- Нет, нет, он не украл. Не украл! Он просто взял на время...
Поносить...
- Чужой паспорт? И Дима об этом знал?
- Нет, он ничего не знал!
- А ты?
- Я?.. Тоже не знал... то есть я догадывался... Но только так...
слегка...
Совсем немножко догадывался. Понимаете?
- Хочу понять. - Елена Кирилловна подпёрла подбородок сразу обоими
кулаками. - Значит, один мальчик, как ты говоришь, не украл, а просто взял
без спросу поносить Димин паспорт. Ходил с ним по городу, купил по нему
билет в кино да ещё передал его своему товарищу.
- Ну да! - обрадовался я. - Всё правильно! Вы всё поняли!
Елена Кирилловна взглянула на меня так, что я сразу перестал радоваться.
- А кто же, интересно узнать, этот великий изобретатель?
- Один мальчик...
- Твой товарищ?
- Нет, он не мой товарищ... Он мой знакомый. Но но товарищ... То есть
чей-нибудь он, может быть, и товарищ... А для меня - просто знакомый... И
всё...
- Так надо же немедленно сообщить об этом твоём "не совсем товарище" в
милицию:
он, может быть, и сейчас ходит по городу с чужим паспортом и творит
неизвестно что!
Елена Кирилловна уже дотронулась до телефонной трубки, но я, наверно,
так изменился в лице, что рука её вздрогнула и соскочила с телефона.
- Не надо звонить в милицию... - тихо сказал я. - Не надо. Он ведь уже
не ходит с паспортом. Этот мальчик... Он уже вернул его на место. И
паспорт лежит себе преспокойненько в шкафу. Честное слово, положил обратно.
- А ты откуда знаешь?
- Я видел...
- Видел? И почему же не схватил, не задержал его - нечестного человека,
который причинил такую неприятность твоему брату?
- Я не успел схватить. То есть я схватил, а он сразу взял и вырвался...
- И для большей убедительности я добавил: - Чуть рукав его у меня в кулаке
не остался!
- Здорово ты схватил! А кто же всё-таки этот таинственный мальчик?
Я опустил голову и снова стал по-журавлиному переминаться с ноги на
ногу. "Хоть бы телефон позвонил, что ли?" - с тоской думал я. Но, всегда
такой голосистый, телефон тут, как нарочно, умолк. Настроение у меня было
плохое. Ведь я шёл к директору, чтобы сказать правду, а получилось так,
что ещё сильней заврался и окончательно всё запутал.
Елена Кирилловна вдруг улыбнулась и показала сразу все свои красивые
белые зубы.
- Ты не хочешь выдавать товарища? Правильно. Не выдавай. Приходи с ним
вместе ко мне. Я буду здесь часов до семи вечера. И мы оба с ним
потолкуем. Хорошо потолкуем, чтобы он всё понял... А то ведь ещё и не до
того додумается! Надо его вовремя остановить. Как ты думаешь?
- А он уже сам остановился! - стал я убеждать Елену Кирилловну, для
чего-то приподнимаясь на цыпочки и прижимая руки к груди. - Он уже всё
давно понял! И сам остановился... Он ведь хороший... Ну, неплохой
парень... И он больше не будет додумываться до плохого, а только до одного
хорошего!..
- Он тебе обещал, что ли?
- Ну да! Честное пионерское дал!
- Отлично. И всё-таки вы с ним приходите ко мне. Сегодня же приходите.
Договорились, Сева? Я буду ждать вас. До семи часов вечера.
РОВНО В СЕМЬ
В тот же день одна наша соседка очень удивлялась на кухне:
- Что это случилось с нашим Севооборотом? (Так "остроумно" -
Севооборотом, а иногда даже Севообормотом - звал меня соседкин муж,
известный всему дому шутник, который очень хвастался своим агрономическим
образованием.) Что случилось с нашим Севочкой? Раньше он, если замечали,
никогда не ходил открывать парадную дверь - хоть до утра звони, хоть
руками стучи, хоть ногами колоти! А сегодня на каждый звонок выскакивает.
Светопреставление!
Я и правда выбегал на каждый звонок: ведь я знал, что сегодня
обязательно должны принести штрафную повестку, а она ни в косм случае не
должна была попасть в руки к Диме или вообще к кому-нибудь, кроме меня.
"Вот бы Дима ушёл сейчас из дому!" - мечтал я. Но Дима, кажется, вовсе
не собирался уходить. Удобно устроившись на диване, он решал какую-то
шахматную задачу. Перед ним, на самой большой подушке, до которой мама и
дотрагиваться запрещала, лежал раскрытый на последней странице номер
"Огонька" и шахматная доска, в одном уголке которой одиноко притаились
четыре фигурки. Дима ерошил волосы, поправлял очки и чесал свой затылок
так, что мне казалось, он доскребётся в конце концов до самой коры
головного мозга. Но задача, как назло, не решалась. "А вот мы так пойдём,
- бормотал себе под нос Дима. - А вот если мы так попробуем?.."
Каждый раз, возвращаясь в комнату после очередного открывания дверей,
я, словно невзначай, сообщал:
- Говорят, на улице погода просто замечательная!
- Вот ты пойди и погуляй, - не отрываясь от доски, советовал мне Дима.
"Сам пойди погуляй!" - про себя огрызался я. И продолжал вслух:
- А вот сейчас Пётр Ефимович пришёл. Говорит, скворцы уже прилетели и
все почки за одну ночь полопались. Два часа, говорит, по улицам бродил,
невзирая на ревматизм.
- Делать нечего твоему Петру Ефимовичу.
Но я не сдавался:
- Я вот сейчас Лидии Кондратьевне дверь открывал. Пошла, говорит, за
ботиночками для Борьки, три часа по городу проходила - и забыла купить:
такой воздух на улице. Прямо опьяняющий!
На самом деле Лидия Кондратьевна просто не нашла для своего трёхлетнего
Борьки подходящего номера и вовсе не восторгалась погодой, а на чём свет
стоит ругала "торговую сеть". Но вот Дима радостно смахнул фигуры с доски
на диван, схватил подушку и подбросил её под самый потолок (видела бы это
мама!).
- Эврика! Эврика!.. Упорство горы сокрушает! Он побежал в коридор, к
телефону, чтобы сообщить своему другу Кольке об очередной "сокрушённой
горе". И как раз в эту минуту раздался длиннющий звонок в парадную дверь.
Никто из наших соседей так не звонил. Я бросился открывать. Ну, ясно! Всё!
Конец! Попался! На площадке стоял пожилой небритый почтальон-мужчина с той
особенно толстой сумкой на боку, в которой разносят не письма и не газеты,
а деньги, разные важные квитанции и повестки. Дима был совсем рядом, у
телефона, а почтальон держал в руке повестку - небольшую, жёлтенькую и
очень ехидную.
- Это мне, это мне, - зашептал я, прямо вырывая повестку у него из рук.
- Давайте я распишусь.
И быстро-быстро расписался в каком-то разлинованном журнальчике на
глазах у растерявшегося почтальона.
Но тут вмешалась наша соседка - жена знаменитого шутника с высшим
агрономическим образованием по имени Виктория Владимировна.
- Кому здесь почта? - поинтересовалась она, вытирая руки о фартук.
Я замахал повесткой:
- Мне, мне... Не беспокойтесь, пожалуйста.
- Да, гражданину Клячину, - охотно подтвердил почтальон.
- Не Клячину, а КлячинУ, - поправила соседка: она очень не хотела
сознаваться, что её фамилия произошла от такого некрасивого слова -
"кляча". И вдруг, сообразив, в чём дело, она закричала: - Так это же нам!
Посылка!.. Мандарины из Самарканда! Я жду эти мандарины, как свежего
воздуха, а он схватил их и держит в руке. - Она выхватила у меня повестку,
чуть не разорвав её при этом на мелкие клочки. - Теперь мне всё ясно!
Теперь я понимаю, почему письмо от дяди из Архангельска идёт уже вторые
сутки. И куда девалась позавчерашняя вечёрка!..
- Она по воскресеньям не выходит! - только и мог я крикнуть в ответ. И
скрылся в комнате.
Я слышал, как Дима долго извинялся за меня перед соседкой, а она
отвечала ему:
- Нет, Дима, к вам я ничего не имею. Никаких претензий. Вы вполне
интеллигентный молодой человек.
Вслед за этим "молодой интеллигент" появился в комнате и поплотней
прикрыл дверь, что значило: "Жди серьёзного разговора!"
- Зачем ты схватил повестку?.. - начал Дима.
- Я думал, что это нам...
- Как же ты мог "думать", когда там по-русски написано: "Клячину"?
- А что я, обязан все слова от начала до конца читать, что ли? Я
посмотрел на первую букву и на последнюю, вижу - "К" и "У". Я и подумал,
что "Котлову".
- Оригинальный метод чтения, - съехидничал Дима. - Ты, может, скоро
будешь в каждом слове только одну первую букву читать! Замечательная
получится рационализация: скоростное чтение!
Я отбивался очень вяло, потому что, честно говоря, мне за эти два дня
смертельно надоело врать. Я старался выпутаться из всего этого вранья, но
одна ложь незаметно цеплялась за другую, одна выдумка тянула за собой ещё
десять. И я ничего не мог поделать.
- Ты безнадёжный человек, - сообщил мне в конце нашей беседы Дима. -
Надоело с тобой разговаривать. Пойду в читальню.
Час от часу не легче! Шутка сказать: пойдёт в читальню! Да кто его туда
пустит?!
Я схватил Диму за руку.
- Зачем тебе идти в читальню? Что там интересного? И потом, ты же
устал... Вон каков бледный! Пойди лучше в Сокольники, на выставку собак.
Там знаешь какая выставка! Говорят, есть такие страшные псы, что собака
Баскервилей по сравнению с ними просто жалкий щенок.
Дима только плечами пожал.
- А вот в парке культуры, между прочим, открыли выставку женского
платья, - сообщил я. - Сам по радио слышал...
Брат посмотрел на меня, как на сумасшедшего.
Что было делать? Как задержать Диму хоть на пятнадцать минут? А потом,
я знал, придёт с работы папа, начнётся разговор о международных событиях -
и Дима сам забудет про читальню.
Я взглянул на наши стенные часы с пожелтевшим от старости циферблатом и
снова схватил Диму за рукав.
- Ой, сейчас ведь будут "Последние известия"! И сводка погоды на
завтра. А вы завтра как раз на массовку собираетесь. Значит, надо
послушать!
- Сам послушай, а потом мне расскажешь.
- Я могу чего-нибудь не расслышать... или забыть! Ведь ты же сам
говорил, что я безнадёжный человек. Вот!
- Да, на тебя надежда плохая, - согласился Дима и присел на диван.
Замысловатая старинная стрелка с резными тоненькими прожилками и
заржавленными бугорками приближалась к семи. Вот уж и голос диктора,
словно напоминая мне о чём-то важном, предупредил: "Товарищи, проверьте
ваши часы!" Радио на миг замолчало, потом из репродуктора стали падать
такие знакомые глухие удары...
И тут я вскочил со стула. Семь часов!.. Без одной минуты семь! Меня
ждёт Елена Кирилловна. Вот сейчас она тоже проворит по радио часы и уйдёт
из маленькой комнаты, которая так солидно именуется "кабинетом директора".
Я пулей помчался в коридор. Слава богу, телефон был свободен. Возле него
на жёлтом ботиночном шнурке косо висела телефонная книга. Я отыскал букву
"Ш", потом слово "Школа", потом среди сотен школьных номеров - номер своей
школы и набрал его дрожащей рукой.
- Елена Кирилловна? Это я, Сева Котлов...
- Почему же не пришёл твой товарищ? Этот таинственный мальчик...
- Он приходил! Приходил, Елена Кирилловна. И вы видели его... Утром,
помните? И он уже всё понял. Честное слово!
Елена Кирилловна строго сказала, чтобы этот мальчик, то есть я сам,
завтра ещё раз зашёл к ней для очень серьёзного разговора. Она так
сказала... Но я не испугался! Я даже обрадовался. Да, да, обрадовался! Мне
вдруг показалось, будто с плеч у меня свалилось что-то очень тяжёлое,
такое тяжёлое, что даже пол под ногами слегка покачнулся.
- Ладно, Елена Кирилловна. Конечно! Он... то есть я... Обязательно
зайду!..
Соседка с кухни крикнула, что "если с таким остервенением вешать
трубку, так рычаг скоро отлетит и окажется на полу". Но я ничего не
ответил соседке. Я легко и весело зашагал в комнату, хотя разговор мне там
предстоял совсем не лёгкий и, уж конечно, не весёлый...
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
"ТАЙНЫЙ СИГНАЛ БАРАБАНЩИКА", ИЛИ КАК Я ВЁЛ ДНЕВНИК
10 ноября 1957 года
Вчера вечером, когда я слонялся без дела по коридору, мама сказала:
- Займись-ка лучше дневником. Это очень хорошее дело! Каждый день
записывай в тетрадку всё самое важное. А когда-нибудь, через много-много
лет, тебе будет очень интересно прочитать её своим детям или даже внукам и
вспомнить, как ты был маленьким.
- Не маленьким, а школьником среднего возраста! - поправил я маму. -
Так ведь и в книгах пишут: "Для среднего школьного возраста".
- Ну, пусть так, - согласилась мама. - Только пиши о себе всю правду,
ничего не сочиняй. А то тебе же самому будет неинтересно читать свой
дневник, если в нём будет неправда.
- Через много-много лет я уж забуду, правда это была или неправда...
- Ничего ты не забудешь: детство никогда не забывается.
Ну, маме это, конечно, виднее!
Доставая из ящика чистую тетрадку, я думал: "А может быть, я стану не
просто взрослым, а каким-нибудь знаменитым человеком? Все люди сразу
захотят узнать разные подробности о моём детстве. И вот эта самая тетрадка
в клеточку им поможет. Тогда уж она будет храниться не в моём сломанном
ящике, который можно открывать только щипцами да плоскогубцами (голыми
руками его не возьмёшь!), а где-нибудь в музее, под стеклом".
Для начала я изрисовал всю обложку и края первой страницы человеческими
головками, фигурками животных, хвостатыми росписями. Первую фразу я
начинал три раза и три раза нарочно зачёркивал: я знал, что так именно
поступают со своими рукописями всякие знаменитые писатели и поэты.
Но что делать дальше, я не знал. Тогда я пошёл в библиотеку и набрал
много толстых и тонких книг. Это были дневники известных людей:
путешественников, учёных, писателей... Они все очень подробно описывали в
дневниках свою жизнь и жизнь ближайших родственников. Прямо изо дня в
день: и кто что сделал, и кто что подумал, и кто что кому сказал. Они и
природу описывали, и все свои мысли, и настроения. И я так буду делать.
Потом я почитал Димин дневник, который лежит в нашем книжном шкафу. Ну,
Дима пишет главным образом о книгах, которые он прочитал, и о
международных событиях, и о своей общественной работе. Мне кажется, это не
очень интересно записывать. О международных делах можно будет потом, через
много-много лет узнать из газет или журналов. А в дневнике уж лучше писать
о собственной жизни.
Я попросил всех наших домашних - и маму, и папу, и брата Диму -
помогать мне, проверять иногда мой дневник. И сразу приступил к делу:
сделал в тетрадке эту самую первую запись.
11 ноября
Сегодня, ровно в 10 часов 20 минут утра, мне в голову пришла гениальная
идея:
посадить Лёльке Мухиной в парту живого ежа! То есть я не сразу дошёл до
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг