Поет славянка молодая:
"Не плачь, не плачь. Иль сердцем чуешь,
Дитя, ты близкую беду.
О, больно рано ты тоскуешь.
Я от тебя не отойду.
Скорее мужа я утрачу.
Не плачь, дитя, и я заплачу.
Отец твой стал за честь и Бога
В ряду бойцов против татар.
Кровавый след - его дорога,
Его булат блестит, как жар.
Вон видишь, зарево краснеет.
То битва семя Смерти сеет.
Как рада я, что ты не в силах
Понять опасности своей.
Не плачут дети на могилах
Им чужд и стыд, и страх цепей.
Их жребий зависти достоин.
Вдруг стук, и в двери входит воин.
Брада в крови, избиты латы.
"Свершилось!" - восклицает он, -
"Свершилось. Торжествуй, проклятый!
Наш милый край порабощен.
Татар мечи не удержали.
Орда взяла, и наши пали."
И он упал и умирает
Кровавой смертию бойца.
Жена ребенка поднимает
Над бледной головой отца.
"Смотри, как умирают люди,
И мстить учись у женской груди".
- Не нравишься ты мне в последнее время, - сказала она, прерывая долгое
нервное молчание - Это вообще или в частности? - Конкретизировал я.
- Конечно в частности, - ответила Алиса, целую меня в щеку. - Но с
твоими мыслями у тебя могут быть неприятности. Конечно наш новый фюрер -
это не Адольф Гитлер, но все же не стоит будить лихо.
- Я согласен. Но пока я говорю это только тебе, своей жене.
Она улыбнулась.
- А я вот с тобой не согласна. В конце концов, мы победители, и какое
нам дело до этих славян. Я - немка, ты - тоже ариец.
- Ты забываешь про наших с тобой матерей. Они обе славянки.
- Оставим этот разговор, - подытожила она, - а то - рассоримся!
Да, за время пребывания в этом мире сей разговор был первой большой
глупостью. Однако я все же надеялся, что не фатальной. И, кроме того, в
силу последних событий, я был уверен, что долго здесь не продержусь. О
своем же сменщике из другого мира я, извиняюсь, не подумал.
***
Второй раз к этому разговору мы чуть было не вернулись уже в Москве,
где пребывали проездом в мой родной город. Когда электричка везла нас от
аэродрома в город, мы проезжали мимо нового православного кладбища, и
какой-то мужик вспомнил слова Некрасова о выносливости русского народа,
который "вынес и эту дорогу железную, вынесет все, что Господь ни пошлет".
На этот раз вскипел я, но вовремя взял себя в руки.
- Не стоит вести крамольные разговоры в присутствии офицера СС, -
ответил ему я. - Сегодня я добрый, со мной жена-красавица, но все же не
стоит...
В голове же звучало:
"А, может, она начинается со стука вагонных колес, И с клятвы, которую
в юности ты ей в своем сердце принес."
Никогда не думал, что могу оказаться оккупантом в родной стране. Все
мое естество противилось этому. Ведь как бы то ни было, и какая бы
национальность не стояла в моем паспорте, я чувствовал, что это плохо -
находиться среди врагов великого народа, давшего мне все. Даже если этот
самый народ "создал песню, подобную стону, и духовно навеки почил".
Теперь я понимал, как ощущали себя те редкие "телезвезды" моего мира,
совесть у которых не полностью атрофировалась.
"Я к окошечку стою робко, Я прошу принять в заклад душу", - всплыли в
памяти слова А. Макаревича.
Может кому-то покажется странным, но в хитросплетениях моих мыслей
песни всегда играли не последнюю роль.
Составляющие их ассоциативные образы составляли как бы проторенную
тропу... Но это уже совсем другой разговор, и я не буду утомлять им
читателя.
***
Перекусить мы отправились, как вы можете догадаться, в то самое кафе.
Не знаю, странно это или нет, но в этом мире оно тоже было писательским, и
Алиса хорошо знала и его, и его хозяина.
Хозяин принял нас, как дорогих гостей, и даже сам присоединился к нам с
обедом, угостив за счет заведения бутылкой хорошего вина. После обеда мы
заказали кофе, потом еще и еще... И вот произошло то, что должно было рано
или поздно произойти:
Алиса на какое-то время оставила нас, направившись в это самое
заведение.
- Ну и как, нравится тебе наш мир? - спросил он без обиняков, когда
Алиса оказалась вне зоны слышимости.
- Ну, как тебе сказать, мир, конечно отсталый, но бывает и хуже.
- Тот, из которого ты прибыл, был хуже?
- Ты имеешь в виду родной? Пожалуй, - я сделал паузу, обдумывая, - Да.
Тогда мы выиграли войну, чтобы через пятьдесят лет отдать все задаром.
- Так всегда было с Россией. Выиграть, чтобы потом отдать задаром.
- Да, но не всегда. Я успел побывать и в мире, где мы до сих пор первая
и лучшая держава, и в мире, где только что началось восстание. Не знаю,
чем оно, правда, закончится... Но, знаешь, технически этот мир самый
отсталый. Если бы я надолго остался здесь, я, как ученый, мог бы таких дел
наворочать!
- Но судя по форме, ты здесь не совсем ученый, или, точнее, совсем не
ученый.
Я хотел что-то возразить, но Алиса уже возвращалась, и мы сменили тему.
Когда же она присела к столику, тайм-аут взял я.
Однако, когда я вышел из уборной, кафе было неузнаваемо. Если честно,
кафе, как такового, не было совсем.
Холодный мир
***
Я выскочил из кафе и увидел, что город лежит в руинах. Старых руинах,
уже успевших сгладится временем. Какая-то зловещая тишина висела в воздухе.
- Руки вверх! - услышал я за собой.
Подняв руки и повернувшись, я увидел человека со страшным выростом на
голове, и, как мне показалось, трехчленной левой рукой, в которой он
сжимал ржавый карабин.
Конец (2000)
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 10.06.2002 13:29
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг