- Вы о женщине, что видели в снах? - тихо произнес Антарм, и в голосе его
я услышал участие. - Той, которую вы любите?
- Откуда... - я сглотнул. - Почему вы решили, что я ее люблю?
- Вы так думаете, - удивленно сказал Антарм.
- Тогда... Где мне искать ее?
- Не знаю. Я вижу ее отражение в ваших мыслях. Ее собственная мысль для
меня скрыта. А по отражению не уловить пути.
- Не уверен, что вы говорите правду, - вздохнул я. - У меня такое
впечатление, что вы просто вставляете мне палки в колеса.
- Вставляю куда?
- Вы не знаете, что такое колесо?
- Нет такого слова, - уверенно произнес Антарм.
- Вот как? А слово "телега"?
- И такого слова я не знаю.
- Откуда же его знаю я?
- Это вы меня спрашиваете? - возмутился Следователь. - Теперь вы
понимаете, что ваше присутствие в мире создает опасности, без которых мы
прекрасно обходились?
- Оттого, что я знаю слова, которых не знаете вы?
- Оттого, что эти слова - из вашей памяти! Вы создаете сущности,
соответствующие этим словам!
- Минозис уже говорил мне это, - пробормотал я, вспоминая. - Но ведь это
чушь! Я сказал "колесо". Я сказал "телега". Ну и что? Разве в результате
этого сотрясения воздуха в мире возникло хоть одно настоящее колесо?
- Что значит настоящее? А слово, произнесенное вами, разве не настоящее? А
мысль, этому слову соответствующая, - разве не настоящая? А память о том
мире, из которого вы якобы пришли, разве не настоящая?
- Вот! - воскликнул я, вообразив, что поймал Антарма на противоречии. - Вы
сказали, что моя память - настоящая! Почему же вы говорите, что я не мог
жить в мире, из которого явился в этот, умерев в том?
- Разумеется, память настоящая, - воскликнул Антарм. - Если она
существует, то как она может быть иной? Но ваша проблема, Ариман, состоит
в том, что все, вспоминаемое вами, лишь в этот момент и создается в
реальности, нарушая законы природы. Ученый говорил вам это! Я уверен, что
Ормузд говорил тоже.
- Так, - сказал я. - Что-то, значит, все-таки возникает, когда я произношу
слово "колесо"?
- Когда думаете о сущности этого слова, - поправил следователь. - Идея
слова равнозначна сути, а суть - энергии, а энергия перетекает на низшие
уровни, это вы должны знать. Идея и суть - уровни самые высокие, с них
можно только спускаться в материальное... Впрочем, я вряд ли смогу
обсудить с вами эту проблему достаточно профессионально. Ученый сделал бы
это лучше, но он уже принял решение... Ариман, может, вы все-таки
перестанете меня душить?
- Я вас отпущу, и вы тут же исчезнете - в этой-то темноте!
- Исчезну? - удивился Антарм. - Куда и зачем? Я выполняю свой
профессиональный долг.
- А я - свой, - тихо произнес я. - И боюсь, что выполняю его из рук вон
плохо.
Я сжал ладони, мне показалось, что шейные позвонки Антарма хрустнули, тело
его обмякло, но я даже не успел испугаться, что убил еще одного человека:
что-то подбросило меня и перевернуло вниз головой, и швырнуло, и ударило
обо что-то твердое, и самое странное - мне казалось, что сделал это я сам
вопреки не только логике, но и простым физическим законам; как, черт
побери, я мог сам поднять себя в воздух, и сам швырнуть себя оземь, и при
этом повредиться не столько физически, сколько в рассудке?
- Не очень больно? - услышал я беспокойный голос.
- Нет, - отрезал я, поднимаясь. На самом деле все тело казалось помятым,
болела каждая мышца, руку я, по-моему, вывернул в локте, а ноги сгибались
вовсе не там, где, по моим предположениям, находились колени.
Дикое это ощущение продолжалось несколько секунд, потом боль стекла в
землю подобно электрическому заряду, и я понял, что ничего не сломал и
даже не вывихнул. Мышечная боль осталась, но от радости, что кости целы, я
не обращал на нее внимания.
- Я же говорил вам... - сказал Антарм.
- Где вы?
- Вы меня не видите? - удивился следователь.
- Нет! - закричал я. - Не вижу! И не понимаю! Если вы Следователь, то
выполняйте свой долг! Арестуйте меня, ведите к Минозису! К прокурору! В
суд! У меня есть права! Я требую адвоката! Почему вы все время морочите
мне голову?
- Не говорите слов, сути которых нет в мире, - сурово произнес Антарм.
- Откуда мне знать, какие сути в этом проклятом мире есть, а каких нет?
Это не мой мир! Я не хотел сюда приходить! Мне было хорошо в моем!
- Стоп! - крикнул Следователь. - Не производите сущностей сверх
необходимого.
- Что вы сказали? - поразился я.
- Не производите лишних сущностей!
- То же самое говорил в моем мире один монах, живший полтысячелетия
назад... Его звали Оккам.
- Никогда не слышал о таком Ученом.
- Естественно. О моем мире вы не слышали настолько, что уверены в том, что
его нет и не было.
- Его нет и не было, - повторил Антарм и добавил:
- Вы слишком возбуждены, Ариман, не нужно было вам делать этого со мной.
Сами видите...
- Вы, - сказал я, проталкивая сквозь глотку каждое слово. - Должны.
Сказать. Мне. Что. Я. Должен. Сделать. Чтобы. Найти. Ту. Женщину. Которую.
Я. Люблю. Больше. Жизни.
Слово было сказано.
- Повторить? - спросил я.
- Зачем же? - сказал Антарм и взял меня за локоть. Я провел захват, но
руки схватили пустоту. Тем не менее мой локоть ощущал цепкую ладонь
Следователя, и я предпочел не делать лишних движений. Не умножать, черт
его дери, сущностей сверх необходимого.
- Так-то лучше, - произнес Антарм. - Сейчас вы действительно можете...
Раньше - нет, вы еще не накопили энергию... Если бы я знал, что это вам
так необходимо, я бы, пожалуй, предоставил свою шею в ваше распоряжение
гораздо раньше.
- Тогда во мне не было нужной злости, - отшутился я, но Следователь
воспринял мои слова серьезно.
- Это верно, - согласился он и продолжил: - У вас огромное рассеяние
энергии. Вы излучаете во все стороны, отражения нет, все преломляется в
вашем сознании. Вы что, не можете его выключить?
- Не могу, - буркнул я. - Сознание - не лампочка.
- Не... что?
- Какая разница? - сказал я и предложил неожиданно для самого себя:
- Если вам мешает мое сознание, лишите меня его, вот и все.
- Было бы неплохо. К сожалению, это невозможно.
- Да ну? - ехидно сказал я. - И это говорит профессионал! Врежьте мне
между глаз. При достаточной силе удара я проваляюсь несколько минут.
- Глупо, - сухо сказал Антарм. - Если я сделаю то, что вы предлагаете,
энергия рассеется настолько, что вы и сами потом ее не сможете
сконцентрировать... Нет, способ только один.
- Какой?
- Эта женщина... Вы видите ее только в снах, верно? Попробуйте уснуть.
Конечно, тогда я буду видеть сигнал, отраженный дважды - не только вашим
сознанием, но и подсознательными блоками. Но все же это статическое
отражение, и мне будет проще... Конечно, вероятность все равно мала, но
это шанс.
- Уснуть и видеть сны... - пробормотал я. - Какие сны в том смертном сне
приснятся...
- Что? - сказал Антарм.
- Вы не знакомы с Шекспиром?
- Нет, кто это? Ученый? Учитель?
- Писатель. И не ваш, можете не вспоминать. А спать мне совсем не хочется.
К сожалению. Удивительно, что мне и есть давно не хочется тоже. И пить.
- Не думайте о глупостях, - сказал Антарм. - Зачем вам пища при таком
активном мысленном движении? Засните! Что значит - не можете?
- Не спится! - со злостью сказал я.
- Хорошо, - протянул Антарм, - давайте я помогу вам.
Он потянул меня за локоть, я опустился на холодную и влажную землю, и мне
показалось, что я сросся с ней, стал ее частью. Земля проникла в меня, и я
в ужасе начал вырываться из ее объятий, но погружался все глубже, а потом
сознание начало рассеиваться, растворяться в камне и песке, я расслабился,
вспомнив золотое правило, придуманное, впрочем, для другого случая: если
вы не можете избавиться от насильника, то получите хотя бы удовольствие.
Я ждал удовольствия, и я его получил.
Глава восьмая
Погрузившись в землю, расплывшись в ней не только веществом своего тела,
но собственной сутью, перешедшей в суть планеты, я ощутил себя частью
мироздания. Планета - я? - изменила орбиту и направилась к звездам. К
каким звездам? Да ко всем сразу. Так я чувствовал, поскольку понятие о
направлении движения перестало существовать.
Планета неслась не в черноте пространства, как я привык видеть с детства в
репортажах с многочисленных космических станций, но в волнах света, будто
мячик, брошенный в светлую быструю реку строптивой девочкой Таней из
древней, как век, детской считалочки. Планета разрезала свет, он смыкался
позади меня, и я понимал, что свет - это не только электромагнитные
колебания, хотя и они тоже. Свет оказался куда более широким (а может,
глубоким?) понятием. Свет - это способность видеть мир. Но свет - это еще
возможность понимать. А возможность понять - это мысль, идея. Именно
мыслью и был свет, баюкавший меня.
Была мысль: на Энтубаре вулкан Герего залил лавой полконтинента, и атиндам
пришлось направить все силы на обуздание стихии, а сил у них не так уж
много, поскольку это первопроходцы, и духовную суть Энтубара, как
планеты-личности, они еще познать не успели.
И еще: Ученый Дарис с Оберона (спутника Нептуна? Или это случайное
совпадение названий?) сумел доказать теорему Лурии о вторичном слиянии, и
это - самое большое достижение прошедшей недели. Но я не знал ни Лурии, ни
Дариса, и где находится Оберон я не знал тоже (даже если это действительно
был спутник Нептуна, как мне помнилось из школьного курса астрономии).
Никакая мысль не может стать элементом сознания, если к ее восприятию нет
подготовки, а я не был готов, и мысль, выраженная светом, разбивалась о
меня, протекала сквозь пальцы и рассеивалась как рассыпается песок.
Что мне было с того, что на меня накатила мысль о необходимости вторых
ролей в большом спектакле "Мона" - создании коллективного разума трех
миллиардов жителей Соти? Я пробился сквозь эту мысль, как сквозь волну
прибоя, упустил момент подлинного восприятия и лишь потом задумался. В
этом мире есть театр? И что значит - коллективный разум трех миллиардов?
Да именно то и означает, - подумал я. Не всегда нужно искать глубину там,
где мелко и смысл ясен уже из самого звучания слова. Пьеса создается -
если речь идет о пьесе в привычном понимании - всеми жителями Соти (если
Соти - планета в том же моем привычном понимании). И вероятно, все жители
Соти наблюдают за ходом спектакля - или являются его участниками, выбрав
роли в написанной ими же эпопее. Конечно, это было трудно представить -
три миллиарда человек, играющие, кроме своих реальных жизней, еще и
другие, ими же созданные...
Додумать мысль я не успел - разбилась новая волна, налетевшая на меня
наискосок. Нет! - это был первый удар чьей-то идеи. - Нет! Не хочу!
Кто не хотел? Может, это было отражение моей собственной мысли, моего
личного желания? Впрочем, себя я узнал бы. На меня рухнула из света чужая
боль, и я впервые ощутил, что в этом, как мне до сих пор казалось,
благополучном мире, есть такое страдание, какого лично я выдержать бы не
смог.
Нет! Не хочу! И с меня содрало кожу - волна была не просто ледяной, это
был холод гораздо ниже абсолютного нуля, и пусть мне не говорят, что
такого не бывает в природе. В природе бывает все, и особенно - если это
дается нам в ощущениях.
Не хочу!
Но и я не хотел жить в чужом страдании. С меня достаточно собственного.
Чужое страдание прилипчиво, и я ощутил это на себе, потому что вопль этот
- "Не хочу!" - мне пришлось отдирать от собственной кожи. Ужасное чувство,
будто за тебя цепляются детские ручонки, и ты бьешь их наотмашь, а они
цепляются опять, и нет этому конца...
Я все-таки выплыл, закачался на спокойной волне и неожиданно понял, что
стал собой. Свет, окружавший меня, померк, я был там, где боялся оказаться
с самого начала - в пустоте, черноте, невидимости, гулкости, глубине и
бесконечной отрешенности пространства. Лишь одна звезда светилась в нем, и
один луч тянулся ко мне от этой звезды.
- Поздравляю, - сказал голос Антарма. Следователь говорил так, будто
находился рядом со мной, но я его не видел, а вытянув руки, не ощутил
ничего - даже пустоты, если только такое возможно.
- Поздравляю, - повторил Антарм. - Вы неплохо справились с ускорением,
Ариман. Теперь держите направление.
- Мое имя Аркадий, - сказал я. - Я действительно в космосе? Почему я не
вижу себя? Почему не вижу вас? Почему только одна звезда? Один луч?
- Если вы сумели выйти на направление, - несколько раздраженно произнес
следователь, - то знаете ответы на все заданные вами вопросы. Зачем вы
спрашиваете? Вы же отдаляетесь от цели!
- Почему... - начал я и прикусил язык. Антарм был прав - задавая вопросы,
я действительно отдалялся от своей цели, теперь я видел это - звезда, к
которой я, должно быть, мчался со скоростью, неощутимой, как всякая
скорость равномерного движения, стала слабеть, будто огонек маяка,
теряющий яркость по мере того, как буря относит корабль все дальше в море.
Я запаниковал. Я заставил свои мысли (и вопросы, которые в них таились)
свернуться в шарик, а шарик затолкал куда-то в пустое место под черепом,
где-то на затылке - так мне, во всяком случае, казалось. Тонкая нить
натянулась, звезда стала ярче, расстояния проявились в сознании и
показались мне не такими уж большими, хотя я не мог бы ни назвать, ни
представить ни единого числа.
Луч, по которому я скользил, свернулся жестким канатом, опутал мне ноги,
затянулся петлей, лишив меня возможности двигаться и - вот странное
ощущение! - даже думать. Мысли съежились до примитивных желаний и
инстинктов, не поддававшихся сознательному управлению. Послышался
испуганный возглас - не Антарма, чей-то другой, я мог бы узнать его, если
бы хоть что-то соображал в тот момент.
В следующее мгновение - а может, сто лет спустя? - я обнаружил, что
нахожусь в двух местах и веду как бы две жизни, прекрасно осознавая обе,
хотя ни одной не способен управлять, поскольку воля моя оставалась
связанной пленившим меня лучом, который, ясное дело, не имел к свету, как
электромагнитной волне, ни малейшего отношения.
Одну жизнь вело мое физическое тело - оно стояло на вершине знакомого мне
холма и с восторгом смотрело на женщину, медленно поднимавшуюся по склону.
Другую жизнь вело мое сознание, оказавшееся в прозрачной клетке -
нематериальной, конечно, это была идея клетки, созданная Ученым.
Ученый стоял передо мной, опершись на идею стола. Стол стоял в комнате,
очертания которой колебались и дымкой поднимались к высокому потолку.
Ученому не нужно было конкретизировать это представление, и оно оставалось
как бы непродуманным и почти лишним, даже мешавшим нашему разговору.
Несколько минут спустя это понял и сам Ученый, потому что идея комнаты в
какой-то момент попросту исчезла, и я даже не сразу это обнаружил.
Впрочем, это было уже потом, а сначала я поразился, узнав возникшего
передо мной человека.
У Ученого были черты лица Генриха Натановича Подольского.
- Вот мы и встретились, Ариман, - сухо сказал Подольский.
- Здравствуйте, Генрих Натанович, - усмехнулся я. - Я был уверен, что мы
встретимся.
- Мое имя Фай, - произнес Подольский. - Я Ученый Большого круга, и в мои
обязанности входит, например, проблема безопасности.
- А я сыщик, - сказал я. - И в мои обязанности входит расследование вашего
убийства в том мире, откуда мы с вами пришли в этот.
- Убийства? - помедлив, переспросил Подольский. Он не понял этого слова
или искусно изобразил непонимание.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг