лежащего - не для того, чтобы определить, жив ли тот или мертв, но лишь затем,
чтобы хоть что-то узнать об умершем - молод он или стар, горожанин или житель
соседней деревни. Судя по ладони, человек был стариком и горожанином. Вигил
поискал на поясе убитого кошелек. Кошелька не нашел. Ограбление? Но тут же
заметил на запястье золотой браслет. Нет. Кто-то хотел, чтобы подумали на
ограбление. Убийство (теперь вигил уже не сомневался, что это было убийство)
произошло из-за чего-то другого.
- Он мертв? - спросил голос из темноты.
Вигил поднял голову. Перед ним возник молодой человек в шлеме с крылышками
и с обвитым двумя змеями жезлом в руке. Вигил перевел взгляд на ноги незнакомца.
Так и есть, сандалии тоже крылаты. Не иначе - актер, поспешающий прямо в костюме
со спектакля... Вот только... Нигде поблизости нет театра. До Рима от этой
станции всего пять миль, и жители на спектакли ездят в столицу. К тому же вигил
не слышал, как этот человек подошел. Незнакомец явился ниоткуда. Уж не сам ли
Меркурий, покровитель путей сообщения, слез со своего пьедестала в святилище и
теперь расхаживает вдоль насыпи и проверяет... Одним богам ведомо, что он там
такое проверяет. У вигила противно похолодело внутри. Он хотел подняться, но не
было сил. И он так и остался сидеть на корточках возле тела.
- Откуда шел пассажирский поезд? - Незнакомец спрашивал раздраженно и зло.
У вигила не было никакого желания ему перечить.
- Из Вероны. Я могу позвонить в префектуру? - Он и сам не знал, почему
спрашивает у незнакомца разрешения.
- Значит, Верона, - проговорил Меркурий задумчиво.
Сандалии на его ногах трепыхнулись. И он шагнул в ночное небо, как люди
шагают в пустую комнату. И исчез. Бледный светляк взмыл вертикально вверх. И
след за ним долго светился в ночи и не таял.
- О боги, - только и выдохнул вигил.
За окном давно стемнело. Юний Вер прогуливался по атрию в доме Элия,
дожидаясь... чего? Он и сам не знал, чего ждет от этой ночи. Но уж чего-то
важного, значительного - непременно. Духота накатывала волнами. Кружа по атрию,
Вер то и дело наклонялся к бассейну и черпал воду, смачивая лицо и шею. Тогда
отражение бронзовой Либерты начинает рябить, и факел, отделившись от мускулистой
руки, подплывал к самому бортику мраморного бассейна.
- Ну что, богиня, - фамильярно обратился Юний Вер к бронзовой Свободе, -
по-моему, для тебя в Риме настают плохие времена. Пора бы тебе спуститься на
землю да приструнить расшалившихся граждан.
Либерта не отвечала - она смотрела прямо перед собой. Позолоченный
острозубый венец на ее голове слегка светился.
- Если имеешь глупость думать, что люди тебя любят, - продолжал рассуждать
Вер, - то ты глубоко заблуждаешься. Люди лишь делают вид, что поклоняются тебе.
На самом деле они бегут от тебя. Всю жизнь. Только такой сумасшедший, как Элий,
мог устроить в своем доме твой алтарь.
Так и не дождавшись ответа от бронзовой собеседницы, Юний Вер вновь
принялся расхаживать по атрию, рассматривая бесчисленные гипсовые и восковые
слепки, выставленные на дубовых полках. В большинстве своем это были копии
восковых масок императоров, начиная с Траяна Деция. Но даже в этом случае ряд
был не полным, ибо к тому времени, как Траян Деций сделался императором и
основал династию, род Дециев уже насчитывал около шестисот лет. Вер с удивлением
отметил, что ни капли не завидует Элию. Разговаривая с Кассием Лентулом в
Колизее, он пытался представить себя ненавистником аристократии, злопыхателем и
бунтарем. И вот теперь, рассматривая эту портретную галерею, Вер понял, что и
зависть, и ненависть он всегда лишь изображал. Он просто чувствовал себя другим.
Не хуже и не лучше.
От всех Вер как будто огражден стеной, и попытки пробить ограду лишь
увеличивают ее толщину. Красавец атлет, исполняющий желания гладиатор, плебей,
но при этом гражданин Рима, а значит, и мира - то есть все в одном лице.
Выдающийся и обычный. Он должен быть в самой гуще жизни, а он страдает от
одиночества, как от аллергии - каждодневно, мучительно, без надежды на
излечение. Аристократ Элий, напротив, не страдал от этого недуга вовсе. Он был
своим в Афинской академии, на арене, в сенате. Какие бы безумные взгляды ни
отстаивал, как бы нелепо себя ни вел, он повсюду был свой. Он с легкостью
наживал себе врагов, но и друзья всегда находились.
Вер остановился возле полки с восковыми масками ближайших родственников
Элия. Вот его дед - младший'сын императора Корнелия, сначала блестящий военный,
затем преподаватель академии в Афинах - весьма странное занятие для члена
императорской фамилии, - потом сенатор. Вот отец Элия Адриан, умерший в больнице
от ран во время Третьей Северной войны, - Элий на него очень похож - тот же
высокий лоб и тонкий нос. И... постой-ка, должен же быть еще старший брат,
легионер Второго Парфянского легиона, погибший вместе с другими солдатами
специальной когорты "Нереида". Тиберий Валериан Мессий Деций, где же он? Вер
внимательно осмотрел полку. Маски Тиберия не было. Невероятно! Это безродному
Веру могли из-за неразберихи и обилия подобных посылок не прислать посмертной
маски его матери. Но Элию ее обязаны были доставить с нарочным! Бронзовая
табличка с именем и датой рождения и смерти на месте. А маски нет. Опять
"Нереида"! Вер почувствовал, как в висках гулко застучала кровь. "Нереида"...
Почему он знает о ней так мало, если она имеет для него такое значение?!
"Нереида" - он вновь и вновь повторял это слово, и кровь в висках стучала все
громче, сердце бухало, будто молот по наковальне.
- "Нереида"! - выкрикнул он в духоту ночи.
Призыв прозвучал, но ответа не последовало. Вер подошел к окну, выходящему
на улицу, и, скрестив руки на груди, принялся смотреть на освещенную фонарем
мостовую и огромное дерево у входа, шатром берегущее возле себя чернильную тень.
Гости скоро придут. Ждать осталось недолго.
Корнелий Икел вышел из принципария * и направился к карцеру. Лагерь
преторианцев и ночью освещен как днем, но префект претория нес с собой фонарь.
Гвардеец, дежуривший у дверей карцера, приветствовал префекта. Тот небрежно
махнул рукой в ответ и велел охраннику отправляться в караульное помещение.
Гвардеец удивился - сам же префект претория отдал приказ охранять пленника как
зеницу ока. Но приказ есть приказ, и гвардеец ушел, не задавая лишних вопросов.
Префект отпер дверь в темную галерею с одинаковыми стальными дверьми. Всего
камер было восемь. Но все они, кроме одной, в этот час пустовали. Икел открыл
первую дверь и вошел. Человек лежал, скрючившись, на узкой железной кровати.
Даже в камере с него не потрудились снять наручники. Обычно в изоляторе всегда
прохладно, а зимой промозгло, но в эту ночь здесь царила нестерпимая духота.
Кожа арестованного блестела от пота, а пестрая туника репортера промокла
насквозь на спине и груди.
- А, начальник! - непочтительно приветствовал арестованный префекта
претория.
Он мотнул головой в попытке отбросить со лба свесившуюся прядь, но волосы
намертво прилипли в влажной коже.
* Принципарий - штаб-квартира.
- Ты плохо себя вел, Квинт,- Икел говорил тоном отца, который журит
нерадивого сына.
- Чьи изображения ты держишь в ларарии, префект? Небось Юпитера или Марса.
А я поставил милашку Клоцину, покровительницу клоак и тайных комнат. Ты,
префект, не понимаешь, как это важно - чистота отхожих мест.
Запах уборной был нестерпим. Камеры изолятора не оборудованы смывными
уборными специально - чтобы арестованные яснее чувствовали свое униженное
положение. Можно издеваться над человеком и не нарушая закона. Икел уселся на
единственный стул и несколько секунд изучающе смотрел на пленника. Тот тяжело
дышал, пот катился по его лицу не только из-за жары - в поезде Квинт оказал
отчаянное сопротивление фрументариям Икела, и бравые агенты сломали ему
несколько ребер. Теперь каждый вздох причинял пленнику боль.
- Тебя послали разведать, чем занимается наш умненький Трион. А что сделал
ты? - спросил наконец Корнелий Икел.
- Я узнал, - отвечал Квинт.
- Узнал...--повторил в задумчивости префект претория. - А потом решил
вместо того, чтобы передать найденные материалы мне, отправить их в "Акту
диурну". Так?
Он думал, что Квинт начнет отпираться, и тогда Икел его уличит, сообщив,
что в "Плясунах" разговор Квинта с Лапитом был подслушан и весь - слово в слово
- передан префекту. Но Икел ошибся. Квинт не стал ничего отрицать.
- Подобный материал не принадлежит агенту фрументариев или первому префекту
претория. Это достояние римского народа. Всех без исключения. Опубликовать мое
донесение в "Акте диурне" - единственный способ избежать гнева богов. Боги
обожают, когда люди каются в грехах.
Икел смотрел на арестованного и чувствовал, как в груди его поднимается
волна ярости. Этот подонок даже не понимал, что наделал.
- О чем ты думал, когда принимал идиотское решение?!
- О благе Рима.
Икел грохнул кулаком по столу. Глиняная кружка, стоящая на краю,
подпрыгнула, упала и разбилась, расплескав по каменным плитам остатки воды.
Квинт с сожалением глянул на влажное пятно и облизнул пересохшие губы. Он так
берег эти пару глотков, зная, что до утра воды ему больше не дадут!
- Ты - подонок, Квинт. Сначала был вором и жуликом и лишь потом сделался
моим агентом.
- Я помню. Но разве подонок не может служить Риму?
- Ты не можешь знать, что такое - благо Рима!
Мерзавец хорошо владеет собой: Квинт знает, что живым ему отсюда не выйти,
но делает вид, что ничего особенного не случилось. И спорить с ним бесполезно.
Квинт сам подписал себе смертный приговор, вообразив, что может служить Риму, не
служа притом префекту претория. Корнелий Икел поднялся и шагнул к двери.
- Икел... - окликнул его Квинт. - Езжай сейчас в "Акту диурну". Опубликуй
эту записку. Кто знает - может, ты еще успеешь.
- Прежде ты изображал дурака, Квинт. Это была твоя роль. И надо сказать -
неплохая роль. Но сейчас ты сделался настоящим дурнем. Прощай.
Префект запер дверь изолятора. Придется держать непокорного фрументария в
карцере до тех пор, пока Икел сам не расправится с Трионом. А потом Квинта на
дороге задавит машина или кусок мрамора с фронтона упадет на голову непокорному
фрументарию. Икел уже собирался лично отправиться в караульное помещение и
вернуть гвардейца на его пост, как увидел, что навстречу ему бежит преторианец.
"Беда! - подумал Икел. - Случилось что-то непоправимое..."
Юний Вер, стоя у окна, видел, как трое подошли к дому. Отблески фонарей
играли на бронзовых накладных орлах, на стальных шлемах. Он глазам своим не
поверил. Преторианцы! Что им здесь надо? Он ожидал ударов в дверь и
громогласного возгласа:
"Именем императора!" Но было тихо. Бесшумно один из преторианцев склонился
над замком. Щелкнул металлических язык, выходя из паза, и дверь распахнулась.
Вер нащупал рукоятку меча, стиснул до боли и отступил в нишу. Трое вошли.
Луч фонарика скользнул по стенам. Совершенно бесшумно двое принялись подниматься
по лестнице в спальню. Третий двинулся на кухню в поисках ненужных свидетелей.
Вер вынырнул из ниши и грохнул преторианца кулаком в висок. Не издав ни звука,
гвардеец повалился к ногам гладиатора. Тем временем обескураженные гости уже не
таясь обшаривали спальни наверху. Слышался грохот переворачиваемой мебели. Как
будто Элий мог спрятаться в шкаф или под кровать. Вот глупцы! Ничего не найдя,
преторианцы помчались вниз. Юний Вер выступил из темноты.
- Не меня ли вы ищете, доблестные воины?
- Где сенатор? - рявкнул здоровяк, что был на полголовы выше Вера.
- А зачем он тебе? Чтобы убить? Вместо ответа гигант ринулся на Вера.
Преторианцы в Риме не носят огнестрельного оружия. У гвардейца был только меч. А
выходить с мечом против гладиатора было мягко говоря глупо. Вер отбил удар и тут
же нанес два глубоких пореза на обеих руках гвардейца. Потом сделал выпад, делая
вид, что метит в голову, мгновенно пригнулся и ударил по ногам. Лезвие чиркнуло
ниже колен. Хрипя от боли, здоровяк осел на пол. Справиться со вторым оказалось
еще проще. Преторианец сделал нелепый выпад, - и тут же его меч отбит, а острие
клинка приставлено к горлу неудавшегося убийцы.
- Если хочешь дожить до приезда вигилов, отвечай, кто велел убить Элия.
Гвардеец в ужасе смотрел на Вера. Лицо его казалось голубоватым, а губы -
синими.
- Говори! - Вер надавил сильнее, и из-под лезвия потекла тонкая струйка
крови.
- Требую адвоката, - просипел гвардеец.
- Я - твой адвокат и обвинитель в одном лице! Говори!
- Икел...- выдохнул гвардеец.
- Ну, теперь мы должны удержать волка, или он нас сожрет, - сказал Курций,
выныривая из темноты и делая руками жест, будто в самом деле кого-то держит.
Под мощным ударом рухнула наружная дверь в атрий. И преторианцы - не меньше
двух десятков - хлынули внутрь. Вер даже не пытался сопротивляться.. Его и
Курция повалили на пол, заломив руки. Освобожденный пленник Вера, держась за
порезанную шею, шатаясь, шагнул к двери.
Центурион, командовавший гвардейцами, заметил приколотый к плечу Курция
значок вигила.
- Преторианцев тоже арестуйте, - приказал центурион. - Потом разберемся.
- Волк вырвался, - пробормотал Курций.
- Где сенатор Элий? - центурион внимательно вгляделся в лица пленников.
- Сенатор всем нужен, - ухмыльнулся вигил.
- Обыскать дом, - приказал центурион преторианцев.
- А в чем, собственно, дело?
- Только что убит Марк Мессий Деций Александр Цезарь. И в его убийстве
обвиняют сенатора Элия.
Император смотрел на тело сына, распростертое на мозаичном полу перистиля,
и не двигался с места. Пурпурная лужа, как пурпурная тога, причудливой каймой
окружала тело. Откинутая в сторону рука отсвечивала зеленым. На восковых пальцах
неестественно яркие пятна засохшей крови. Странная картина. Зеленоватая кожа,
зеленоватая мраморная скамья. И пол - тоже зеленоватый. И вода в бассейне. И
мраморный Силен - все того же мертвенного оттенка. Лишь туника Цезаря и его
кровь - бесценный пурпур. Два цвета. Пурпурный и зеленый. Друг подле друга - они
необыкновенно ярки. Смешиваясь, они превращаются в серый, то есть в отсутствие
цвета вообще. Сейчас они еще кричат, пытаясь переспорить друг друга. Но вскоре
они сольются в ничто. Воск растает, плоть сгниет, кровь смоют. Ничего не
останется. Кроме боли, которая масляным пятном плавает на поверхности сознания,
но не может проникнуть в глубину. Потому что осознать, что произошло,- значит
умереть от боли.
Центурион вигилов Марк Проб осмотрел тело убитого и подошел к императору.
Красно-серая форма вигила почти не нарушала цветовую гамму картины. Руфин так и
думал о происходящем - картина... Все сделалось плоским, утратило глубину.
- Его убили резцом скульптора.
Проб подчинялся напрямую префекту вигилов, являясь вторым лицом в
префектуре ночной стражи. Но Руфину было все равно, кто перед ним: Марк Проб или
какой-нибудь рядовой следователь из префектуры.
- Значит, Элий все-таки отомстил... - проговорил Руфин задумчиво и вдруг в
ярости стиснул кулаки. - Найти его! Немедленно!
- Люди на его виллу уже посланы, - отвечал центурион.
Императору принесли складной стул с пурпурной подушкой. Руфин сел, прикрыл
голову полой тоги. Тога белая. Подушка - пурпурная. Опять картина не утратила
цельности. Это хорошо. Надо сказать, чтобы все, кто заходит сюда, в перистиль,
надевали белое. Или зеленое, раз им не положен пурпур. Картину нельзя нарушить.
Ни в коем случае нельзя нарушить. Главное - сберечь пурпур. Его нестерпимый, ни
с чем не сравнимый блеск.
Проб вышел и оставил императора одного. Последнего Деция в Риме. Династия
кончилась. Цезарь убит, а Элий - убийца. О боги, за что? Разве Руфин не просил у
небожителей милости если не для себя, то для Рима? Элий убил Александра резцом
Марции. Как мальчику было больно! Почему не мечом? Ведь Элий - бывший гладиатор
и владеет мечом превосходно. А резец подошел бы какому-нибудь члену шайки из
предместий...
Два вигила ввели Юния Вера в комнату для допросов, усадили на стул и ушли.
Вер сидел не двигаясь, глядя в одну точку. Он хотел спасти Элия и уличить Икела.
А на самом деле... Что же все-таки произошло? Корнелий Икел не убивал Цезаря, но
собирался прикончить Элия. Кто же тогда расправился с Цезарем? Элий? Бред...
Этого не может быть, потому что невозможно. Но что, если в дело вмешался Гэл?
Гладиатору сделалось не по себе. Гений руководит человеком, но отвечает ли
человек за гения? Вер не успел найти ответа - в комнату вошел центурион Проб.
- Где Элий? - спросил Проб, едва дверь закрылась.
- Не знаю.
- Лучше говори правду.
- Я и говорю правду. Чем поклясться? Клянусь гением императора. Чтоб мне не
попасть на Элизийские поля!
Юний Вер произнес эти слова с какой-то неожиданной легкостью. Потому что
понял в эту минуту, что после смерти он не попадет в Элизии. Ему нет места среди
праведников. Нет, и все. Элий - тот окажется там непременно. И еще много хороших
ребят после смерти отправятся туда прямиком. И даже центурион Проб может там
очутиться. Но только не Юний Вер.
- Зачем вы с Курцием устроили засаду в доме Элия? Что ты подозревал?
Какое чистое у Проба лицо. Лицо младенца, только что вымытого и
причесанного. А глаза холодные. И рот - тонкая полоса, будто чиркнули лезвием по
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг