убийствам. Философы вгоняли Ричарда в тоску, поскольку и они, воспевая
возможности духа и даже объявляя примат духа над косной материей, все же
не отрицали необходимости и естественности "бренной оболочки".
Возможно, если бы именно в те, переломные для мировоззрения Ричарда
дни на пути ему встретилась женщина, способная понять, он стал бы другим
человеком. Джоанна появилась в его жизни значительно позднее, когда он
избавился уже от мучительных комплексов юности, стал зрелым, убеждения его
устоялись, и теперь даже самая красивая из женщин не смогла бы поколебать
его уверенности в том, что "кусок мяса" мешает существовать Разуму, лишая
его главного - свободы.
К тому же, он точно знал, что Джоанна никогда его не любила - ни тело
его, ни, тем более, душу, которой и не знала. Это был брак по расчету,
брак, до некоторой степени семейный, поскольку Джоанна происходила из
одной из ветвей рода Паттерсонов, и дальней прабабкой ее была все та же
Рахель, родившая в свое время десять детей, из которых, как ни странно,
умер всего лишь один, да и тот - по нелепой случайности, угодив в
пятилетнем возрасте под колеса кареты собственного дяди.
Этим обстоятельством, кстати, и объяснялось (если кому-то пришло бы в
голову объяснять столь несущественную для историков деталь), почему Ричард
с Джоанной, одновременно прочитав кодирующий текст на экране телевизора,
одновременно и вышли в Мир, оказавшись в лесу Саграбала.
Новый мир не поразил Ричарда. Новый мир был продолжением старого.
Ричарда не поражали его новые возможности - они были продолжением старых,
они были материальны и потому неинтересны.
Он искал момента. Он ждал полного уединения. Он хотел попробовать.
Теперь момент настал.
Ричард был один - на миллионы парсеков и лет пространства- времени.
Он осмотрел планету; Ираал матово отражал свет своей звезды и был не
интересен - материальная вешка, не более. Предстоявшие битвы с
зарождавшимся разумом не занимали Ричарда, в масляных черных болотцах,
проникших на Саграбал, можно было утонуть, Джоанна могла погибнуть, как и
все остальные, но неужели они не понимают, что это не имеет решительно
никакого значения? Погибнуть может тело, и это замечательно, если разум
остается жить и становится самодостаточным в бесконечномерном мире, где
материальные измерения жестко переплетены с нематериальными сфирот и не
существуют без них.
Ричард оттолкнул от себя планету - или, если быть точным, сам
оттолкнулся от нее, - и приблизился к звезде. Жар протуберанцев опалил
его, и Ричард инстинктивно отпрянул.
- Помочь? - услышал он чей-то голос. Голос человека Кода. Он увидел
образ: голубоглазый мальчик лет шести. Сын Дины - Хаим.
- Нет! - подумал Ричард. - Оставь меня. Я сам.
Он погрузил свое тело в плазму, которая оказалась слишком разрежена,
чтобы доставить какие-либо неприятности, кроме странного зуда в ногах -
или в той части материального тела, которая была бы ногами, если бы он
сейчас стоял на поверхности планеты. Хаим, - подумал Ричард, - я просил не
помогать мне, эта боль - моя, оставь нас наедине друг с другом.
Тело Ричарда погрузилось в хромосферу, и жар стал невыносим для его,
уже почти расставшегося со всем материальным, сознания, Ричард, наконец,
сделал то, к чему стремился всю жизнь.
Он оставил свое тело, и оно, нырнув в пучину, у которой не было дна,
распалось на атомы. Порвались все связи, и уже секунду спустя восстановить
их стало невозможно.
Дух Ричарда обрел свободу.
Только теперь Ричард понял, насколько сдерживала материальная
оболочка его истинную сущность в бесконечном мире.
Он понял, что растянут по миллиардам измерений, будто скользил
одновременно по миллиардам нитей.
Он перелился в измерение наслаждений и испытал все страсти, возможные
по сути своей.
Он подумал, что слишком торопится, и вернулся в систему Ираала, но не
занимал теперь никакого материального объема и наблюдал планету такой,
какой она выглядела в измерениях долга, иллюзий и еще какой-то неназванной
линии, вызвавшей неожиданно у Ричарда ощущение мрака, которого не могло
быть на самом деле.
Разум, зарождавшийся на Ираале, не имел выхода в нематериальные
сфирот, он был невидим для Ричарда, он как бы не существовал и,
следовательно, уничтожение его никак не могло повлиять на истинную
структуру Вселенной.
Уничтожить этот разум не составляло усилий. Ричард и не совершал
никаких усилий - в материальной Вселенной, которую он покинул.
Он всего лишь сдул несколько пылинок гнева, налипших на линию судьбы,
и звезда, освещавшая Ираал, перестала быть. Для внешнего наблюдателя, если
бы таковой существовал в обычном четырехмерии, звезда просто остыла - не
прошло и тысячи лет. Энергия перелилась в недра квазара, располагавшегося
на расстоянии двухсот миллионов парсек. По сути, даже в материальной
Вселенной не изменилось ничего - но цивилизация на остывшей до ледяного
мрака планете так и не появилась.
* * *
- Ричард сделал это, - подумал Йосеф.
- Он оказался решительнее нас всех, - насмешливо сказал Муса.
- Он спас людей на Саграбале, - это была мысль Джоанны, воспарившая в
высокие сфирот.
Черная болотная жижа исчезла - да и была ли?
Только память и осталась.
Память о спасении? Память о решении? Или - о поступке?
* * *
И.Д.К. вернулся в базовый лагерь, опустившись на площади перед
большим строением, напоминавшим внешними очертаниями знаменитый Миланский
собор, но по сути представлявшим собой многомерную структуру, где с
комфортом, привычным для каждого, могли устроить себе жилье не меньше
миллиона человек.
И.Д.К. подошел к резным воротам храма, где стояла группа людей,
воскресших, по-видимому, совсем недавно и еще не вполне понявших, в каком
мире они оказались. Что-то знакомое почудилось И.Д.К. в выражениях лиц, и
он подошел к паре, стоявшей в центральном проходе. Он знал этих людей,
когда-то они были очень близки, но И.Д.К. не сразу вспомнил имена: это
были сановник Имхотеп и его жена Ика, избиваемая мужем, но любившая его
беззаветно и вечно.
Будучи планетой, И.Д.К. лишь понимал этих людей, сейчас он ощущал их
мысли и мог говорить с ними.
- Вы уже выбрали, где будете жить? - спросил И.Д.К.
Ответ был безмолвным, потому что в древнеегипетском, каким владел
бывший сановнник, не существовало нужных слов, а язык Кода еще не стал
языком его подсознания. Имхотеп предпочитал жить в дельте Нила, вести
хозяйство на своей крокодильей ферме и думать о полях Иалу, на которых он
временно существовал по воле самого Озириса.
И.Д.К. выполнил желание старого знакомца, и лишь сделав это, понял,
что владеет теперь еще одной способностью. Он подумал еще, что Имхотеп
выглядит не таким уж старым и немощным, во всяком случае, не таким, каким
представлял его И.Д.К., будучи планетой-памятью. Ясно, что воскресший не
мог явиться в мир точно в том же состоянии, в каком пребывал в момент
смерти - иначе он немедленно умер бы опять. Но каким он являлся в мир? И
куда ушел сейчас? В дельту Нила - это ясно, он сам отправил Имхотепа с
женой в выбранную ими точку пространства-времени. Но где находится дельта
Нила - ведь не на Земле же периода фараона Эхнатона! Может быть, на ее
аналоге в каком-то ином наборе физических измерений? Может быть, эти
измерения и вовсе нематериальны, и новая жизнь Имхотепа не будет
существенно отличаться от его же смерти?
Размышляя, И.Д.К. продолжал идти вдоль стен, пристально вглядываясь в
лица - люди стояли, сидели, лежали, бродили вокруг, это были люди из
разных эпох и стран. Молоденькая китаянка оживленно болтала о чем-то с
сурового вида стариком в епископской мантии. И.Д.К. пригляделся, и мантия,
конечно, исчезла, поскольку, как он и думал, была всего лишь мысленной
защитой старца от посторонних взглядов. Девушка была обнажена, ее не
смущало, что взгляд священника скользит вдоль ее тела, огибая линию бедер,
и в человеке, с которым она разговаривала, ее интересовал вовсе не сан, не
возраст, не страна, где он жил - ее привлекло нечто, даже для самого
епископа скрытое в глубине души, то, чего он сам в себе не разглядел при
жизни. Сейчас он был раскрыт, и все были здесь раскрыты.
Недалеко от себя И.Д.К. увидел Дину - она, как и он, бродила, будто
бесцельно, от одной группы людей к другой, слушала, смотрела, искала,
находила, вмешивалась.
- Илюша! - воскликнула Дина. - Как все сложно! Я так погрузилась, что
даже тебя перестала слышать.
- Иди сюда, Диночка, - прошептал И.Д.К., - родная моя, мы уже целую
вечность не были вдвоем, только мы - и небо, и земля, и трава...
* * *
- Папа, - сказал Хаим, - ты не умеешь играть в эти игры.
- Конечно, - сразу согласился Мессия, - таких в моем детстве не было,
сам понимаешь.
- Тогда слушай меня. Или Андрея. Только по очереди, потому что мы
играем друг против друга.
Мальчики стояли на вершине высокой горы, накрытой черным небом с
редкими пятнышками галактик. Хаим обнаружил почти невидимую (ни одной
звезды поблизости!) планету случайно, когда, играя в самим же придуманную
игру, перескакивал из одного измерения в другое, будто через поля
шахматной доски. Передвигаться в нематериальных сфирот оказалось легче, и,
конечно, быстрее, чем в измерениях, подобных пространству или времени.
Хаим играл сначала сам с собой, а потом с Андреем, который и для себя
нашел подобный же способ времяпрепровождения, оставшись однажды на
Саграбале без присмотра матери и заглянув в запретные для него (уж Людмила
была мастерицей по части запретов для собственного сына!) измерения.
Оба мальчика не задавали себе вопросов, на которые интуитивно знали
ответы. Например: как могли они играть друг с другом, если четырехмерное
тело Андрея продолжало оставаться на Саграбале, и мать даже не
догадывалась об отсутствии сына. Законы многомерной Вселенной интересовали
взрослых, а дети этими законами пользовались.
- Мы играем в историю, - заявил Андрей. - Здесь планета Хаима, мы ее
специально выбрали, чтобы ничто не мешало. И нам нужна еще одна такая же,
чтобы у меня не было форы вначале.
- Да, - подтвердил Хаим. - Папа, нам нужна еще одна такая же планета.
- В Иерусалиме, - сказал Мессия, - ты играл в гули и в
"черное-белое". Ты хоть знаешь, что такое история, чтобы играть в нее?
- Папа, - терпеливо сказал Хаим, - найди нам планету для игры, а
остальное поймешь сам.
- Я знаю такую планету, - сказал Мессия, - совершенно такую же... Но
в первой координате времени придется передвинуться назад на семьсот
миллионов лет. Планета давно погибла.
- Отлично, - обрадовался Хаим. - Покажи. Мы сыграем - кто сумеет
спасти планету, и будем мешать друг другу, правила будут такие, что...
Если бы Мессия мог покачать головой, он бы сделал это.
* * *
Говоря о последовательности, в какой совершалось познание законов
многомерной Вселенной людьми Кода, имя Хаима Кремера нужно поставить на
первое место, поскольку именно он первым научился перемещать в
нематериальных сфирот большие материальные массы.
Игра, в которую играли мальчики, напоминала шахматы, где участвовали
всего две фигуры - планеты, а клетками доски были белые пятна галактик,
расположенные в разных временах и пространствах. Именно от этой игры пошла
популярная ныне "соломка", правила которой известны каждому.
Я подвожу читателя к очень важному для истории цивилизации моменту и
настаиваю на том, что именно с той первой "соломки" началась
заключительная фаза Исхода. Все предшествовавшие события влияли на Исход
лишь косвенным образом.
* * *
- Мы одни, - повторил И.Д.К., и они, действительно, были одни.
- Мы одни, - повторила Дина, подтверждая очевидное.
- Я люблю тебя, - сказал И.Д.К., и эхо повторило эти слова, отразив
их от небесной тверди с желтыми нашлепками звезд, от плоской Земли,
упиравшейся жестким неотшлифованным краем в гранитный купол неба, и от
воздуха, заполнившего пространство между небом и землей будто гондолу
дирижабля, поднявшего в одиночество своих пассажиров.
- Ты это чудесно придумал, - сказала Дина, оглядываясь вокруг.
Оранжевый диск солнца висел над головой и не слепил глаза. Чуть
поодаль покачивалась, будто ладья на волне, ущербная луна, И.Д.К.
остановил ее движение недоуменным пожатием плеч, и месяц застыл, стало
слышно, как стекают песчинки с крутых склонов лунных кратеров. Небесная
голубизна, яркая в зените, смешанная с солнечной короной, становилась
густой синью на пути к близкому горизонту, и звезды над самыми холмами
сияли особенно ярко, обрисовывая только те созвездия, которые нравились
И.Д.К. с детства - Ориона, Кассиопею, Лебедя, расположившихся в
парадоксальном соседстве друг с другом.
- Купол этот, - сказал И.Д.К. с гордостью, - не пропускает мыслей, ты
чувствуешь, как они отражаются и возвращаются к нам?
- Конечно, - подумала Дина. - Я люблю тебя... Слышишь? Эхо.
- Господи, - сказал И.Д.К., - какая ты красивая, Дина...
Он еще не вполне владел искусством видеть человека во всех его
измерениях сразу, сознание стремилось представить Дину такой, какой она
была в иерусалимской квартире в тот момент, когда выковыривала занозу из
его ладони. Он и себя воссоздал таким, каким, как ему казалось, был в тот
вечер, - он знал, что Дина все равно видит его иным, у нее сложились свои
представления, и образ его она лепила по-своему.
Миг продолжался вечность, а все остальные измерения Вселенной
замкнулись на себя, и взрыв, который был неизбежен, произошел именно
тогда, когда И.Д.К. казалось, что ничего уже больше произойти не может,
потому что было - все.
Они еще долго лежали рядом, расслабившись. Время текло по спирали, и
они вернулись к его исходу, и пережили еще один взрыв, и вернулись в мир;
и лишь после этого, поняв, что очередной виток им вряд ли удастся
пережить, сохранив рассудок, И.Д.К. распрямил время, и солнце покатилось к
закату, а небо почернело, и из трещины в каменном своде подул
пронзительный ветер.
- Пора? - спросила Дина.
- Пора, - подтвердил И.Д.К.
Он не стал уничтожать этот мир, здесь им было хорошо. Он взял Дину за
руку, провел мимо яблонь к стене, утыканной нашлепками звезд, нашел
маленькую зеленую дверь и отворил ее.
Измерения расправились, и на И.Д.К. обрушилось знание о том, что
произошло за время их отсутствия.
Беспокойство его перешло в состояние, близкое к паническому, когда
И.Д.К. не сумел ни в одном из доступных ему измерений обнаружить следы
сына своего Андрея и сына Дины - Хаима.
- Люда, - позвал он, - где Андрей?
И лишь тогда Людмила обратила внимание на то, что мальчишка, ходивший
за ней по пятам последние несколько часов, лишь по видимости был ее сыном
- не более, чем свернутая и спрятанная под одеяло подушка имитирует
спящего на постели человека.
- Илья, - позвала Дина, обращаясь к Мессии, - где Хаим?
Мессия, который следил за игрой мальчиков с самого начала, не сумел
быстро найти простое решение перехода нематериальной мысли в сугубо
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг