очень доброй женщиной, но сегодня мне показалось, что у неё сердитые
глаза. Бедный Нытик! Бедный!..
Математичка Софья Романовна раскрыла журнал и произнесла свои обычные
слова:
- А вот мы сейчас посмотрим, как вы дома поработали! Витька знал, что
его спросят, - он весь подтянулся, раскрыл тетрадку. И тут я стал молча
закрывать его тетрадь и совать ему под нос свою собственную, где были
правильные вопросы и правильные ответы.
- Ты чего-о? - шепотом удивился Витька. - Ведь мы же с тобой...
И он отодвинул мою тетрадку. Отбросил в сторону спасательный круг,
который я ему протягивал! Сам, своими руками отбросил!
Так и есть.
- Начнём-ка сегодня с Бородкина, - сказала Софья Романовна.
Витька поднялся. Лицо у него было довольное: он, видно, хотел блеснуть
верностью решений двух трудных задач.
"Вот сейчас он блеснёт! - с ужасом думал я. - Да так блеснёт, что всех
кругом ослепит!" И тут же я принял решение:
"Нет, этого не должно случиться! Любой ценой искуплю свою вину и спасу
Нытика!"
Я вновь раскрыл свою тетрадь и стал совать её Витьке в руки.
- Вот здесь!.. Здесь правильно... Читай по моей.
Витька растерянно моргал глазами. И мне стало ещё больше жалко его.
- Отста-ань, я са-ам... - шёпотом заныл он.
- Что у вас там происходит? - строго спросила Софья Романовна. - Я ведь
вызвала Бородкина. Так что ты, Котлов, сиди спокойно!
Легко сказать: сиди спокойно! Я не мог, просто не мог допустить, чтобы
Витька прочитал то, что было написано в его тетрадке! Любой ценой я должен
был помешать или, верней сказать, помочь ему!
- Скажи, что забыл тетрадку дома, - опять зашептал я.
Но Витька ничего не понял.
- Я не забы-ыл. Она во-от... Во-от она!
- Возьми лучше мою! Читай по моей. Слышишь, дурак несчастный!
- Сам дура-ак, - зло прошептал в ответ Витька. И раскрыл рот, чтобы
читать про куриц, которые высиживают яйца, и про целые пирамиды табуреток,
которые достигают потолка и даже самой крыши.
Тут уж я не выдержал и, забыв, что нахожусь на уроке, просто вырвал у
Витьки из рук его тетрадку. Весь класс ахнул и сразу замер... В гробовой
тишине раздался голос нашей доброй Софьи Романовны. Голос был очень
сердитым, и оттого, что Софья Романовна была очень доброй и никогда раньше
не повышала голоса, её слова показались мне какими-то особенно грозными:
- Котлов, сейчас же покинь класс! Ты мешаешь нам заниматься. Погуляй в
коридоре и приди в себя!
И я покинул класс... Но не стал гулять по коридору. Нет, я прислонился
ухом к замочной скважине и стал слушать. Вот... вот сейчас Витька прочтёт:
"Сколько яиц снесёт курица в первый день?" - и весь класс прямо взорвётся
от хохота.
Витик-Нытик стал что-то читать по тетрадке; тут я заткнул уши и постоял
так минуты две. А когда я вынул пальцы из ушей и снова приставил правое
ухо к двери, то услышал добрейший голос Софьи Романовны:
- Пока всё хорошо, Бородкин. Молодец! А как у тебя со второй задачей?
Оказалось, что и со второй задачей у Бородкина всё обстояло вполне
благополучно.
Я привык в последнее время к разным чудесам, но тут уж я ничего не мог
понять.
Как же так? Неужели Витька разгадал мои коварные планы и всё решил сам?
Но ведь у него даже нет задачника! А может, он сходил за ним в библиотеку
или к кому-нибудь из ребят? Да нет, он строил вчера во дворе вместе со
всеми нами ледяную "Шипку".
Мимо прошла нянечка и, покачав головой, сказала:
- Выгнали? Выперли из класса-то? И не стыдно? Эх, увидели бы тебя
сейчас твои родители!
Потом она принесла щётку, стала подметать пол и всё никак не могла
успокоиться:
- Какие для них условия предоставляют! А они, ироды!.. Я всё продолжал
теряться в догадках. И, наверно, совсем бы потерялся, но тут затрезвонил
звонок, и школа, которая только что была тихой и будто совсем пустой,
вдруг ожила, и зашумела, и запрыгала, и даже запела.
Ребята окружили меня и стали на разные голоса упрекать:
- Это уж слишком, Котелок!
- Подсказывал бы тихонько, а то лезет, как агрессор, вырывает
тетрадку!..
- Витька и без тебя всё знал. И вообще надо кончать с подсказками!
- Нет, иногда можно... Но когда товарищ погибает. А тут не было никакой
необходимости!
Наташа Мазурина презрительно взглянула на меня. И я прочёл в её глазах
знаменитое: "И тебе не совестно?!"
Вышел из класса и Витька. Я сразу подбежал к нему и, забыв даже про
оскорбительную записку Нытика, сказал.
- Прости меня, Витя...
Витька, видно, очень обрадовался, что я заговорил с ним.
- За что же прощать? Ты просто сперва перепутал...
- Нет, я не перепутал. Я нарочно послал тебе не те решения.
- Наро-очно? - протянул Витька своим обычным обиженным голосом. Но
потом, будто вспомнив что-то важное, спохватился: - Это сперва ты сделал
нарочно! А потом ведь ты всё исправил.
- Я исправил?
- Ну да.
- Ничего не понимаю!
- Ты же опустил в почтовый ящик записку. Вот эту.
- Я опустил?!
- Ну да-а...
С этими словами Витька полез в брюки и достал оттуда смятую бумажку. На
ней большими печатными буквами было па-писано: "Вот условия задач, которые
нам задали сегодня на дом. Реши сам!"
Дальше шли уже известные мне рассуждения о бассейне, который
наполняется тремя трубами, и о путниках, которые вышли навстречу друг
другу из пунктов А и Б.
А в самом конце записки стояла подпись: "Сева".
Сева! То есть получается, что это писал я. А я на самом деле этого
никогда не писал! В чём же тут дело?
- Я сперва и сам удивился немного, - сказал Нытик. - "Почему, думаю,
Котелок стал писать печатными буквами?" Но потом вспомнил, что ты уже
писал мне однажды такими же точно буквами.
- Я?! Когда? Это ты мне писал печатными буквами, а не я тебе.
- Нет, ты мне! Ты-ты! Ты-ы-ы! - как-то очень решительно и обиженно
заныл вдруг Витька. - Я ведь ту записку тоже храню!
Он помчался в класс и прибежал оттуда через минуту, победно размахивая
белым листком.
Мы оба склонились над этим листком и прочитали вслух:
- "Дорогой Витя! Я ничего не могу объяснить тебе подробно, но только
знай: я расторгаю наш "священный договор"! Теперь я буду готовить
письменные уроки сам.
Каждый день сам! И ты делай сам. Это необходимо! Ни о чём меня не
спрашивай. Я тебе сейчас ничего не могу объяснить. И вообще не
разговаривай со мной целых пятнадцать дней с момента получения этого
письма. Если только заговоришь, нам обоим плохо придётся. Потом всё
объясню. И почему пишу печатными буквами, тоже объясню! Твой верный друг
Сева".
- Но ведь я получил точно такую же записку! - воскликнул я.
- От кого?
- От тебя! Не притворяйся! Ты же писал?
- Не ври-и. Я ничего не писал...
- И я ничего не писал.
- Значит, кто-то... - таинственно прошептал Витька.
- ...прислал нам с тобой одну и ту же записку, но только подписал её
разными именами! - закончил я.
- Покажи свою, - всё ещё не веря мне, потребовал Витька.
- Я разорвал её.
- Ах, разорва-ал?..
- Ты мне не веришь?! Клянусь... клянусь... - Я никак не мог придумать,
чем бы таким поклясться. - Клянусь... Чтоб мне ни разу в жизни в кино не
попасть! До самой смерти!
Витька даже вздрогнул от такой страшной клятвы.
- Я верю тебе...
- Так ты, значит, поэтому от меня и отворачивался?
- И ты тоже из-за этой записки?..
- Ну да!
Ох, и здорово нас кто-то одурачил! Заставил нарушить "священный
договор", а чтобы мы не могли договориться друг с другом и выяснить что к
чему, заставил нас отворачиваться друг от друга. И печатными буквами
записки написал, потому что сообразил, что я знаю Витькин почерк, как свой
собственный, и он мой так же.
Хитро придумано! Это уж действительно какой-то "великий комбинатор"
изобретал!
Но кто он? Кто он такой? А самое главное, откуда он мог узнать ещё
вчера обо всей этой истории с задачками? Ведь о ней не знал никто, кроме
меня. Никто на всём белом свете! С ума сойти можно!
Мы с Витькой только затылки чесали.
Мимо прошёл Толя Буланчиков.
- А-а! Друзья встречаются вновь? - сказал он. - Это очень хорошо:
дружба, знаете ли, дороже всего на свете!
Но мы даже не обратили на Буланчикова никакого внимания.
Наконец я пришёл в себя и сказал:
- Теперь восстановим наш договор! Ладно?
- Не зна-аю... - протянул Витька. - Мне даже немного, как бы это
сказать...
понравилось, что ли...
- Что тебе там поправилось?
- Ну, самому, как бы это сказать... задачки решать. И отвечать потом
как-то приятнее. Я вот сегодня... И Софья Романовна похвалила: "Молодец",
- говорит.
- Ну ладно! Мы об этом ещё подумаем, - перебил я Витьку, Потому что об
этом и в самом деле стоило немного подумать.
17 декабря
Сегодня председатель совета отряда Толя Буланчиков поручил мне зайти
домой к Володе Каталкину и помочь ему по арифметике, Володя уже целых две
недели не ходит в школу. У него какая-то очень странная болезнь:
воспаление среднего уха.
Я до сих пор думал, что у всех людей только по два уха - и оба крайние:
одно - левое, а другое - правое. Но, оказывается, у нас есть ещё третье
ухо - среднее.
Только мы его не видим. Вот оно-то как раз у Володьки и болит...
Сегодня после уроков я отправился к Каталкину. Он живет в старинном
одноэтажном домике. А домик стоит в небольшом садике за забором. Я, когда
вижу такие дома, так всегда думаю: здесь вот, наверно, жил до революции
какой-нибудь важный барин, князь или даже граф. И по утрам к подъезду
подкатывала тройка, а на козлах сидел бородатый кучер и лихо натягивал
вожжи. А лакей вскакивал на запятки. И один вот такой граф занимал целый
дом, сам ничегошеньки не делал и только своих дворовых гонял с утра до
вечера. А сейчас в доме живут, может быть, внуки этих дворовых и
крепостных. А граф удрал за границу и работает где-нибудь в Париже
официантом в ресторане. Мне почему-то кажется, что почти все дворяне,
которые за границу удрали, стали там официантами...
На доме Володьки Каталкина - какие-то старинные кренделя, которые, как
я узнал, называются вензелями. И две буквы внутри этих вензелей: "Б" и
"К". Это, наверно, инициалы князя или графа, который проживал когда-то в
этом доме.
От забора на дорожку падают ровные полоски: тёмные и светлые. Шагая по
этим полоскам, я добрался до калитки. Но только стал открывать сё, как
вдруг отскочил от забора и даже одной ногой в сугроб провалился. Во дворе
я увидел огромную серо-белую немецкую овчарку. Я ей, наверно, чем-то не
поправился, потому что она стала громко лаять и с самым зверским видом
рваться мне навстречу.
Собака была, конечно, привязана к столбу, но не цепью, а какой-то очень
ненадёжной верёвкой. Верёвка натягивалась прямо как струна, и казалось,
вот-вот оборвётся. А надо сознаться, что я с раннего детства боюсь или,
лучше сказать, остерегаюсь собак. И недаром! Когда я был ещё в детском
саду, меня тяпнула за ногу такая же вот огромная серая немецкая овчарка, и
я потом целый месяц ходил на уколы. Помню, живого места на моём животе не
осталось.
"Уж лучше поищу другую калитку", - подумал я. Обошёл кругом вдоль
забора. Но никакой другой калитки не было. Тогда я стал звать Володю. Я
кричал, а собака в это же самое время лаяла, да ещё ветер подвывал ей
вовсю - так что Володя меня не услышал.
Я ещё походил, походил вдоль забора, захотел есть, замёрз и поплёлся
домой.
Володька ведь завтра ещё не собирается в школу, так что я успею оказать
ему свою товарищескую пионерскую помощь. А собаку они, может быть, завтра
в комнату заберут или привяжут понадёжнее цепью какой-нибудь. Вот позвоню
Володьке по телефону и попрошу, чтобы привязали. Хватит с моего живота
уколов!
18 декабря
Степан Петрович плохо видит. Но зато он очень хорошо слышит. Когда
хлопает парадная дверь и человек только ещё входит в коридор, Степан
Петрович сразу узнаёт, кто именно пришёл. И никогда не ошибается.
Сегодня, когда я вошёл к нему в комнату, Степан Петрович спросил:
- Что ты там замешкался, Сева? Я уж минут пять назад услышал твои шаги
по коридору. И почему, думаю, он в комнату не идёт?
- Меня соседка ваша попросила помочь. Бак на плиту мы ставили. Она
бельё кипятит...
- Ах, бельё? - Степан Петрович поднял очки на лоб и лукаво прищурился.
- А я думаю, там, возле двери, собака на верёвке бегает.
Я вздрогнул. Собака? Это Степан Петрович сказал не случайно! Откуда он
знает о вчерашней собаке? Откуда?! Ведь рядом со мной никого не было. И
никто ничего не видел. Откуда же он знает? И даже о том, что собака бегала
не на цепи, а веревкой была привязана - и об этом знает! Прямо волшебство
какое-то! Ни одного дня не проходит без чудес! Ну и жизнь у меня пошла:
только и ломай себе голову над всякими загадками! И ничего всё равно не
разгадаешь!..
В эту минуту хлопнула дверь в коридоре.
- Наш "главпродукт" пришёл, - сразу сказал Степан Петрович. Это он так
Витьку прозвал.
Нытик влетел в комнату, нагруженный пакетами и кульками. На шапке и
воротнике у него ещё не растаяли снежинки, а лицо было раскрасневшееся и
гордое.
Нытик очень любил рассказывать о своих хозяйственных успехах.
- Я купил вам мандарины, Степан Петрович! Их прямо о юга привезли. На
самолёте!.. Только вчера они, может быть, на солнышке грелись, а сегодня
мороза попробовали. Здорово, а?
Я воспользовался этим разговором и тихонько, прямо без шапки и без
пальто, вышел на балкон. Он был весь покрыт снежным пушистым ковриком. И
на перилах тоже лежал снег.
"А может быть, отсюда виден дом Володьки Каталкина? - думал я. - И
Степан Петрович всё сверху разглядел?" Но тут же спохватился: да ведь
Степан Петрович почти ничего не видит! А может, кто-нибудь другой
разглядел отсюда и ему всё рассказал? Но нет, балкон выходил совсем в
другой переулок. И здесь тоже было несколько невысоких старинных домиков с
кренделями-вензелями над окнами, но того самого, возле которого бегала на
верёвке собака, не было.
Я вернулся в комнату. И после того белого снежного коврика долго
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг