какой-то зеленой пасты.
- Ручаюсь, господа, вам никогда не забыть кухни старого Старжена Фица!
Почему бы юному джентльмену не отведать паштет из морского ежа? Сэр,
отхлебните этого окинавского супа из каракатицы, и вы уже не оторветесь! Не
желаете ли сырой рыбы сашими? Она так нежна, так нежна, так нежна, так
нежна...
Старик, словно испорченная пластинка, запнулся на "так нежна" и
повторял эти слова все тише и тише, а потом совсем затих и застыл с широкой
безжизненной улыбкой на устах.
Проголодавшиеся друзья набросились на удивительную еду и даже забыли на
какое-то время о цели своего прихода. Старик между тем вышел из оцепенения,
пролез под стойкой в зал и заиграл на скрипке. Он подходил со скрипкой к
гостям, склонялся то к мальчику, то к капитану, вкрадчиво и ласково шептал:
- Носки, галстуки, кактусы, шпильки, замки, открытки...
Не прерывая игры на скрипке, он несколько раз взмахнул над головами
друзей самурайским мечом, дал холостую очередь из винтовки "М-14", показал
несколько приемов дзю-до и ударил страшным свингом по чучелу медведя панды,
скромно стоящему в углу зала. Потом он подсунул Геннадию альбом с "самыми
редкими марками", схватил свободную от еды ладонь капитана и снова зашептал:
- Феноменальное сочетание физических и духовных качеств, сэр, приведет
вас к триумфу! Все-таки, сэр, сохраняйте осторожность в первую неделю
новолуния... Старый Старжен Фиц, сэр, лучший хиромант Юго-Восточной Азии, и
если бы не интриги...
- Простите, мистер Старжен Фиц, - сказал Рикошетников, осторожно
освобождая свою руку для собственных надобностей. - Мы пришли сюда только
лишь для того, чтобы повидать консула Республики Большие Эмпиреи и
Карбункл...
Старик вдруг отпрыгнул в сторону с криком "0-ле!" и, обращаясь к
медведю панде, филину, маскам и маринованным чудовищам, торжествующе
воскликнул:
- Слышали?
После этого он нырнул под стойку, скрылся за бамбуковой шторой и через
минуту явился оттуда в совершенно уже новом обличии. Преисполненный
достоинства дипломат в мундире, расшитом золотыми нитями, с высоким стоячим
воротником, покровительственно и любезно смотрел на гостей. Лишь забытая на
голове поварская шапочка напоминала о прежнем Старжене Фице.
- К вашим услугам, господа, - сдержанно поклонился генеральный
консул.
- Мы советские моряки, господин консул, - оправившись от первого
ошеломления, пробормотал Рикошетников. - Я капитан
научно-исследовательского судна "Алеша Попович", Николай Рикошетников, а это
мой друг Геннадий Эдуардович Стратофонтов.
- Стратофонтов? - поднял правую бровь генеральный консул. - Не
являетесь ли вы, сэр, одной из ветвей генеалогического древа национального
героя нашей республики русского адмирала Страттофудо, памятник которому
возвышается в столице нашей страны Оук-порте?
- Геннадий как раз является ветвью адмирала Стратофонтова, но отнюдь
не Страттофудо, - сказал капитан.
Консул улыбнулся:
- Так жители нашей страны переиначили это славное имя на свой манер.
- Значит, мы увидим памятник моему предку? - воскликнул Геннадий. -
Николай Ефимович, это потрясающе! Памятник моему дедушке!
- Вы собираетесь посетить Большие Эмпиреи? - осторожно спросил
консул.
- Как раз по этому поводу мы и пришли к вам, сэр, - - сказал
Рикошетников. - "Алеша Попович" будет все лето исследовать шельф в районе
архипелага и знаменитую впадину Яу. Мы хотели бы получить согласие вашего
правительства на заходы в ваши порты и гавани.
- На вашем судне есть футбольная команда? - быстро спросил консул.
- Что-о? Футбольная команда? Да, разумеется, у нас есть футбольная
команда...
- Тогда все в порядке. Футбол - это главная страсть нашей республики
и президента. Вы получите право захода во все гавани Больших Эмпиреев.
- И Карбункла, - добавил Рикошетников.
- Во все гавани и порты Больших Эмпиреев, - повторил консул.
- Ну, конечно, и Карбункла? - весело спросил Рикошетников.
Мимолетная тучка проскользнула по лицу Старжена Фица.
- На Карбункле не играют в футбол, - сухо сказал он. Рикошетников не
обратил внимания на странный тон, каким были сказаны эти слова, извлек из
своего портфеля судовые бумаги и приступил к обсуждению формальностей.
"Почему же на Карбункле не играют в футбол? - подумал Геннадий. - И
почему консул помрачнел, когда сказал об этом?"
- Ну все в порядке,- сказал Рикошетников, закрывая свой портфель.
- Наконец-то можно снять проклятый мундир! - воскликнул Старжен Фиц.
- Надеваю я его, господа, не чаще одного раза в десять лет, но все-таки
терпеть не могу. Что вам приготовить, господа? Итальянскую пиццу,
швейцарскую фондю, аргентинское асадо, индийский керри-райс или, может быть,
русский борщ?
- Что вы хотите этим сказать? - воскликнул Геннадий. Он побагровел и
вытянулся как струнка.
- Просто повеяло воспоминаниями детства, - затараторил вдруг
по-русски Старжен Фиц. - Как вы вошли, господа, так сразу пахнуло нашим
русским привольем, березовым соком, борщом... Ведь я, господа, родился в
Санкт-Петербурге и покинул его шестьдесят лет назад в вашем возрасте,
милостивый государь.- Он почтительно поклонился Геннадию. - Судьба мотала
меня по всему миру, господа, но об этом не будем. Единственная страна, где
мне не довелось побывать, - это Республика Большие Эмпиреи и Карбункл...
Всего доброго, господа, всего доброго, но прежде прошу оплатить счет. Ваш
ужин, господа, стоил три тысячи иен, игра на скрипке четыреста пятьдесят
иен, демонстрация приемов бокса и дзю-до пятнадцать иен. Извините, господа,
я бы не взял с вас денег, но мое правительство не платит мне жалованье уже
двадцать четыре года. Приходится изворачиваться, господа. Старость - не
радость... Прежде старый Старжен Фиц зарабатывал на велогонках, сейчас соль
в коленных суставах, господа...
Консул, видимо, мог бы так болтать еще очень долго, но моряки
направились к выходу. Старжен Фиц проводил их до дверей, всучил на дорогу
чикагский галстук, кактус, раковину и банку с сороконожкой за 127 иен.
- Ах, господа, - тараторил он уже в дверях, - говорят, что страна,
которую я здесь представляю, земной рай! Хочу вам дать последний полезный
совет, господа. Обязательно постарайтесь в Оук-порте познакомиться с мадам
Накамура-Бранчевской. Недавно эта леди посетила Токио, и старый Старжен Фиц
был просто очарован...
- Чем же знаменита эта дама? - усмехнулся Рикошетников. Чудак консул
успел уже порядком надоесть ему.
- Ах, это просто совершенство! Убедительно советую не избегать
приятнейшего знакомства с этой богатой импозантной и попросту красивой
женщиной.
- Я никогда не чурался импозантных, а тем более красивых дам, -
улыбнулся капитан.
- Это похвально, это похвально, это похвально... - Консул оцепенел с
широкой бессмысленной улыбкой на устах.
По дороге к порту Геннадий и капитан во всех подробностях вспоминали
визит к "генеральному консулу" и весело хохотали.
В районе Гиндзы их "бентли" попал в автомобильную пробку. Джазовые
обвалы из окон баров, крики зазывал и уличных торговцев, полицейские свистки
и сирены, клаксоны автомобилей чуть не оглушили их. В небе, освещенный
скрещенными лучами, поворачивался рекламный автомобиль, ниже то хмурилась,
то расплывалась в улыбке гигантская неоновая рожа, все кричало, мелькало,
подмаргивало. Световая газета на крыше "Асахи" вещала:
Сегодня в Токио убито 15, ранено 307!
Битлы заявили протест министерству внутренних дел Англии!
Советы продолжают штурм космоса!
Заявление генерала Зиапа!
Экс-шахиня Сорейя приняла приглашение киностудии "МГМ"!
Исчезновение панамского сухогруза в ста милях от Гонконга!
Потеряна связь с яхтой шейха Абу-Даби, стоимость которой оценивается в
15 миллионов...
Самолет таиландских ВВС засек неизвестные торпедные катера!
Новые пираты?
ГЛАВА III,
в которой слышится пение кота и тявканье "Ржавой акулы"
Стоял полный штиль. Вот уже неделю плавучий институт в идеальных
условиях исследовал семикилометровую впадину Яу. Ничто не мешало ученым
опускать дночерпалки и тралы, запускать радиозонды. Корабль медленно
двигался, прокладывая новый промерный галс. Эхолоты прощупывали глубину. На
палубах "Алеши Поповича" царила веселая суета. Казалось, что это кусок
черноморского пляжа: все ученые и моряки были в плавках и темных очках.
Неподвижный океан горел с яркостью вольтовой дуги. Иногда в слепящем
мареве трепещущими пятнами пролетали стайки летучих рыб.
Геннадий никак не мог свыкнуться с мыслью, что под днищем их судна
такая гигантская толща воды - семнадцать с половиной кругов стадиона имени
Кирова, четырнадцать останкинских телебашен! Подолгу он стоял, опершись на
планшир, глядя, как из темноты в прозрачные слои выплывают акулы. Эти
мерзкие твари постоянно кружили вокруг судна и испарялись только тогда,
когда появлялись быстроглазые, иронически улыбающиеся дельфины-афалины.
- Почему же все-таки целая стая акул боится одного-единственного
дельфина? - спрашивал Гена своего непосредственного руководителя доктора
биологических наук Верестищева.
- Дельфин отважен, а акула трус,- отвечал Самсон Александрович,-
Акула, Гена, это своего рода морской фашист.
- Вы думаете, что фашизм труслив? - пытливо спрашивал мальчик. - Но
ведь он всегда нападает первым...
- Это сложная проблема, Гена, очень сложная, - задумчиво говорил
Верестищев.- Всегда ли смел тот, кто нападает первым?
Препарируя моллюсков и глубоководных рыб, ученый и лаборант часто вели
содержательные беседы, которые иной раз соскальзывали к философской
плоскости.
- Вы знаете, Гена, - сказал как-то Верестищев, - как индонезийские
рыбаки мстят акулам, когда от их зубов погибает человек? Они вылавливают
хищника, разжимают ему челюсти, засовывают ему в желудок живого морского ежа
и выпускают в море. Акула обречена на долгие нестерпимые муки.
- Б-р-р...- содрогнулся Геннадий.- Все-таки это слишком жестоко по
отношению к бессмысленной твари...
- Акулы кажутся этим рыбакам не животными, а враждебным племенем.
- Тем более это жестоко - воскликнул Геннадий. - Рубанули бы гадину
- и дело с концом!
- Это очень сложная этическая проблема, - задумчиво сказал
Верестищев.- Вы мыслите, Геннадий, не по возрасту серьезно. Давайте-ка
займемся чем-нибудь попроще. Вот перед нами медуза...
Они погрузились пинцетами в довольно-таки неаппетитное желе
распластанной медузы.
- Знаете ли вы, Гена, что акустический аппарат медузы угадывает
приближение шторма больше чем за сутки? - спросил Верестищев.
- А нельзя ли сделать такой прибор, как этот аппарат у медузы? -
полюбопытствовал Гена.
- Вы меня поражаете, Геннадий! - воскликнул Верестищев. - Как раз
над этой проблемой работает один отдел в нашем институте. Вам надо быть
ученым, мой мальчик!
Однажды, проснувшись, Геннадий очень удивился, не увидев на палубе
расчерченного жалюзи солнечного коврика. Тусклый серый свет еле-еле освещал
каюту. Иллюминатор, казалось, был задраен брезентом.
- Привет, Генок, - сказал Телескопов. - Тебя с туманом, а меня с
халтуркой.
Он сидел на своей койке и плотничал, плотничал тихо и сокровенно, как в
детстве.
- Доктору клетку сочиняю,- объяснил он .- Всю дорогу доктор не
отвечал взаимопониманием, а сейчас клеточку заказал. Удача: кенара он ночью
поймал, доктор наш золотой.
- Как так - кенара? - поразился Гена.
- Ну, может, не кенара, так попку, а может, еще какого черта, -
сказал, посвистывая, Телескопов.
- Но ведь кенар или попугай - это береговые птицы!
- Да, видать, к Эмпиреям замечательным подгребаем.
Геннадий вышел на палубу. Видимость была не больше полукабельтова.
"Алеша Попович" двигался самым малым, каждые две минуты сигналя туманным
горном. Трое парней готовили к спуску за борт двухсотлитровый батометр.
Геннадий поднялся на ходовой мостик и здесь, возле двери радиорубки,
встретил судового кота Пушу Шуткина. Кот сидел на задних лапах, недобрыми
желтыми глазами смотрел на мальчика.
Кот этот записался в судовую роль "Алеши Поповича" в итальянском порту
Бари, но никто бы не смог поручиться, что он был родом именно оттуда.
Вот уже четыре года Пуша Шуткин плавал на "Алеше Поповиче", сходил на
берег в каждом порту, устраивал там свои дела, но неизменно возвращался,
завидев на мачте флаг "Синий Петр"- сигнал "Всем на борт!".
Шуткин пользовался у экипажа и ученых заслуженным авторитетом. Это был
солидный боевой, покрытый шрамами кот, исполненный достоинства и
благосклонности к двуногим друзьям. И только лишь к Геннадию Шуткин отнесся
с каким-то пренебрежением: высокомерно выгибал спину, трубой поднимал хвост,
презрительно фыркал, старался по мере сил досадить юному моряку. Вспомним
хотя бы историю с борщом.
Нельзя сказать, что Геннадия это не задевало. "Уж не видит ли он во мне
соперника", - иногда думал мальчик, и от этой мысли ему становилось не по
себе.
Сейчас, встретив кота, Геннадий решил раз и навсегда выяснить с ним
отношения.
- Простите, Шуткин, но мне кажется, что вы относитесь ко мне с
каким-то предубеждением,- сказал он.- Почему? Разве не получали вы от меня
колбасу, селедку, конфеты?! Разве не отдал я вам чуть ли не половину
праздничного блюда бишбармак, которым нас побаловал старший кок Есеналиев?
Кот выгнул спину, поднял хвост трубой и пошел прочь, ко вдруг, словно
передумав, повернулся к Геннадию, встал на задние лапы и с горечью запел:
В любом порту живет нахал,
Которому за дело
Маэстро Шуткин раздирал
Полморды и полтела.
В Бордо бесхвостый обормот
Оклеветал нас жутко,
Сказав, что благородный кот
Всего лишь раб желудка.
Но моряки - прямой народ.
В душе моей открытой
Они читают: Шуткин-кот
Не любит паразитов.
Не так важна коту еда,
Пусть даже голод гложет,
Мужская дружба мне всегда
Значительно дороже.
А вы, Геннадий-новичок,
Поверив гнусным слухам,
Не удосужились разок
Пощекотать за ухом.
Я презираю бишбармак
И жирную селедку,
Зато ценю как дружбы знак
Заушную щекотку...
- Так вот, в чем дело! - воскликнул Геннадий. - Приношу вам свои
глубочайшие извинения! Разрешите мне немедленно протянуть вам руку дружбы!
Кот, не скрывая удовольствия, выгнул шею и Геннадий в течение пяти
минут щекотал его за ухом.
- Мерси,- сказал наконец кот. - Я совершенно удовлетворен и в знак
благодарности дарю вам свою любимую песню, которую довелось слышать только
моим истинным друзьям и подругам.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг