вытекало из возможности в каких-то пределах управлять формированием
внешности человека. Пределы эти до сих пор довольно ограничены: на
генетическом уровне удается задавать рост, тип сложения, некоторые лицевые
параметры, цвет волос. Генетика плюс биохимическое воздействие в первые
месяцы жизни. Были опасения, что создание стилей приведет к обеднению
человеческой красоты, хотя институт Ежи Полачека математически доказал,
что обеднение вызывается как раз-таки стихийным смешением стилей в некий
средний облик. Збарский и Делезаль дали программы первой серии стилей;
теоретически все обстояло прекрасно, но на практике дело не двигалось,
нужен был какой-то толчок. Тут и сработала популярность Роя. Пражская
фэшнстудия предложила стиль "пилот": рост чуть выше среднего, худощав
(ноль-девять нормы), активизированная нервная система (отсюда -
подвижность, быстрота реакции, холерический темперамент), половина главных
лицевых параметров по Рою Дэвису (две тысячи вариантов на основе теории
опознавания), глаза светлые (голубые, светлосерые, серые), волосы мягкие,
темно-коричневые (тридцать тонов на выбор)...
Рой надел очки и внимательно оглядел меня.
- Зеленый, - с удовлетворением констатировал он. - Чистый такой огуречный
цвет. Между прочим, тебе это идет. Зеленая физиономия, красные глаза,
ярко-желтые волосы. Скромно и элегантно... А теперь ты бирюзовый.
Впечатляющее зрелище: бирюзовый генеральный организатор в мерцающем желтом
ореоле... Бери на память. В трудные минуты будешь разглядывать себя в
зеркале.
Странно, конечно, что у меня полномочия генерального организатора. Я
планировал практику без особой уверенности: экспериментаторы по два-три
года ждут своей очереди, чтобы попасть на Корону. Но мне тотчас ответили
согласием и - это было совсем уже неожиданно - прислали на три месяца
права генерального организатора. Три месяца я могу распоряжаться на Короне
так, словно станция специально создана для моих экспериментов.
Встретились мы хорошо. Рой искренне рад встрече, я это чувствую. Но мы еще
не говорили о цели моего прилета. Мои полномочия ровным счетом ничего не
стоят, потому что я не могу приказывать Рою, это было бы просто смешно.
Глупое положение. Срок полномочий - три месяца, но именно эти три месяца
шеф-пилот Рой Дэвис замещает главного организатора базы Корона Д.
- Для полного счастья, - сказал Рой, - тебе не хватает только одного. Ты
должен посмотреть Юпитер.
Для полного счастья мне не хватало многого. Но я не стал возражать.
6
Лифт поднял нас на внешнюю террасу. Это был обычный бронированный коридор,
может быть, чуть более широкий, со сплошными, без иллюминаторов, стенами.
Пройдя метров сто по террасе, мы очутились у трапа, ведущего к
наблюдательной площадке - крохотной полусфере из прозрачного модекса. По
крутому и узкому трапу мы взобрались на площадку, и я впервые увидел
поверхность Юпитера.
Впечатление было такое, словно я заглянул в глубокий-глубокий колодец.
Внизу, на непомерной глубине, светилось желтое огненное дно. Ржавые
отблески огня отражались на нижней части стенок колодца, тянулись по
стенкам вверх и бессильно таяли в темноте. Временами свет быстро тускнел,
дно колодца сжималось, стремительно проваливаясь в бездну. Казалось,
сейчас наступит полный мрак, но вспыхивали багровые пятна, огненный круг
поднимался, увеличивался, накалялся до белизны, высвечивая багровые стены
колодца.
Конечно, вся поверхность была такой же светлой, как дно колодца, и даже
еще светлее, еще ярче. Плотная атмосфера поглощала и преломляла идущий
снизу свет, создавая иллюзию гигантского колодца.
Никаких деталей на поверхности я не видел, да и не мог увидеть. Внизу был
водород, океан жидкого водорода, спрессованный давлением в двести тысяч
атмосфер. И только по нервному ритму, подчиняясь которому пульсировал
свет, можно было представить, какие силы действуют там, в этом раскаленном
океане, где малейшие перепады температуры и давления вызывают мгновенные
перемещения огромных масс материи.
А сверху было такое же странное небо - опрокинутый вверх узкий колодец с
непроницаемо черными стенками и маленьким, очень далеким, голубым дном. На
дне небесного колодца вспыхивали и гасли бессчетные искры, там была нижняя
поверхность насыщенного молниями облачного бета-слоя.
Это небо я видел двенадцать лет назад, но тогда бета-облака находились
внизу, под нами. Станция плавала в короне Юпитера, и корабли лишь на
короткое время отваживались спускаться вниз, к бета-слою. Не было
ю-пилота, который не мечтал бы пробить бету, пройти семьсот километров
сквозь молнии, ливнепады и вихревые восходящие потоки. Мне эти облака
представлялись тогда взбесившейся машиной, ни на секунду не прекращавшей
своей бессмысленной лихорадочной работы: миллионами ниагар падала в них
вода, летела сотни километров, дробилась, превращаясь в пыль, в пар, и
снова рвалась вверх бешено крутящимися потоками, электризуя встречные
струи воды и вызывая искровые разряды, пронизывающие каждый кубический
сантиметр облаков... Четыре года назад Рой впервые прошел сквозь
бета-слой, потом это стало обыденным делом, и вот сейчас Корона Д спокойно
идет под бета-облаками. А бой с Юпитером продолжается. Внизу, на дне
колодца, лежит слой раскаленного жидкого водорода, десять тысяч
километров, под которыми тот же водород, только твердый, металлический.
Проще простого нырнуть в этот океан, но вот вынырнуть из его глубин
удается далеко не всегда...
- Смогут твои ребята здесь поработать? - неожиданно спросил Рой.
Он, конечно, догадывался, зачем я прилетел на станцию. Не было смысла
играть в прятки.
- Смогут, - ответил я, хотя особой уверенности у меня не было. -
Потренируются и смогут.
- Светлая мысль, - усмехнулся Рой. - Вот только тренажеров у нас нет. Тут
ни один тренажер не выдерживает.
- Надо летать, это и будет тренировкой.
Глупая получалась карусель, я это понимал: чтобы начать летать, нужно
тренироваться, а чтобы тренироваться, нужно начать летать...
- У Юны, - сказал я, - второй класс по анализу полей. В Диске и в
свободном пространстве. У остальных ребят третий.
Довод сомнительный, но другого у меня не было.
- Так то в Диске и в СП, - возразил Рой. - Когда я начинал, у меня тоже
был второй класс. По пилотированию в Диске и в СП. Здесь это считается
примерно седьмым классом, здесь иные условия.
- Тебе было шестнадцать, - ответил я. - А Юна получила второй класс в
тринадцать лет. Годика через два она будет летать лучше тебя.
- Нахал ты, Илья. Лучше меня летать невозможно. Где она училась?
- У Хинне Зийлстра.
Это произвело впечатление: Зийлстра был когда-то первым инструктором Роя.
- Хм... А где она сейчас?
- В агентстве Лепажа.
Рой присвистнул.
- Зачем? Что она там делает?
- Не знаю. В прошлом году занималась в учебном центре. А два месяца назад
позвонил Латавец и попросил, чтобы Юна поработала у них.
- И ты согласился?
- Да.
- Рискованно.
- Еще бы... Но отказать я не мог: агентство Лепажа всегда нам помогало, у
меня не было никаких оснований для отказа.
- Латавец что-то затевает, это точно, - задумчиво сказал Рой. - Он
присылал сюда своих энергетиков, они изучали у нас технику свернутых
полей. Как ты думаешь, зачем агентству Лепажа понадобились свернутые поля?
А черт его знает, подумал я, разве можно угадать, что они там задумали...
Предмет, помещенный в свернутое силовое поле, становится невидимым, лучи
его обтекают. Чтобы свернуть поле, нужно колоссальное количество энергии,
поэтому закрытые конструкции создают иначе - из отдельных плоских полей.
Конечно, при этом нельзя получить невидимость, но кому она нужна?
Свернутые поля используют, если нет никаких других средств защиты от
излучения: при запуске солнечных зондов, при глубинной разведке Юпитера.
- Знаешь, Ил, у меня сложилось впечатление, что они собираются упрятать в
свернутое поле корабельную капсулу. Прямо они ничего не говорили, но я
почувствовал, куда они гнут...
- Спрятать капсулу невозможно. Максимальный диаметр свернутого поля
полтора-два метра.
- И все-таки их интересовала навигация в свернутых полях. Факт.
Мы помолчали, потом Рой сказал:
- Видишь, внизу, у самого центра, проступает зернистая структура. Не очень
ясно, но все-таки проступает. Верная примета, что зип скоро пойдет на
убыль. А внизу, в океане, еще неспокойно. Значит, выброс невозможен, и
месяца два будут только тренировочные полеты. Тащи своих ребят...
Я пытался разглядеть зерна на дне колодца и не видел их. Но чем дольше я
всматривался, тем сильнее ощущалась глубина: я почти физически чувствовал
то огромное напряжение, с которым свет пробивался сюда, наверх. В
сущности, я видел не поверхность Юпитера, а только атмосферу - сжатый и
раскаленный водяной пар. Слова "земля" и "небо" вообще теряли здесь
определенность. Где "земля" этой планеты? На поверхности водородного
океана? Под океаном, на дне? Или еще глубже, под слоем металлического
водорода? А "небо"? Что здесь считать небом? Над бета-слоем мощная
аммиачная атмосфера, над ней лежит еще один слой облаков, аммиачные
альфа-облака, а над альфа-облаками простирается атмосфера из метана,
водорода, гелия, постепенно переходящая в корону Юпитера, и только там, за
короной, небо, настоящее звездное небо...
Трудно здесь будет летать, подумал я. Очень трудно.
Архив Лиги
1
Рой помог разработать программу практики, поэтому я вылетел за ребятами
раньше, чем предполагал. На Ганимеде, в Северном порту, я отыскал
координатора Ласло Тардоша, передал ему записку Роя и через два часа
оказался на борту грузохода, идущего порожняком на Землю. В зоне Юпитера
записка Роя действовала надежнее моих временных полномочий генорга.
Я сидел у иллюминатора, ожидая, когда уберут защитные шторы, и смотрел,
как работают пилоты. Это были уже немолодые люди, одного из них,
ДС-оператора, я хорошо помнил по снимкам в учебнике истории: он
прославился при спасении трансплутоновой экспедиции. Вероятно, в то время
он и его товарищи были пилотами очень высокого класса. Да и теперь они,
конечно, имели по крайней мере второй класс. На Короне мне показали ленты,
снятые при полетах с гравитационными торпедами, и сейчас я невольно
сравнивал технику ю-пилотов с работой экипажа грузохода.
Грузоход летел сквозным рейсом - сначала в свободном пространстве, потом
по скоростной трассе в Диске и снова в свободном пространстве. Старт с
Ганимеда прошел блестяще, я не сразу уловил разницу в стиле пилотирования.
А она была, эта разница, потом я ее подметил. Экипаж грузохода прекрасно
работал на старом оборудовании, хорошо справлялся с аппаратурой,
появившейся лет пять назад, и почти не использовал несколько приборов,
созданных в самое последнее время. ДС-оператор держал новехонький
двадцатиканальный блок анализатора активности в режиме отброса свободных
радикалов. Я бы на его месте тоже постарался избавиться от свободных
радикалов в веществе, идущем на постройку отсеков. Во всех учебниках
написано, что свободные радикалы снижают устойчивость конструкций,
наставления по ДС-операциям точно регламентируют допустимое содержание
свободных радикалов. Но на Короне ю-пилоты специально накапливали
свободные радикалы во внешних стенках корабля, прямо в стенках вели
головокружительные химические реакции - и стенки оживали, приобретая
способность к самовосстановлению... А тут ДС-оператор, как положено,
отбрасывал радикалы - стенки получались словно литые. Конечно, в них
постепенно возникали местные напряжения, и стереотехник, как положено,
время от времени вносил поправки, используя обычный корректор. Корабль шел
как по ниточке, игра с радикалами была вроде бы и ни к чему... Но из
обычных методов корректировки давно выжато все возможное, а химия стенок,
химия свободных радикалов в стенках - нечто совершенно новое. Быть может,
путь к саморегулирующимся кораблям. Завтра появятся приборы, специально
рассчитанные на какие-то тонкие эффекты при реакциях со свободными
радикалами. Что будут делать с этими приборами пилоты, которые сегодня
просто отбрасывают радикалы?.. Кого-то переведут на менее сложные рейсы,
кто-то пойдет переучиваться, кое-кто вообще уйдет из летного состава.
Прогресс безжалостен. Отстанешь на шаг - и это необратимо: разрыв будет
все время увеличиваться. Чуть раньше или чуть позже, но обязательно
отстанешь... И уже не будет настоящей жизни. Первое дело - как первая
любовь: навсегда остается тоска по тому, что ты когда-то мог делать, а
теперь только видишь со стороны.
Я вспомнил, какие глаза были у Ласко Тардоша, координатора Северного
порта, когда он расспрашивал меня о Короне. Раньше Тардош был ю-пилотом...
Может быть, я тоже понемногу отстаю? Уно недавно упрекал меня в
пренебрежении к новой технике обучения. И ведь факт: гипнопрессинг,
биохимическое воздействие, ритмопедия, словом, все то, что в нашем деле
эквивалентно новым приборам на корабле, не вызывает у меня особого
энтузиазма. Когда я не захотел применять романы-учебники, у нас с Уио
произошел крепкий спор. В общем, эти романы-учебники неплохая штука. Среди
них попадаются отличные вещи. Ребята взахлеб читали серию, в которой
космические пришельцы вступают в контакт с жителями Древнего Вавилона и
пытаются научить их основам ДС-операций. Особенно удачна третья часть
серии - строительство вавилонской башни. По замыслу пришельцев башня
должна была стать чем-то вроде учебного полигона: собрали, разобрали,
снова собрали, снова разобрали... А для вавилонян первое же "разобрали"
оказалось сильнейшим потрясением: они жили в мире постоянных сооружений,
камень был символом тысячелетий. И хотя пришельцы тут же восстановили
башню, никто уже не верил, что это настоящая башня и настоящий камень...
Уно, как всегда, был прав: нет смысла отказываться от романов-учебников.
Но меня не покидает ощущение, что все это так, где-то на обочине.
Третьестепенные детали. Причина наших неудач намного серьезнее. Мы
допустили какую-то принципиальную ошибку. Если бы знать, в чем она, эта
ошибка. Я все время думаю о постулатах Уно, ворошу в памяти, программы,
факты, наблюдения, пытаюсь найти хоть малейшую зацепку - и ничего не
нахожу. Ровным счетом ничего.
Стереотехник убрал шторы всех иллюминаторов и выключил свет в кабине. Над
нами возник купол небосвода - черный и пустой по сравнению с гигантским
скоплением огней лежащего внизу Диска. Мы шли над зоной синтеза тяжелых
элементов. Мощные транспортные течения несли сюда из глубин Диска водород,
поддерживая накал в бесчисленных сгустках плазмы.
Казалось, здесь собраны все звезды Вселенной. В центре зоны мириады
ослепительно ярких огней сливались в сплошной огненный шар, от которого
тянулись загнутые спиралью муаровые потоки - оранжевые, желтые,
желто-зеленые. Огненные потоки сталкивались, сплетались, смешивались,
образуя уходящие вдаль добела раскаленные звездные реки.
Лет пятнадцать назад я проходил практику примерно в такой же зоне. С
бригадой наладчиков я носился от одного конца зоны в другой, стараясь
предотвратить взрывы плохо отрегулированных плазмосфер. Это не всегда
удавалось. Переждав взрыв, мы собирали рассеянное в пространстве вещество,
снова зажигали плазму и терпеливо налаживали режим. За два месяца я ни
разу не спал больше трех часов подряд, но зато получил второй класс по
наладке плазмосфер и был назначен бригадиром. Зона к этому времени
превратилась в сущий ад, взрывы учащались с каждым днем, и моя бригада,
два десятка здоровых парней, отчаянно метались по аварийным каналам с
участка на участок... В конце концов эта героическая суматоха перестала
мне нравиться. Я забрался в дальний защитный отсек, хорошенько выспался, а
потом, обдумав все на свежую голову, пришел к выводу, что кто-то
специально нарушает регулировку. Я стал закрывать автоматы своим личным
кодом, и через неделю во всей зоне царили тишина и порядок.
Позже я узнал, что это принцип форсажа - один из основных в системе Уно
Хедлунда: ускоренное обучение должно идти в условиях постоянной аварийной
обстановки. Оппоненты Уно высказывали всевозможные опасения, была
назначена проверка, и половина моей бригады состояла из наблюдавших за
мной психологов и врачей... Все кончилось благополучно, Уно оставили в
покое.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг