OCR -=anonimous=-
Татьяна Александрова.
Кузька в новом доме.
Кузька-1.
ПОД ВЕНИКОМ КТО-ТО БЫЛ
Девочка взяла веник да так и села на пол - до того испугалась. Под
веником кто-то был! Небольшой, лохматый, в крас-ной рубахе, блестит
глазами и молчит.
Девочка тоже молчит и думает: "Может, это ёжик? А почему он одет и
обут, как мальчик? Может, ёжик игрушечный? Завели его ключом и ушли. Но
ведь заводные игрушки не умеют кашлять и так громко чихать".
- Будьте здоровы! - вежливо сказала девочка.
- Ага, - басом ответили из-под веника. - Ладно. А-апчхи!
Девочка так испугалась, что все мысли сразу выскочили у неё из головы,
ни одной не осталось.
Звали девочку Наташей. Только что вместе с папой и мамой они переехали
на новую квартиру. Взрослые укатили на грузовике за оставшимися вещами, а
Наташа занялась уборкой. Веник отыскался не сразу. Он был за шкафами,
стульями, чемоданами, в самом дальнем углу самой дальней комнаты.
И вот сидит Наташа на полу, В комнате тихо-тихо. Только веник шуршит,
когда под ним возятся, кашляют и чихают.
- Знаешь что? - вдруг сказали из-под веника - Я тебя боюсь.
- И я вас, - шёпотом ответила Наташа - Я боюсь гораздо больше. Знаешь
что? Ты отойди куда-нибудь подальше, а я пока убегу и спрячусь.
Наташа давно бы сама убежала и спряталась, да у неё от страха руки и
ноги перестали шевелиться - Знаешь что? - немного погодя спросили из-под
веника. - А может, ты меня не тронешь?
- Нет, - сказала Наташа.
- Не поколотишь? Не жваркнешь?
- А что такое "жваркнешь"? - спросила девочка, - Ну, наподдашь,
отлупишь, отдубасишь, выдерешь - всё равно больно, - сообщили из-под
веника.
Наташа сказала, что никогда не... Ну в общем, никогда не стукнет и не
поколотит.
- И за уши не оттаскаешь? А то я не люблю, когда меня за уши дёргают
или за волосы.
Девочка объяснила, что тоже этого не любит и что волосы и уши растут
совсем не для того, чтобы за них дёргать.
- Так-то оно так... - помолчав, вздохнуло лохматое существо. - Да
видно, не все про это знают... - И спросило: - Дряпать тоже не будешь?
- А что такое "дряпать"?
Незнакомец засмеялся, запрыгал, веник заходил ходуном. Наташа кое-как
разобрала сквозь шуршание и смех, что "дряпать" и "царапать" - примерно
одно и то же, и твердо пообещала не царапаться, ведь она - человек, а не
кошка. Прутья у веника раздвинулись, на девочку посмотрели блестящие
чёрные глаза, и она услышала:
- Может, и свориться не будешь? Что такое "свориться", Наташа опять не
знала.
Вот уж лохматик обрадовался, заплясал, запрыгал, руки-ноги болтались и
высовывались за веником во все стороны.
- Ах, беда-беда-огорчение! Что ни скажешь - не по разуму, что ни
молвишь - всё попусту, что ни спросишь - всё без толку!
Незнакомец вывалился из-за веника на пол, лаптями в воздухе машет:
- Охти мне, батюшки! Охти мне, матушки! Вот тетёха, недотёпа,
невразумиха непонятливая! И в кого такая уродилась? Ну, да ладно. А я-то
на что? Ум хорошо, а два лучше того!
Тут Наташа потихоньку стала смеяться. Уж очень потешный оказался
человечек. В красной рубахе с поясом, на ногах лапти, нос курносый, а рот
до ушей, особенно когда смеётся.
Лохматик заметил, что его разглядывают, убежал за веник и оттуда
объяснил:
- "Свориться" - значит ссориться, ругаться, позорить, дразниться - всё
едино обидно.
И Наташа поскорее сказала, что ни разу, никогда, нипочём его не обидит.
Услышав это, лохматик выглянул из-за веника и решительно произнёс:
- Знаешь что? Тогда я совсем тебя не боюсь. Я ведь храбрый!
БАНЬКА
- Ты кто? - спросила девочка.
- Кузька, - ответил незнакомец.
- Это тебя звать Кузька. А кто ты?
- Сказки знаешь? Так вот. Сперва добра молодца в баньке попарь,
накорми, напои, а потом и спрашивай.
- Нет у нас баньки, - огорчённо сказала девочка.
Кузька презрительно фыркнул, расстался наконец с веником и побежал,
держась на всякий случай подальше от девочки, добежал до ванной комнаты и
обернулся:
- Не хозяин, кто своего хозяйства не знает!
- Так ведь это ванна, а не банька, - уточнила Наташа.
- Что в лоб, что по лбу! - отозвался Кузька.
- Чего, чего? - не поняла девочка.
- Что об печь головой, что головою об печь - всё равно, всё едино! -
крикнул Кузька и скрылся за дверью ванной комнаты.
А чуть погодя оттуда послышался обиженный вопль:
- Ну, что же ты меня не паришь?
Девочка вошла в ванную. Кузька прыгал под раковиной умывальника.
В ванну он лезть не захотел, сказал, что слишком велика, водяному
впору. Наташа купала его прямо в раковине под краном с горячей водой.
Такой горячей, что руки едва терпели, а Кузька знай себе покрикивал:
- А ну, горячей, хозяюшка! Наддай парку! Попарим молодые косточки!
Раздеваться он не стал.
- Или мне делать нечего? - рассуждал он, кувыркаясь и прыгая в раковине
так, что брызги летели к самому потолку. - Снимай кафтан, надевай кафтан,
а на нём пуговиц столько, и все застёгнуты. Снимай рубаху, надевай рубаху,
а на ней завязки, и все завязаны. Эдак всю жизнь раздевайся - одевайся,
расстёгивайся - застёгивайся. У меня поважнее дела есть. А так сразу и сам
отмоюсь, и одёжа отстирается.
Наташа уговорила Кузьку хоть лапти снять и вымыла их мылом
чисто-начисто.
Кузька, сидя в раковине, наблюдал, что из этого выйдет. Отмытые лапти
оказались очень красивыми - жёлтые, блестящие, совсем как новые.
Лохматик восхитился и сунул под кран голову.
- Пожалуйста, закрой глаза покрепче, - попросила Наташа. - А то мыло
тебя укусит.
- Пусть попробует! - проворчал Кузька и открыл глаза как можно шире.
Тут он заорал истошным голосом и напробовался мыла.
Наташа долго споласкивала его чистой водой, утешала и успокаивала.
Зато отмытые Кузькины волосы сверкали, как золото.
- Ну-ка, - сказала девочка, - полюбуйся на себя! - и протёрла зеркало
чад раковиной.
Кузька полюбовался, утешился, одёрнул мокрую рубаху, поиграл кистями на
мокром поясе, подбоченился и важно заявил:
- Ну что я за добрый молодец. Чудо! Загляденье, да и только! Настоящий
молодец!
- Кто же ты, молодец или молодец? - не поняла Наташа.
Мокрый Кузька очень серьёзно объяснил девочке, что он сразу и добрый
молодец и настоящий молодец.
- Значит, ты - добрый? - обрадовалась девочка.
- Очень добрый, - заявил Кузька. - Среди нас всякие бывают: и злые. и
жадные. А я - добрый, все говорят.
- Кто все? Кто говорит?
В ответ Кузька начал загибать пальцы:
- В баньке я паренный? Паренный. Поенный? Поенный. Воды досыта
нахлебался.
Кормленный? Нет. Так что ж ты меня спрашиваешь? Ты молодец, и я
молодец, возьмём по ковриге за конец!
- Что, что? - переспросила девочка.
- Опять не понимаешь, - вздохнул Кузька. - Ну, ясно, сытый голодного не
разумеет. Я, например, ужасно голодный. А ты?
Наташа без лишних разговоров завернула добра молодца в полотенце и
быстро понесла на кухню.
По дороге Кузька шепнул ей на ухо:
- Я таки наподдал ему как следует, этому мылу твоему. Как жваркну его,
как дряпну - больше не будет свориться.
ОЛЕЛЮШЕЧКИ
Наташа усадила мокрого Кузьку на батарею. Рядом лапти положила, пускай
тоже сохнут. Если у человека мокрая обувь, он простудится.
Кузька совсем перестал бояться. Сидит себе, придерживая каждый лапоть
за верёвочку, и поёт:
Истопили баньку, вымыли Ваваньку, Посадили в уголок, дали кашечки комок!
Наташа придвинула к батарее стул и сказала:
- Закрой глаза!
Кузька тут же зажмурился и не подумал подглядывать, пока не услышал:
- Пора! Открывай!
На стуле перед Кузькой стояла коробка с пирожными, большими,
прекрасными, с зелёными листиками, с белыми, жёлтыми, розовыми цветами из
сладкого крема. Мама купила их для новоселья, а Наташе разрешила съесть
одно или два, если уж она очень соскучится.
- Выбирай какое хочешь! - торжественно сказала девочка.
Кузька заглянул в коробку, наморщил нос и отвернулся:
- Это я не ем. Я - не козёл. Девочка растерялась. Она очень любила
пирожные При чём тут козёл?
- Ты только попробуй, - нерешительно предложила она.
- И не проси! - твердо отказался Кузька и опять отвернулся. Да как
отвернулся!
Наташа сразу поняла, что значит слово "отвращение". - Поросята пусть
пробуют, лошади, коровы. Цыплята поклюют, утята-гусята пощиплют. Ну, зайцы
пусть побалуются, леший пообкусывает. А мне... - Кузька похлопал себя по
животу, - мне эта пища не по сердцу, нет, не по сердцу!
- Ты только понюхай, как пахнут, - жалобно попросила Наташа.
- Чего-чего, а это они умеют, - согласился Кузька. - А на вкус трава
травой.
Видно, Кузька решил, что его угощают настоящими цветами: розами,
ромашками, колокольчиками.
Наташа засмеялась.
А надо сказать, что Кузька больше всего на свете не любил, когда над
ним смеются Если над кем-нибудь ещё, то пожалуйста. Можно иногда и самому
над собой посмеяться. Но чтоб другие смеялись над ним без спроса, этого
Кузька терпеть не мог, Он тут же схватил первое попавшееся пирожное и
отважно сунул его в рот. И сейчас же спросил;
- Фафа фефёф или фто фофофаеф? Девочка не поняла, но лохматик, мигом
расправившись с пирожным и запустив руку в коробку, повторил:
- Сама печёшь или кто помогает? - И давай пихать в рот одно пирожное за
другим.
Наташа задумалась, что она скажет маме, если Кузька нечаянно съест все
пирожные.
Но он съел примерно штук десять, не больше.
И, на прощание заглянув в коробку, вздохнул:
- Хватит. Хорошенького понемножку. Эдак нельзя: всё себе да себе. Надо
и о других подумать. - И начал считать пирожные: - Тут ещё осталось Сюра
угостить, Афоньку, Адоньку, Вуколочку. И Сосипатрику хватит, и Лутонюшке,
и бедненькому Кувыке. Я их тоже сначала обману: ешьте, мол, ешьте,
угощайтесь! Пусть тоже думают, что цветами потчую. И угостим, и насмешим,
то-то все будут рады-радёхоньки!
Нахохотавшись всласть, Кузька обернулся к Наташе и заявил, что
олелюшечек никак не хватит.
- Чего не хватит? - рассеянно спросила девочка. Она всё думала, что
сказать маме о пирожных, а ещё думала про Адоньку, Афоньку, Вуколочку.
- Олелюшечек, говорю, на всех не хватит. Не красна изба углами, а
красна пирогами. Эдаких вот, с цветами! - Кузька даже рассердился и, видя,
что девочка не понимает, о чём речь, ткнул пальцем в пирожные: - Вот они,
олелюшечки, эти самые пироги цветочные! Я ж говорю, невразумиха ты
непонятливая, а ещё смеёшься!
ЖЕРДЯЯ ЗВАТЬ НЕ НАДО
- Дом без хозяина - сирота, - поёрзав на батарее, сказал Кузька и начал
озираться, будто что-то потерял. - И хозяин без дома тоже сирота. Дома и
стены помогают.
Наташа оглядела стены.
Интересно, как это они будут помогать? Руки у них вырастут, что ли? Или
стены станут говорящими? Кто-нибудь начнёт мыть посуду, а стены скажут:
"Эй, ты! Марш отсюда! Сами вымоем!"
Или нет. Кто ж станет строить такие грубые стены? Это будут очень
милые, приветливые стеночки: "Будьте добры, займитесь какими-нибудь
другими, более интересными делами, а мы, с вашего позволения, перемоем всю
посуду. И пожалуйста, не беспокойтесь: ни одной чашечки, ни одной
тарелочки не разобьём".
Тут, конечно, стены раздвинутся, выйдут роботы, всё сделают - опять в
стены.
Кузька между тем очень внимательно оглядывал кухню и заодно объяснял,
для чего нужно праздновать новоселье:
- У вас, у людей, день рождения раз в году. А у дома он бывает раз в
жизни - его новосельем зовут. Где новоселье - там гости. Где гости - там
угощение. Мало угощения - гости подерутся. Пеки олелюшечки, да побольше,
чтобы на всех хватило!
- Афонька, Адонька, Вуколочка - это твои гости? - спросила девочка.
- Сюра забыла, - ответил Кузька. - А ещё жди Пармешу, Куковяку,
Лутонюшку. Так.
Ещё кого? Пафнутий придёт, Фармуфий, Сосипатр, Пудя, Ховря, Дидим,
Теря, Беря, Фортунат, Пигасий, Молчан, Нафаня. Авундий... Феодул с
Феодулаем прибудут, Пантя, Славуся, Веденей... Буяна и Себяку звать не
буду, разве что сами придут незваными гостями. А вот Поньку, так и быть,
кликну. И Бутеню, и бедненького Кувыку.
- Что это, всё твои товарищи?! - изумилась девочка. - Так много?
- А как же! - важно ответил Кузька. - Без товарищей один Жердяй живёт.
- Кто живет?
- Жердяй. Сухой, длинный, на крыше у трубы дымом греется. Завистник,
ненавистник и пакостник, лучше сюда его не звать - всех перессорит. Пусть
себе торчит на крыше, как сухая ветка.
Девочка скорей посмотрела в окно: не видно ли Жердяя. Не только Жердяя,
но и труб, и дыма на крышах не было, одни антенны поднимались вверх - Нет,
- продолжал Кузька. - Жердяя звать не буду. Вот деда Кукобу позову. Да не
соберётся он, дед Кукоба, скажет: "Дорога не близкая, за семь верст киселя
хлебать - лаптей не напасёшься". А может, и навестит, соскучился, поди.
Сверюк с Пахмурой не придут, зови не зови, эти веселья не любят. Лыгашку
глаза б мои не видели! И Скалдыра пусть не показывается. Зато Белебеня сей
же час прибежит.
Услышит от Сороки - и здравствуйте-пожалуйста, давно не видались!
- От Сороки? - удивилась Наташа. - Разве птицы знают про новоселье?
- Сорока знает, - твердо сказал Кузька. - Она везде поспевает. Да
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг