же окажется, что Рим бесконечно одинок. Ибо восток бурлит, переполненный
готовыми хлынуть на завоевания народами, а север настороженно враждебен. Юг же
совершенно отстранен. И при этом Рим является хранителем двухтысячелетней
культуры, впитав в себя десятки, а может, и сотни культур, сплавив их в единое
целое. Но это не добавляет ему твердости в схватке с остальным миром. Зато
порождает зависть. Богатство Рима кружит головы слишком многим.
Руфин почувствовал, как противный холод сдавливает его сердце. Он должен
сохранить Рим, чего бы это ни стоило. На богов уповать не стоит. Боги капризны.
Они в любой момент могут передумать. Наверняка Элий привел бы по этому поводу
цитату из Марка Аврелия. И Руфин даже знал, какая подошла бы:
"Боги или безвластны, или же властны"*.
* Марк Аврелий, "Размышления". 8, 40.
Едва Трион покинул таблин императора, как блик света, казавшийся отсветом
уличного фонаря, скользнул по стене и устремился вслед за физиком, разгораясь
все сильнее и приобретая отчетливое платиновое свечение. Трион обернулся.
- Как ты очутился здесь? - спросил он и в ту же секунду вспомнил, что
оставил прибор в таблине императора.
- Наконец-то я могу беспрепятственно с тобой поговорить, - раздался голос,
и платиновый блик на стене приобрел очертания человеческой фигуры. Платиновые
глаза смотрели на академика, платиновые губы улыбались, но отнюдь не дружелюбно.
- Хочу заключить с тобой договор. Простенький такой дого--ворчик. Я не сообщаю
богам о твоих опасных проделках, а ты, Трион, хитроумный, как Улисс, передаешь
мне одно из своих изобретений. Ведь я - твой гений и имею право на твои
придумки. Разве не так? Ты умен, но я-то еще умнее.
Трион надменно фыркнул:
- Умнее меня ты быть не можешь!
- Не будем спорить, - уступил платиновый собеседник, хотя это и далось ему
непросто - во все стороны посыпались искры холодного огня. - Подари мне свое
изобретение. И я больше не буду тебе докучать. Слово гения.
- Ты не сможешь его взять, как бы ни старался... - гордо объявил академик.
Платиновый собеседник Триона рассмеялся.
- Ты неправильно понял. Ты пошлешь своего помощника туда, куда я укажу, и
оставишь там то, что я попрошу. Мне не нужно все. Мне нужна малость.
Договорились?
Трион раздумывал мгновение. Каков наглец! Как истинный покровитель, хочет
воспользоваться изобретением своего подопечного. Пусть попробует! Гений что-то
задумал. Но Триону все рано, чем занят его гений. Потому что в ближайшем будущем
это не будет иметь ровно никакого значения. Главное, чтобы сейчас Триону никто
не помешал. Он согласится на любые условия, лишь бы выиграть время. А потом
человек будет править миром, не обращая внимания ни на богов, ни на гениев. И
этим человеком будет Трион.
- Так мы договорились? - настаивал гений.
- Да! Да! Да! - выкрикнул Трион. - Только оставь меня в покое.
В ответ послышался смех, платиновый зигзаг мет-нулся к окну, скользнул
сквозь золоченый узор решетки и исчез.
Глава 4
Четвертый день Аполлоновых игр. Перерыв в гладиаторских поединках в
Колизее.
"По заявлению Префекта вигилов до сих пор так и не удалось установить, кто
напал на гостей Гесида. Во время нападения был ранен молодой поэт Кумий.
Эксперты, пожелавшие остаться неназванными, считают это покушением на сенатора
Элия и связывают его с попыткой сенатора создать комиссию по расследованию
деятельности Физической академии. Академик Трион назвал это предположение
бредовым".
"Город Нишапур, основанный царем из династии Сасанидов, Шапуром 1, в честь
которого и получил свое название, сожжен монголами дотла. Куда дальше двинутся
варвары, уничтожившие сначала империю Цзинь, потом Хорезм и наконец обрушившие
жестокие удары на Персию?" "По заявлению второго консула, никаких обращений со
стороны Персидского правительства в адрес Великого Рима не поступало". "Царь
Месопотамии Эрудий полагает, что его стране пока ничто не угрожает".
"Акта диурна". 7 день до Ид июля*
* 9 июля.
Восходящее солнце заглядывало в окна казармы вигилов, отбрасывая на пол
крестообразные тени. Мебель в таблине центуриона ночной стражи украшали резные
волчьи морды - они скалили зубы на ножках стульев и стола, с подставки лампы и
со створок шкафа. На стене было наклеено несколько фотографий разыскиваемых
преступников. Одно лицо Вер узнал сразу. Это был Кир-фокусник, оставшийся лежать
на песке возле храма Нимфы.
Из окна таблина была видна находящаяся в доме напротив приемная медика. На
матовых стеклах мелькали тени, и Веру казалось, что он слышит голос Элия.
Центурион "неспящих" Курций был здоровяк высоченного роста, широкоплечий и
ширококостный, без капли жира. Его загорелое крупное лицо пересекал глубокий
белый шрам, тянущийся от уха к уголку рта. Отчего казалось, что центурион
постоянно нагло ухмыляется. Глаза у него были светлые, как будто выгоревшие. И
немного сумасшедшие.
Короткие рукава форменной туники оставляли почти полностью открытыми руки с
мощной мускулатурой. Левая вся сплошь была изъязвлена следами ожогов.
- Война? - спросил Вер, кивая на руку.
- В детстве запустил руку в бачок с кипящим бельем, - равнодушно отвечал
Курций. - На войне я другие раны получил, когда под огнем через бруствер сигал,
удирая от виков. Две пули в задницу.
На форменной красной с серым тунике Курция были наколоты два значка -
значок центуриона и значок ветерана Третьей Северной войны. У Вера было
прекрасное зрение, и он разглядел на значке символ Второго Парфянского легиона.
Может быть, этот человек воевал в одной когорте с его матерью? Эта мысль явилась
неизвестно откуда и была Веру неприятна.
"Нереида". Опять его сердце забилось неожиданно сильно и голос дрогнул.
Центурион молча кивал, выслушивая рассказ Вера, но вдруг сказал с ухмылкой:
- По мне, чем устраивать подобные пытки, лучше запихать редьку в задницу, и
пусть развратник гуляет с хвостом из ботвы, метя листьями мостовую.
- О чем ты?
- Не читаешь вестники? Об этом пишут все время. Члены тайного общества
"Поборники нравственности" хватают педофилов и засекают их до смерти, а потом
отрубают головы. Казнь "по древнему обычаю". Твоему приятелю не повезло, когда
он попался им в руки.
Сначала Вер не понял намека, потом лицо его пошло красными пятнами, и он
стиснул кулаки. Какова подлость! Гений специально выбрал столь унизительную
пытку, дабы обезопасить себя и заодно заклеймить Элия как подонка.
- Человек, которого ты обвиняешь в подобных вещах, сенатор Гай Элий Мессий
Деций.
- А я весталка Валерия, - ухмыльнулся Курций.
- Валерия - старшая сестра сенатора.
- Парень, мне уже скоро пятьдесят. И я такого навидался в жизни, что с
первого взгляда отличу глупую выдумку от правды. А правда такова: на теле у
твоего приятеля более пятидесяти порезов. Ни один человек не выдержит подобную
пытку. После десятого он расскажет даже, как устроен Тартар. И неважно, кто твой
приятель - сенатор Элий или торговец старыми авто. Парня секли за то, что он
надругался над ребенком. Ему повезло, что он остался жив.
Вер едва не сдержался, чтобы, не ударить старого тупицу. Впрочем, он с
самого начала подозревал, что рассказывать центуриону о заговоре гениев -
нелогично.
В этот момент дверь приоткрылась и внутрь просунулась голова молодого
вигила.
- Там на берегу нашли труп Кира-фокусника,- сообщил он.
Курций состроил подчиненному страшную рожу, и вигил тут же исчез.
- Полагаю, что этот "фокусник" - известный борец за нравственность, и
потому его фото висит в твоем таблине на стене, - с невинным видом осведомился
Вер.
Центурион ничего не успел ответить - дверь вновь отворилась, теперь молодой
вигил протянул центуриону лист бумаги. Вер искоса глянул на лист и без труда
разобрал имя, набранное крупным шрифтом: "ГАЙ ЭЛИЙ МЕССИЙ ДЕЦИЙ". Центурион
нахмурился, сложил бумагу вдвое и велел вигилу принести фотографию сенатора
Элия. Вер ничего не говорил, сохраняя показное спокойствие. Фото через пару
минут принесли. Как раз в эту минуту дверь в приемной медика напротив
распахнулась, и Элий в сопровождении вигила направился к входу в префектуру.
Кур-ций ждал, хмуро разглядывая фото. Едва Элий вошел, он подошел и
демонстративно приложил фото к голове сенатора. Элий был бледен и небрит, вместо
сенаторской тоги - короткая синяя больничная распашонка. Но все равно не узнать
его было невозможно.
- В самом деле похож, - нехотя признал Курций.
- Так ты по-прежнему мне не веришь? - насмешливо поинтересовался Вер.
- Я верю в то, что вы, ребята, вляпались в дерьмо. В этом Вер должен был
согласиться с центурионом. Курций протянул Элию новенькую форму вигила.
- Придется надеть это, сиятельный. Разумеется, она не так почетна, как тога
с пурпурной полосой. Но в округе нет ни одного сенатора, чтобы одолжить у них
подходящую одежду. Я, правда, подумывал, не послать ли за сенаторской тогой в
театр - у них наверняка должна найтись парочка. Но потом вспомнил, что актеры в
этот час спят после вечернего представления и ночной попойки.
- В юности я два года служил вигилом, - отвечал Элий. - Для меня большая
честь вновь надеть эту форму.
Курций удивленно приподнял бровь, но тут же спешно принялся листать
странички своих записей:
- Итак, что мы имеем? Трое неизвестных схватили сенатора и принялись его
пытать. Один из неизвестных оказался наемным убийцей по прозвищу Кир-фокусник. А
второй оказался гением. Интересно, чьим?
- Моим, - не особенно охотно признался Элий.
- Как интересно! Разве гений не может узнать, что думает его подопечный?
- Против его воли - нет.
- Что же хотел узнать твой гений, сиятельный?
- Не знаю... Не помню... - Элий запнулся. - Я думал лишь об одном: я должен
был не желать говорить... К тому же такая боль... - Элий судорожно втянул воздух
и замолчал. На лбу его вновь заблестели капли пота.
Центурион хотел еще что-то спросить, но задумался, глядя на сенатора. Его
светлые сумасшедшие глаза сузились, в них мелькнули странные искорки. Когда
Курций вновь заговорил, тон его был почти доброжелателен:
- Извини, сиятельный, я перед тобою в долгу. И перед твоим другом тоже.
После мерзкой ночи вы оба устали и вам нужен отдых.
Вер снисходительно фыркнул: наконец этот тип вспомнил об элементарной
вежливости.
- Да, это было бы неплохо, - согласился Вер. - Поблизости найдется
приличная таверна и пара свободных комнат?
Он сделал ударение на слове "пара", но центурион сделал вид, что не понял
намека.
- Таверна ни к чему. Здесь недалеко есть прекрасная вилла писателя Макрина.
Он обожает гостей из Вечного города. Услышав, что у него хочет погостить
сенатор, он будет визжать от восторга. Клянусь Геркулесом, он вас измучит
гостеприимством.
Дежурная машина с пурпурной полосой и надписью "НЕСПЯЩИЕ" поджидала
центуриона во дворе возле фонтана. Мраморная Нереида с зеленой шерсткой мха на
спине выливала воду из треснувшей мраморной раковины. Опять Нереида. Вер смотрел
на нее, и в ту минуту показалось ему, что сейчас он вспомнит нечто... Нечто
такое...
- Здесь повсюду Нереиды... - услышал он будто издалека голос Элия.
- Ага... Даже наша когорта во Втором Парфянском легионе называлась
"Нереида", - сказал Курций.
""Нереида" завтра выступает, сынок",- донесся будто издалека низкий женский
голос.
Вер вновь глянул на значок ветерана. Если бы его мать осталась жива, она бы
тоже носила точно такой же значок. Или все же это была его приемная мать?
Вилла Макрина напоминала дворец - белое здание, украшенное портиком с
колоннами, боковые одноэтажные флигели с открытой галереей, под сводами которой
расположились статуи.
Курций оставил машину у ворот, и они двинулись к вилле пешком. Вдоль
бассейна около сотни футов в длину стояли, тесня друг друга, мраморные нимфы и
юные сатиры. Дорожку сплошь покрывала мозаика - спелые плоды и цветы были
разбросаны в цветных квадратах, а на белом фоне попадалась то игривая рыжая
кошка, то птичка, клюющая зерна. Мозаика была столь совершенна, что в рассеянном
утреннем свете и птицы, и кошки казались живыми. Поначалу Вер опасался ступать
на их изображения, особенно после того, как из-под ног его с пронзительным
воплем выпрыгнула настоящая рыжая кошка - точная копия мозаичной. Ожившая кошка
вспрыгнула на плечо обнаженного мраморного юноши и уставилась на незваных гостей
бледно-зелеными светящимися глазами.
- Я слышал, что гении иногда обращаются в кошек,- сказал Вер.
- Могу тебя заверить, мой мало походил на домашнего котика, - отозвался
Элий.
- Ну кто там еще ходит и болтает, мешая работать! - воскликнул раздраженный
мужской голос.
Голос доносился из раскрытого окна. Неслышно ступая, гладиатор подошел и
заглянул внутрь. За столом в плетеном кресле сидел человек. Перед ним стояла
пишущая машинка, рядом лежала стопка чистой белоснежной бумаги. Массивный
чернильный прибор с фигуркой Гермеса украшал письменный стол. Мраморные бюсты
Сенеки и Овидия не оставляли сомнений в том, что перед ним сочинитель.
Сочинитель был откровенно уродлив, маленького роста, с непомерно большой головой
и выпуклым лбом. Под густыми бровями прятались темные суетливые глазки. В
прежние времена он мог сделать карьеру мима, теперь же нашел занятие более
изысканное.
- Мы помешали? - поинтересовался Курций, подходя.
Человечек подпрыгнул от неожиданности и на мгновение растерялся. Но тут же
его толстые ярко-красные губы сложились в сладенькую улыбочку.
- Кого я вижу! Центурион Курций собственной персоной. И в сопровождении
гостей! Да еще каких! Гладиатор Вер! Как я рад, что ты заглянул именно ко мне!
- Разве мы знакомы? - несколько опешив, спросил Вер.
- А как же! Любой римлянин знает тебя в лицо! Лучший исполнитель желаний!
Твои портреты продаются в лавке книготорговца Вария всего за два сестерция, а
скульптуры вышиной в ладонь - за четыре. Я держу одну твою статуэтку в ларарии,
боголюбимый Вер, исполнитель желаний.
- А мою скульптуру ты не держишь в доме? - спросил Элий, подходя.
- Конечно, сиятельный! У меня есть твой мраморный бюст работы знаменитой
Марции.
- Надо же, а я думал, что Марция изваяла меня всего лишь в единственном
числе, - шепнул Элий на ухо своему другу.
- Этим доблестным мужам досталось в ночной переделке, - сказал Курций,
прерывая восторженные ахи и охи хозяина роскошной виллы. - Им надо отдохнуть,
пока я занимаюсь их делом. Завтра заеду за ними. А сейчас меня ждут. Надеюсь,
гостям у тебя понравится.
И Курций направился к своей машине. Как показалось Веру, уходя, вигил
бросил на него выразительный взгляд.
- Заходите, друзья, и будьте как дома! - воскликнул сочинитель. - Я работал
и как раз писал третью главу новой книги. Да будет вам известно, что я всегда
пишу по ночам, отрешившись от дневной суеты. Ночью я беседую с богами. Иногда
они подсказывают мне кое-какие забавные мысли. Я только что закончил последнюю
страницу и теперь полностью свободен и нахожусь в вашем распоряжении, дорогие
гости. Кстати, да будет вам ведомо, что я сочиняю новый библион о Траяне Деции,
отце Второго тысячелетия. Теперь, когда мы находимся на пороге Третьего, интерес
к истории необыкновенно возрос. Издательства завалили меня заказами. Я был
уверен, что они обратятся именно ко мне, потому что им больше не к кому
обратиться! - На лице хозяина появилась слащавая улыбка. - Я так польщен.
Боголюбимый сенатор явился в дом простого сочинителя! О, как я тронут! Тит
Макрин, неужели ты удостоен такой чести? Так что же, сиятельный, ты стоишь подле
окна? Пожалуй в дом со своим благородным другом!
Элий, не терпевший лести, едва сдерживался, чтобы не сказать в ответ
что-нибудь резкое.
А кошка тем временем уселась на ограде, лизнула лапку и мяукнула:
- Какие глупые люди!
И принялась таять в воздухе. Вскоре над оградой остался лишь ее платиновый
абрис, да и тот вскоре исчез.
Макрин сам распахнул двери в дом, оттолкнув заспанных слуг, ухватил Элия
под руку и ввел в атрий.
- Не желает ли сиятельный принять ванну с дороги? - ни на мгновение не
умолкал сочинитель. - И что сиятельный думает о моей последней книге? И как ему
нравится сочинение этой бездари Фабии? Ужасно, что такие вещи печатают, да еще
таким тиражом! Ее библионы примитивны.
- А мне нравятся ее сочинения, - сказал Элий, чтобы хоть как-нибудь
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг