ее был холоден, взгляд пуст, а щеки сухи.
Я поднял Даэну с колен и поднялся сам. Женщина стояла подобно кукле и не
понимала, что с ней происходит. Она знала меня. Она знала, что ждала меня.
Знала, что спасла меня от какой-то опасности. Но не знала - зачем. Не
знала - как это сделала. И что означает слово "любовь", она не знала тоже.
Не убий.
Даэна убила свою любовь, чтобы спасти мне жизнь.
Я поднял руки и погрозил кулаками невидимому противнику - мне все равно,
кто это был: Фай или Минозис, или оба, или весь мир. Я готов был убить
любого, даже если в этом мире отрицание убийства было законом природы.
Даэна отвернулась от меня, бросила взгляд на сгоревший дом, прерывисто
вздохнула и медленно пошла вниз по склону. Я пошел следом, но женщина, не
оборачиваясь, сделала отстраняющий жест, будто кошку отшвырнула с дороги,
и я остановился.
- Я люблю тебя... - сказал я, надеясь словами возбудить в Даэне если не
чувство, отданное мне целиком, то хотя бы воспоминание о нем.
- Я люблю тебя, - отозвалось эхом, и слова вернулись ко мне, не будучи
восприняты никем в этом мире. Я не желал принимать их обратно, и мое
признание в любви осталось блуждать между вершиной холма и его подножием,
будто мечущаяся в клетке птица.
- Я люблю тебя... Я люб... те...
Все стихло - мне показалось, что навсегда.
Даэна стояла, уронив безнадежно руки, у развалин своего дома, а потом
опустилась на колени и принялась собирать эту труху, и втирать себе в
плечи, будто крем от загара; то, что составляло суть дома, впитывалось
быстро, оставляя на коже розовые пятна, а то, что было в доме наносным и
ненужным, шелухой падало на траву и впитывалось почвой. Я стоял и смотрел,
и через несколько минут от дома ничего не осталось - даже идеи.
Дома не было и у меня, и я сказал:
- Зачем? Отдав любовь, ты только отдалила конец. Вместе мы, возможно,
смогли бы...
Даэна не ответила. Разве она спасла меня? Нет - только предоставила
отсрочку. Сколько времени нужно Ученому, чтобы придумать другой способ
справиться со мной? Минута? Час? Год?
В этом мире больше не было никого, кто мог бы помочь мне. Ормузда, своего
Учителя, я убил. Антарм, мой соглядатай, исчез. Я обнял Даэну, она не
сопротивлялась, но я не мог обмануться - ей было все равно.
- Даэна, - сказал я. - Любимая моя, мы всегда будем вместе, слышишь?
Всегда и везде. Мы будем вместе, и все вернется.
Вернется? Что? То, чего еще не было?
Даэна легко высвободилась из моих объятий и тихо пошла куда-то мимо
низкорослых деревьев, больше похожих на кусты, кучно стоявших у подножия
холма. Я догнал ее и пошел рядом.
- Даэна, - сказал я минуту спустя, - Минозис хотел, чтобы я покинул Землю.
Я остался, и тогда он отнял тебя. Может быть, мне действительно уйти? И
тогда... тогда ты станешь собой?
Может быть. Впрочем, я не мог выполнить требование Ученого, даже признав
свое перед ним поражение. Покинуть Землю - как? Какими транспортными
средствами пользовались для межпланетных перелетов в этом мире? Какими
законами природы? Где искать космодром, если он вообще существует? И нужно
ли покупать билет?
Кстати, есть ли здесь деньги? До сих пор мне не приходилось сталкиваться с
этой проблемой: все необходимое для жизни - жилье, еду, воду - я, как и
все, создавал сам в собственном воображении, и закон сохранения действовал
безотказно, энергия воображения переходила в энергию вещества, и я получал
хлеб и воду, и даже любимый кофе "Элит". Я понимал, что мог и вовсе
обходиться без пищи, прямо преобразуя духовную энергию в созидательную
энергию материи. Старые привычки заставляли меня цепляться за былые
условности. И не только меня - вот в чем парадокс! Разве Ормузд не
создавал себе время от времени пирожка с повидлом? Это не казалось ему
странным, и значит, не связывалось в его сознании с памятью о прошлой
жизни.
- Извини, - сказала Даэна голосом равнодушным, как лежавший на дороге
камень. - Не иди за мной больше, хорошо?
Она так и не обернулась в мою сторону. Ускорила шаги и через минуту
скрылась за деревьями. Мне показалось, а может, это произошло на самом
деле, что деревья, пропустив жещину, склонили кроны, преграждая мне путь.
Я стоял в высокой траве, но ощущение было таким, будто я лежу, и травинки
касаются моих щек, а из глаз текут слезы, содержанием которых была не соль
жидкости, а соль моей ушедшей любви.
Я лежал, прижавшись щекой к жесткой траве, и я стоял в чистом поле, и шел
к лесу тоже я, а еще я летел в это время над полями на высоте птичьего
полета, и все это происходило одновременно. Чувства, а не разум подсказали
мне, что среди четырех ощущений я должен выбрать одно. Одно - и правильное.
Я, летевший над землей, увидел сверху, как Даэна блуждает среди деревьев и
тоже не может выбрать свою дорогу. Я, стоявший на холме, увидел, как над
западным горизонтом, куда медленно падало солнце, возник еще один шар и
поплыл ко мне. И еще я, лежавший в траве и плакавший слезами памяти,
видел, как мое прошлое, все, что было мне дорого, впитывалось почвой и
уходило в мир.
Выбор, как я подумал в тот момент, был ясен - иного выбора я сделать не
мог.
Я поднялся еще выше и только тогда удивился тому, как удается мне
держаться в воздухе, став то ли Ариэлем из старого беляевского романа, то
ли Друдом из еще более старого романа Грина - я читал обе эти книги в
детстве, когда еще не забыл, какое это удовольствие - держать в руках
пластиковую книгу. Я помнил Ариэля и знал, что летать невозможно.
Подняться в воздух может дух, воображение, но я оставался собой, я видел
себя: руки, распростертые в воздухе, и ноги, которые я поджал, чтобы
повернуться вокруг оси и направить движение прочь от шара, парившего в
двух-трех километрах от меня и, похоже, не одобрявшего мой выбор.
Впрочем, чего тут было не понимать, если на то пошло? Энергия переходит из
нематериальной формы в материальную и наоборот. Полная энергия
сохраняется. Теряя что-то в своей духовной, нематериальной сути, неизбежно
приобретаешь физическую энергию, которая, вообще говоря, может оказаться
любой. Кинетической энергией движения, например, или потенциальной
энергией поля тяжести.
Я лежал в поле тяжести Земли, на одной из бесчисленных поверхностей,
которые в физике, кажется, назывались эквипотенциальными. Я заскользил по
наклонной плоскости, отбирая энергию тяжести небольшим порциям и
преобразуя ее в кинетическую энергию полета. Вперед... Вперед...
Я летел все быстрее. Лишь однажды я оглянулся, запоминая: Даэна, вышедшая
на поляну, осыпанную солнечными лучами, будто яркозелеными стеблями, и
шар, висевший над деревьями и будто раздумывавший над тем, что ему делать.
Шар не проявлял агрессивности, но в любой момент мог стать врагом, и если
в первом бою меня спасла любовь Даэны, то чья любовь или чье иное сильное
чувство могли спасти меня теперь?
Сколько продолжалось мое скольжение с высоты? Десять минут? Час? Солнце,
казалось, стояло на одной высоте, решив дождаться моего приземления и лишь
затем продолжить свой путь к горизонту. Поняв, что в следующую секунду я
коснусь земли, и вытянув ноги, чтобы не упасть, я обнаружил себя не в
лесу, не на поляне, а в месте, которое мне было совершенно не знакомо.
Площадка, покрытая упругим веществом, и множество плоских дисков вокруг -
от полуметра в диаметре до огромных десятиметровых махин. Вблизи диски
были похожи на древесные пни, отличаясь от них разве что цветом,
иссиня-черным, не ассоциировавшимся в сознании с зелеными насаждениями.
Солнце устремилось к горизонту с такой скоростью, будто желало наверстать
упущенное время. Темнота должна была упасть с минуты на минуту, и в
воздухе вовсе не носились идеи, ухватив которые я мог бы понять, где
оказался и что теперь нужно делать.
Я сделал несколько шагов в сторону ближайшего ко мне диска, дрожавшего в
нетерпении, будто резвый конь в ожидании всадника. Возникшее в мыслях
сравнение вовсе не показалось мне неуместным и породило другую ассоциацию,
точнее, воспоминание.
Когда мне было семь лет и родители были еще живы, отец повел меня в
зоопарк. Московский зоопарк - вообще странное место, где не всегда
понимаешь, кто на кого пришел смотреть: люди на зверей или звери на
посетителей. Многие животные здесь были либо генетическими конструктами,
либо дефектными клонами. Мы направились к вольерам с тиграми, подошли к
барьеру, и я в смятении отступил, потому что тигр (а может, это была
тигрица?) стоял, положив передние лапы на бетонную перекладину, и смотрел
мне в глаза абсолютно разумным взглядом. Не нужно было быть ни телепатом,
ни знатоком звериной психологии, чтобы понять, что хотел сказать этот
уссурийский красавец. Даже мне в мои семь лет и при отсутствии опыта
общения с хищниками было ясно: животное любило меня - не так, как любит
человека собака или кошка, а так, как меня могла любить только мама. Во
взгляде было столько чисто человеческой теплоты, участия, желания
приласкать и накормить сладкой кашей, что я невольно поднял ногу, чтобы
перепрыгнуть через протянутую низко над землей нить заградительного
кабеля, и если бы не железная хватка отца, вцепившегося изо всех сил в мою
курточку, в следующее мгновение случилось бы непоправимое. Мне не грозила
гибель в тигриной пасти, но электрический разряд поразил бы меня
наверняка...
Я остановился метрах в трех от диска, манившего меня так же, как манила к
себе тигрица. Я заставил себя остановиться. Я заставил себя перевести
взгляд в темневшее небо. Я заставил себя думать о тигрице из зоопарка, а
не о том, как я сейчас вскарабкаюсь на дрожащий в нетерпении диск, и
тогда...
Что - тогда?
- Я не сделаю того, что вы от меня хотите, - сказал я вслух.
К кому я обращался? К Минозису? К Фаю? Или к природе, чьи законы сейчас
проявляли себя?
Между облаками, безжизненно висевшими в зените, возник блестевший в
солнечных закатных лучах шар, пикировавший на меня так же, как совсем
недавно пикировала на нас с Виктором патрульная полицейская машина. Шар
излучал единственную концентрированную мысль: "Вперед! На корабль!"
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг