Взгляни, вон один выше всех, голубой с радужным знаком.
- Это герой-одиночка! - расхохотался Лучников. - Неужели не
понимаешь? По замыслу сценария - это герой-одиночка!
Авианосец миновал оконечность мыса, но все еще был очень близко,
вздымался из моря, как бы соревнуясь в экспрессии с самим храмом Святого
Владимира, построенным в начале века, на том месте, где первый русский князь
Владимир принял христианство.
Вдруг авианосец сказал огромным скучным голосом:
- Отрядам Попова и Ерофеева построиться на третьей палубе для встречи
с представителями местного населения. Внимание. Командир корабля поздравляет
молодых матросов с началом несения службы...
Авианосец чуть-чуть развернулся, и голос слегка заглох.
- Мустафа, ты понял наконец, что вокруг нас происходит? - с улыбкой
спросил Лучников.
Юный красавец тряхнул головой, будто пытаясь рассеять наваждение:
пустынный мыс, полумузей-полукладбище, тяжелый, в византийском стиле русский
храм, гигантский, вползающий в Севастополь стальной храм Советов,
перебинтованный труп молодой женщины на мозаичном полу, ее хохочущий
любовник, развалившийся у колонны... Мустафа повернулся и побежал к церкви.
- Это же киносъемки! - хохотал Лучников, не заметивший его
исчезновения. - Ничего не скажешь, американский размах. Браво, Октопус! Ты
затмишь сегодня "The longest Day" и "Apocalipce now"! Витася, поздравляю,
ты, конечно, постановщик! Браво, браво, гениально придумано! И флот
закупили, и авиацию, серьезная игра! А как вы между делом надо мной
поиздевались! Уверен, что вы и сейчас меня снимаете. Сцена сумасшествия в
античных развалинах. Я вижу, вы и без меня отлично справились со сценарием.
А смерть Кристи для вас - просто подарок, правда? Может быть, и спичку в
нее бросил какой-нибудь ваш ассистент, какой-нибудь манхаттанский педрила?
Новый творческий метод - съемка-хеппенинг! Браво! Как же я сразу не
догадался, что это-все с самого начала- трюки Хэлоуэя. Я даже там, на
Площади Барона, не догадался, когда они всей своей экипой потешались надо
мной... Ну что ж, снимайте. Я буду хохотать. Вам нужно, наверное, чтобы я
похохотал. Пожалуйста! Мне на все наплевать! Ха-ха-ха! Жалко, что Кристина
не может для вас похохотать. Кристи, ты не можешь похохотать для
джентльменов, у тебя чудные зубки, на экране это зазвучит отменно! Клево,
как скажет Витася. Так, Витася? Я не забыл вашу московскую "феню"? Ну, а где
наш одинокий герой? Ха-ха-ха, вот он, одинокий герой! Один, в стае красной
саранчи! Ошеломляюще!
Между тем, тот, кого Лучников называл "одиноким героем", был его
ближайший друг, командующий крымскими "форсиз", полковник Чернок, и героем в
голливудском духе "одинокого героя" он отнюдь себя не чувствовал. Весь день
до этого часа он кружил над местами высадки поистине немыслимой по
численности и тяжести армии. Масштаб праздника "Весна", казалось,
значительно превышал братскую помощь Чехословакии.
У Чернока была отличная машина, сверхвысотный вертолет марки "дрозд",
выпущенный местным авиакомплексом "Сикорский". Он сидел в стеклянной части
машины рядом с пилотом. В любую минуту он мог повернуться в кресле к экрану
видеофона и вступить в связь с командиром любого полка. В задней части
кабины два молодых офицера при помощи компьютерной системы получали и
обрабатывали информацию.
Все высшее руководство "форсиз" (или почти все) было членами СОС, и на
многочисленных совещаниях все офицеры уже десятки раз обсуждали различные
варианты операции "Воссоединение". Никто, впрочем, не рассчитывал на тот
вариант, который начался этой ночью и продолжал развиваться час за часом,
катастрофически увеличиваясь в масштабах.
В какой-то момент у Чернока даже появились сомнения в стратегической
мудрости московских маршалов и в тактическом умении советских генералов.
Компьютерная система и наблюдение с высоты показывали, как гигантские
войсковые соединения вдруг совершенно неоправданно упирались друг в друга
или останавливались в странной иммобильности, а на них наваливались другие,
неоправданно подвижные. В нескольких пунктах Острова возникли немыслимые по
правилам современной науки скопления людей и техники. Кажется, он был, если
он вообще-то был, не особенно "элегантным". Военная наука в Москве
явно отстает от советской шахматной школы, подумал полковник и вообразил
свой доклад в Академии Генерального Штаба, где он для общей пользы русского
оружия вскроет замеченные недостатки. Впрочем, вряд ли они будут меня
слушать, зашлют куда-нибудь в глухомань механиком. Так или иначе, можно было
заметить, что части вторжения стараются заключить в "котлы" расположения
крымских полков, аэродромы и морские базы. Чернок облетел почти все важные
места от Сары-Булата до Керчи, говорил по видеофону с командирами. Все были
веселы, все готовились к встрече, все поднимали на мачтах государственные
флаги СССР. В нескольких местах к видеофону подходили уже советские офицеры,
в рангах от майора до генерал-майора. Вес они запрашивали Чернока о его
местонахождении и любезно приглашали на личную встречу. В какой-то момент до
него дошло, что офицеры эти не могут сами установить его местонахождения,
так как не умеют обращаться с крымской техникой, а помочь некому, потому
что... потому что... Ну, что там себя обманывать! Ясно, что они изолируют
наших командиров. Странно, неужели они не понимают, что это может привести к
неожиданным последствиям, к братоубийственным коллизиям?
Чернок с тревогой подумал о полковнике Бонафеде, командире ракетной
базы в районе Севастополя. Кажется, это был единственный высший офицер,
верный белым традициям и склонившийся к идеям СОСа только с большими
оговорками. Вряд ли решительный и агрессивный Игорь Бонафеде добровольно
пойдет под арест. На подходе к Севастополю авианосец "Киев". Великолепная
цель для ракет Бонафеде!
Чернок приказал своему пилоту взять курс на Севастополь и вышел на
видеосвязь с базой.
Полной неожиданностью было увидеть полковника за бутылкой виски с
советским гостем, тоже полковником. Прервав веселый разговор, оба
повернулись к экрану:
- Здравия желаю, товарищ бывший командующий, - сказал Бонафеде.
- У тебя уже гости, Игорь, - сказал Чернок.
- Сергеев, - вежливо представился советский офицер. - Военная
разведка.
- Очень приятно, - сказал Чернок. - Игорь, видите "Киев"?
Бонафеде рассмеялся.
- Не только вижу, но слышу, как там разговаривают. Мы как раз, Саша,
спорим с полковником Сергеевым. Я говорю ему, что накрыл бы авианосец "Киев"
одним залпом на дистанции 100 миль, а он не верит, чудила грешный, в наши
возможности...
- Вот тебе, Игорь! - Советский полковник показал Бонафеде свою правую
ладонь, как бы обрубив ее ладонью левой.
- Вот тебе, Сергей! - Бонафеде показал Сергееву правую руку до локтя.
- Бестактный спор, - сухо сказал Чернок, отключил связь и сказал
пилоту: - Снижаемся к базе Бонафеде.
- Снижаемся, сэр? - переспросил летчик.
- Не век же нам летать, - раздраженно бросил Чернок. - Постепенно
снижаемся! Продолжаем наблюдение.
Они ушли мористее и начали медленное снижение. Уже виден был подходящий
к Севастополю гигантский авианосец. В морс, насколько хватал глаз, маячили
боевые корабли и транспорты. Десятки вертолетов летели к побережью. От
пирсов к центру города ползли бронированные колонны.
Чернок повернул кресло на 180 градусов и оказался как бы за оперативным
столом - такое это было чудо, вертолет "дрозд". Два молодых офицера,
специалисты по оперативной информации, прапорщики Кронин и Лящко смотрели на
него. Вес трос некоторое время молчали.
- Они не сошли с ума, сэр? - наконец спросил Кронин. Чернок попросил
Ляшко налить ему полный стакан неразбавленного "Чивас Ригал".
- Самое смешное, сэр... - начал было Кронин.
- Нас атакует "миг-25", сэр, - сказал пилот. Чернок выпил полстакана
и бросил взгляд назад. Успел увидеть только инверсионный след пролетевшего
истребителя.
- Вы что-то хотели сказать. Кронин? - спросил он.
- Еретическая мысль, сэр, - улыбнулся юноша.
- Держу пари, сэр, она и вам приходила в голову, - сказал Ляшко.
Парни старались говорить по-русски, но то и дело переходили на более
для них удобный язык, то есть английский.
- Как там истребитель? - спросил Чернок пилота.
- Заходит на второй круг атаки, - доложил пилот. - Вижу базу
Бонафеде. К ней подходит бронетанковая колонна.
- Спускайтесь туда, - сказал Чернок, допил стакан до дна и закусил
сигариллос. - Да, мальчики, мне тоже приходила в голову эта мысль, -
сказал он. - Больше того, она мне даже и ересью не кажется. Я почти уверен,
что "форсиэ"...
- Да! - вскричал Кронин. - Если бы это был неприятель, если бы это
была армия вторжения, мы бы сбросили их в морс!
- Боюсь, что мы бы их просто уничтожили, - холодно улыбнулся Ляшко.
- Взгляните, сэр...
На темной стенке в глубине кабины высветилась карта Крыма. Пятнышко
световой указки поползло по ней.
- Скопище техники у Карачели... - презрительно кривил губы Ляшко. -
Толкучки в Балаклаве... Танковое месиво без капли горючего у Бахчисарая...
- Кронин, как бы вы действовали? - Чернок откинулся в кресле. -
Давайте поиграем в войну.
- Ракетный залп, сэр, - только и успел сказать пилот. Мгновенно
последовавший за этим взрыв уничтожил вертолет "дрозд" и четырех находящихся
в нем офицеров.
Кажется, Лучников даже видел яркую вспышку в небе, взрыв командного
вертолета Чернока, но не обратил на нее особого внимания, отнеся к
пиротехническим эффектам подлейшей киносъемки. Он вспомнил о Кристине и
подумал о том, как безнравственно современное искусство. Все снимается на
пленку и все демонстрируется, и чем естественнее выглядит человеческая
трагедия, тем лучше, а во имя чего? Цель полностью утеряна...
Бедная девочка, подумал он, занесло тебя тогда в Крым... занесло тебя
тогда в мою спальню... занесло тебя...
Он поднял ее тело и медленно направился к храму. Навстречу ему по
дорожке, выложенной ракушечником, мимо античных руин и православных крестов
бежали три фигуры, он узнавал их по мере приближения: отец Леонид, Петр
Сабашников в монашеском одеянии и Мустафа.
- Вот, - сказал Лучников, передавая тело Кристины на руки отцу
Леониду. - Примите, отец Леонид. Она была рождена в католичестве, но
обернулась к православию. Она меня очень любила. Какая разница -
католичество, православие?.. всем христианам нужно быть вместе, когда в мире
совершаются безнравственные события, вроде этой киносъемки.
- Съемки, Андрей? - Сабашников обнял его за плечи. - Ты называешь
это съемкой?
- Даже ты не догадался, - засмеялся Лучников. - Что же говорить о
простых людях? Вообрази, какая это для них психологическая травма!
Любопытно, кто дал банде Хэлоуэя разрешение на это массированное глумление?
- Пойдемте, дети мои, в храм, - сказал отец Леонид. - Будем вместе.
Сегодня ночью многие придут, я думаю так.
Иди и ты, Мустафа. Будь с нами. Ты не обидишь Ислам, если будешь
сегодня с нами.
- Я плохо знаю ислам, я буддист, - пробормотал юноша.
Отец Леонид шел широким крепким шагом. Белые ножки Кристины свисали со
сгиба его руки. Лучников разрыдался вдруг, глядя на то, как они болтаются.
- Андрей, - повернулся к нему отец Леонид. - Утешься. Час назад я
крестил здесь твоего внука Арсения.
Мыс Херсонес каменными обрывами уходит в море, но под обрывами еще
тянется узкая полоска галечного пляжа. Там, в одной из крохотных бухточек,
готовились к побегу четверо молодых людей - Бенджамен Иванов со своей
подругой черной татаркой Заирой и Антон Лучников со своей законной женой
Памелой; впрочем, их было пятеро- в побеге участвовал и новорожденный
Арсений. В бухточке этой они нашли брошенный кем-то открытый катер с
подвесным мотором "Меркурий". В катере оказалась еще и двадцатилитровая
канистра с бензином - топлива вполне достаточно, чтобы достичь турецкого
побережья.
Антон и Памела, потрясенные всеми событиями уходящего дня, сидели,
прижавшись друг к другу боками, а спинами прижимались к уплывающему от них
Острову Крыму. В последних передачах ныне уже заглохшего Ти-Ви-Мига
промелькнуло сообщение о смерти деда Арсения и об аресте, или, как деликатно
выразились перепуганные тивимиговцы, "временной изоляции" Андрея. На коленях
у них, однако, лежал новорожденный Арсений, головкой на колене отца, попкой
на бедре матери. Чувства, раздиравшие Антона, были настолько сильны, что он
в конце концов впал попросту в какое-то оглушенное состояние. Жена его не
могла ему ничем помочь, растерзанная родами, жалостью к Антону, нежностью к
бэби, страхом перед побегом, она тоже впала в полулетаргию.
Впрочем, энергии Бен-Ивана хватало на всех пятерых. Он чувствовал себя
в своей тарелке, побег был его стихией. Побег - это мой творческий акт,
всегда говорил он. Я всегда благодарен тем, кто берет меня под арест, потому
что предчувствую новый побег. Я буду очень разочарован, когда Россия откроет
свои границы. Вместе с милейшей своей подружкой, вечно пританцовывающей
Заирой, Бен-Иван все приготовил на катере, а затем, ничтоже сумняшеся,
отправился на "поверхность", как он выразился, в ближайший супермаркет,
притащил оттуда одеяла, плащи, огромный мешок с едой и напитками и даже
Си-Би-Радио. Он со смехом рассказывал о "наших ребятах", то есть о советских
солдатах в супермаркете, одном из бесчисленных филиалов Елисеева-Хьюза, о
том, с каким восторгом их там встречают, как они жрут печенье "афтерэйт" и
жареный миндаль и как вырубаются от восторга.
- Дождемся ночи, Бен-Иван? - спросил его Антон.
- Ни в коем случае! - воскликнул "артист побега". - Ночью здесь все
будет исполосовано прожекторами. Они будут каждую минуту подвешивать ракеты.
Если они обнаружат нас ночью, нам конец.
- А если они обнаружат нас сейчас? - довольно весело поинтересовалась
Заира.
- Сейчас другое дело, кара кизим, сейчас солнце склоняется к
горизонту, заканчивается горячий денек истории, сумерки- это час прорех,
расползания швов, час, когда видны просветы в эзотерический мир, когда на
некоторый миг утрачивается спокойствие и хрустальные своды небес слегка
колеблются. Понятно?
К начальнику сигнальной вахты авианосца "Киев" капитану-лейтенанту
Плужникову подошел один из операторов старший матрос Гуляй.
- Товарищ капитан-лейтенант, - сказал он и вдруг как-то замялся,
затерся, словно пожалел, что подошел.
- Ну что, Гуляй, - поморщился капитан-лейтенант Плужников, который
считал минуты до окончания вахты и мечтал об увольнении на берег. - Все в
порядке, Гуляй? - Офицер уже чувствовал со стороны матроса какую-то
"самодеятельность", так называемую инициативу, чувствовал также, что матрос
уже жалеет о "самодеятельности", но не решается отвалить. - Отлить, что ли?
- спросил он Гуляя.
- Да понимаете, товарищ капитан-лейтенант, - с нескрываемой досадой
сказал старший матрос, - объект на приборе.
"Ах ты, падла такая, Гуляй, - думал Плужников, глядя на светящуюся
"блошку" в углу экрана. - Ну, какого фера с места сорвался? Что тебе,
паскуда, эта "блоха"? Может, плотик какой-нибудь болтается или ребята
какие-нибудь от нашей армады в Турцию когти рвут. Ну, какого фера...
Придется теперь докладывать командиру, а то еще стукнет этот Гуляй... "
Он внимательно посмотрел в лицо старшему матросу. Отличная у парня
будка - крепкая, чистая, нет, такой не стукнет. Впрочем, может, как раз
такой и стукнет. Тогда вернулся к своему пульту, связался с командованием,
доложил, как положено: объект, идущий от берега в нейтральные воды, в
секторе фер с минусом и три фера в квадрате...
Начальник вахты корабля капитан первого ранга Зубов дьявольски
разозлился на капитана-лейтенанта. Кто его за язык тянет? Подумаешь, бегут
какие-то чучмеки на какой-нибудь шаланде. У всех классовое сознание в один
день не пробудишь. Бегут, пусть бегут, больше места останется. Не буду
никому докладывать, а Плужникову скажу, что будет отмечен. Рядом с Зубовым
стоял его помощник кавторанг Гранкин и делал вид, что ничего не слышал, лишь
еле заметная улыбка появилась на его лице, обращенном к подпрыгивающим над
силуэтом Севастополя рекламным огням.
"Это он, фидар, психологический тест мне ставит, - подумал про
Гранкина Зубов. - А вот сейчас я тебе сам психологическую штуку воткну,
Гранкин-Фуянкин".
- Доложите командиру, - приказал Зубов, думая, что Гранкин начнет
сейчас ваньку валять и на том расколется, но тот немедленно включил селектор
и доложил командиру все, что полагается, и скосил, конечно, глазок в сторону
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг