супружеское ложе.
- Мне хочется домой в огромность квартиры, наводящей грусть, - вдруг
нормальным человеческим тоном произнес десятиборец.
Лучников ушам своим не поверил.
- Что? Что? Ушам своим не верю.
- Суп у нас любитель поэзии, - сказала Таня. - Суп, это чье ты
сейчас прочел?
- Борис Мандельштам, - сказал десятиборец.
- Видишь! - ликуя, подпрыгивала уже на супружеском ложе Татьяна. - У
него даже тетрадки есть с изречениями и стихами, не хала-бала!
Интеллигенция!
- Смотри сюда! - угрожающе сказал десятиборец. - Вот они и здесь-
этапы большого пути. Места не хватает.
Вдоль всей стены на полке под уличным фонарем светились статуэтки и
кубки.
- Почему ты зовешь его Суп? - спросил Андрей. - Почему ты так метко
его назвала?
- Это сокращение от "супружник", - хихикнула Татьяна.
- А почему ты ее зовешь на ты, а меня на вы? - вдруг взревел
десятиборец. - Подчеркиваешь превосходство? Он махнул огромной своей
ручищей - крюк по воздуху.
- Что же ты впустую машешь? - сказал Лучников. - Бей мне в грудь!
- Ха-ха, - сказал Суп. - Вот это по-нашему, по-товарищески. Без
дворянских подгребок.
- Вот оно - спортивное единоборство двух систем! - смеялась Таня,
сидя на супружеском ложе.
В комнате, освещенной только уличным фонарем, она показалась сейчас
Лучникову настоящей падлой, сучкой, ждущей, какому кобелю достанется.
Скотское желание продрало его до костей, как ошеломляющий мороз.
- Ну, бей, Суп! - тихо сказал он, принимая тайваньскую стойку.
Началась драка в лучших традициях. Лучников перехватывал отлично
поставленные удары десятиборца и швырял его на кровать. Тот явно не понимал,
что с ним происходит, однако по-спортивному оценивал ловкость партнера и
даже восхищенно крякал.
- Прекрати, Андрей, - вдруг сказала Таня трезвым голосом. - Прекрати
это свинство.
- Пардон, почему это я должен прекратить? - сказал Лучников. - Я не
толстовец. На меня нападают, я защищаюсь, вот и все. Приемы до конца не
довожу. Суп твой цел, и посуда цела...
Вдруг у него взорвалась голова, и в следующий момент он очнулся, сидя
на полу, в осколках, в облаке коньячных паров. Лицо было залито какой-то
жидкостью.
- Жив? - долетел с супружеского ложа голос десятиборца.
Значит, швырнул ему бутылку "Курвуазье" прямо в лицо. В рыло. В
хавальник. В харю. В будку. Как они здесь еще называют человеческое лицо?
- Таня, - позвал Лучников. Она молчала.
Он понял, что побит, и с трудом, цепляясь за предметы, за стулья и
стеллажи, стал подниматься.
- Поздравляю, - сказал он. - Я побит. Честный поединок закончился в
твою пользу. Суп.
- Теперь катись отсюда, - сказал Суп. - Выкатывайся. Сейчас я буду
женщину свою любить.
Таня лежала лицом в подушку. Лучников в темном зеркале видел правую
половину своего лица, залитую кровью.
- Женщина со мной уйдет, - сказал он. - У меня разбита голова, а у
женщин сильно развит инстинкт жалости. Таня не двигалась.
- Я тик рад, что не убил тебя, - сказал Суп, - не хватало только
редактора "Курьера" убить. По головке бы за это не погладили.
- Таня! - позвал Лучников. Она не двигалась.
- Послушай, уходи по-человечески, - скачал Суп. - Мы пятнадцать лет
с Танькой живем в законном браке.
- Татьяна, пойдем со мной! - крикнул Лучников. - Неужели ты не
пойдешь сейчас?
- Слушай, белый, если ты где-нибудь трахнул Таньку, не воображай, что
она твоя, - мирно сказал Суп. - Она моя. Иди, белый, иди добром. У тебя в
Крыму герлы табунами ходят, а у меня она - одна.
- Таня, скажи ему, что ты моя, - попросил Лучников. - Да встань же
ты, хоть вытри мне лицо. Оно разбито.
Они не шевелилась.
Десятиборец склонился над ней и просунул ладонь ей под живот, кажется,
расстегнул там пуговицу. Фигура его качалась сейчас немыслимо огромной над
тоненькой женщиной.
- А ты не подумал, Суп, что я тоже могу тебя хватить чем-нибудь по
башке? - спросил Лучников. - Каким-нибудь твоим спортивным трофеем? Вот,
скажем, Никой этой Самофракийской.
Десятиборец хрипло засмеялся.
- Это было бы уже потерей темпа.
- Да, ты прав, - скачал Лучников. - Ты не так прост, как кажешься.
Ну что ж, валяй. Бери мою любовь.
- Хочешь смотреть? - пробормотал Суп. - Хочешь присутствовать?
Пожалуйста, пожалуйста...
Танины плечи вздрогнули, и голова оторвалась от подушки.
- Таня! - тихо позвал Лучников. - Очнись!
- Сейчас ты увидишь... сейчас... сейчас... - бормотал, нависая над
женщиной, огромный мужик. - Сейчас ты увидишь, как мы с ней... как у нас...
бей, чем хочешь... не растащишь... у меня в жизни ничего нет, кроме нее...
все из меня Родина выжала, высосала... только Таньку оставила... я без нее
ноль...
- Уходи, Андрей, - незнакомым голосом сказала Татьяна.
Он долго стоял возле огромного жилого дома и чувствовал, как быстро
распухает у него правая половина лица. Полнейшая бессмысленность. Звон в
голове. Умопомрачительная боль. На пятнадцати этажах жилого гиганта в каждой
квартире, в темноте и при свете. Суп на законных основаниях брал его
незаконную любовь. Мою любовь, освещенную крымским лунным сиянием. Вот моя
родина и вот мое счастье - Остров Крым посреди волн свободы. Мы никогда не
сольемся с вами, законопослушные, многомиллионные, северная унылая русская
сволочь. Мы не русские по идеологии, мы не коммунисты по национальности, мы
яки-островитяне, у нас своя судьба, наша судьба - карнавал свободы, мы
сильней вас, каким бы толстым стеклом вы, суки, ни бросали нам в голову!
Пошел снег.
Сентябрь, когда во всем мире, во всей Европе люди сидят под каштанами и
слушают музыку, а в Ялте нимфы с еле прикрытыми срамными губками вылезают из
волн прямо на набережную... Безнадежный, промозглый и слепой российский
сентябрь... пропади все пропадом вместе с пропавшей любовью... Такси, такси!
Забытый у подножия жилого гиганта интуристовский "жигуленок" с
брошенным на спинку кресла английским двусторонним регланом.
Через три дня Татьяну Лунину пригласили в первый отдел. И обязательно,
пожалуйста, с супругом. А супруга-то зачем? Ну, не будем же мы с вами по
телефону уточнять, Татьяна Никитична. Разговор очень важный и для вас, и для
вашего уважаемого супруга.
Она не удивилась, увидев в кабинете начальника отдела того типа, что
гипнотизировал ее на приеме в "Курьере":
бородка, задымленные очки - вервольф последней модели. Обаятельный
мужчина! Он даже снял очки, когда знакомился, продемонстрировал Татьяне
чистоту и честность своих глаз, никаких ухмылок, никаких околичностей -
перед вами друг. Начальник, старый сталинист соответствующей наружности,
представил гостя: товарищ Сергеев, обозреватель агентства новостей, он будет
присутствовать при нашей беседе.
Таня глянула на своего благоверного. Суп сидел по стойке "смирно",
выпирая ослепительно белой грудью и манжетами из тесноватого блейзера. Он
так волновался, что даже как-то помолодел, что-то мальчишеское, затравленное
выглядывало из огромного тела. Она всегда поражалась, какими беспомощными
пупсиками оказываются советские супермены, метатели, борцы, боксеры перед
всеми этими хмырями-первоотдельцами и вот такими "обозревателями". Она
обозлилась.
- А я, между прочим, никаких интервью для агентства новостей давать не
собираюсь!
- Татьяна Никитична... - с мирной дружеской улыбкой начал, было
товарищ Сергеев. Она его оборвала:
- А вы, между прочим, по какому праву меня гипнотизировали давеча на
приеме "Курьера"? Тоже мне Штирлиц! Психологическое давление, что ли,
демонстрировали?
- Просто смотрел на красивую женщину. - Товарищ Сергеев чуть-чуть
откинулся на стуле и как бы вновь слегка полюбовался Татьяной.
- Между прочим, многим рисковали! - выкрикнула она, рванула сумочку,
вытащила сигарету.
Два кулака с язычками газового огня тут же протянулись к ней.
- Таня, Таня, - еле слышно пробормотал Суп. Он сидел, не двигаясь,
будто боялся при малейшем движении лопнуть.
- Напрасно вы так разволновались, - сказал товарищ Сергеев. - У нас
к вам дружеский вопрос о...
- О господине Лучникове! - угрожающим баском завершил фразу начальник
отдела.
Тут по стародавней традиции таких дружеских бесед должно было наступить
ошеломление, размягчение и капитуляция. Увы, традиции не сработали -
Татьяна еще больше обозлилась.
- А если о нем, так тем более с обозревателями новостей говорить не
буду! Явились тут, тоже мне обозреватели! Нет уж! Обозревайте кого-нибудь...
- Перестань, Лунина! - Начальник отдела шлепнул здоровенной ладонью
по письменному столу. - Ты что, не понимаешь? Перестань дурака валять!
- Это вы перестаньте дурака валять! - крикнула она и даже встала. -
Обозреватели! Если хотите беседовать, так перестаньте темнить! Это мое право
знать, с кем я беседую!
- Да ты, Татьяна, говоришь, как настоящая диссидентка! - возмущенно,
но по-отечески загудел начальник, в далеком прошлом один из пастухов клуба
ВВС, спортивной конюшни Васьки Сталина.
- Где ж это ты поднабралась таких идеек? Права! Смотри, Татьяна!
Татьяна видела, что товарищ Сергеев пребывает в некотором
замешательстве. Это се развеселило. Она спокойно села в кресло и посмотрела
на него, уже как хозяин положения. Ну? Товарищ Сергеев, поморщившись,
предъявил соответствующую книжечку.
- Я полагал, Татьяна Никитична, что мы свои люди и можем не называть
некоторые вещи в лоб. Если же вы хотите иначе... - Он многозначительно
повел глазами в сторону Супа.
Тот сидел, полузакрыв глаза, на полуиздыхании.
- Давайте, давайте, - сказала Таня. - Если уж так пошло, то только в
лоб. По затылку - это предательство.
- Позвольте выразить восхищение, - сказал товарищ Сергеев.
- не нуждаюсь, - огрызнулась она.
Любопытно, что в книжечке именно эта фамилия и значилась: Сергеев, но
вместо слова "обозреватель" прописано было "полковник".
- Uр tо уоu, - вздохнул полковник Сергеев.
- Как вы сказали, товарищ полковник? - Татьяна широко открыла глаза,
дескать, не ослышалась ли. Ей показалось в этот момент, что она и в самом
деле имеет некоторую бабскую власть над полковником Сергеевым, а потом она
подумала, что чувствовала это с самого начала очень интуитивно и глубоко и,
быть может, именно это, только сейчас распознанное ощущение, и позволило ей
говорить с такой немыслимой дерзостью.
- Я сказал: как хотите, - улыбнулся полковник. - Многолетняя
привычка, от все трудно избавиться.
Ей показалось, что он вроде бы даже слегка как бы благодарен ей за
вопрос, заданный с лукавой женской интонацией. Вопросец этот дал ему
возможность прозрачно намекнуть на свое законспирированное зарубежное, то
есть романтическое, с его точки зрения, прошлое и показать даме, что он
далеко не всегда занимался внутренним сыском.
Затем он начал излагать суть дела. Начнем с того, что он испытывает
полное уважение к Андрею Лучникову и как к одному из крупнейших мировых
журналистов, и как к человеку. Да, у него есть определенное право называть
этого человека просто по имени. Но это лишь к слову, да-да, так-так...
Короче говоря, в ответственных организациях нашей страны придают Лучникову
большое значение. Мы... давайте я для простоты буду говорить "мы"... мы
понимаем, что в определенной исторической ситуации такая фигура, как
Лучников, может сыграть решающую роль. История сплошь и рядом опровергает
вздор наших теоретиков о нулевой роли личности. Так вот... так вот, Татьяна
Никитична, у нас есть существенные основания опасаться за Андрея
Арсениевича. Во-первых, всякий изучавший его биографию может легко увидеть,
как извилист его политический путь, как подвижна его психологическая
структура. Давайте напрямик, мы опасаемся, что в какой-то весьма
ответственный момент Лучников может пойти на совершенно непредвиденный
вольт, проявить то, что можно было бы назвать рефлексиями творческой натуры
и внести некий абсурд в историческую ситуацию. В этой связи нам, разумеется,
хотелось бы, чтобы с Лучниковым всегда находился преданный, умный и. как я
сегодня убедился, смелый и гордый друг... Он снова тут зорко и быстро глянул
на Супа и потом вопросительно и доверительно - совсем уж свои! - на
Татьяну. Та не моргнула и глазом, сидела каменная и враждебная. Пришлось
"обозревателю" двинуться дальше.
- Однако то, что я сказал, всего лишь преамбула, Татьяна Никитична. В
конце концов главная наша забота - это сам Андрей Арсениевич, его личная
безопасность. Дело в том, что... дело в том, что... понимаете ли, Татьяна...
- Глубокое человеческое волнение поглотило пустую формальность отчества,
товарищ Сергеев встал и быстро прошелся по кабинету, как бы стараясь взять
себя в руки. - Дело в том, что на Лучникова готовится покушение.
Реакционные силы в Крыму... - Он снова осекся и остановился в углу
кабинета, снова с немым вопросом глядя на Таню.
- Да знаю-знаю, - сказала она с непонятной самой себе небрежностью.
- Что все это значит? - вдруг проговорил десятиборец и в первый раз
обвел всех присутствующих осмысленным взглядом.
- Может быть, вы сами объясните супругу ситуацию? - осторожно спросил
товарищ Сергеев.
- А зачем вы его сюда пригласили? - Губы у Тани растягивались в
кривую улыбку.
- Чтобы поставить все точки над i, - хмуро и басовито высказался
завотделом.
- Ну, хорошо. - Она повернулась к мужу. - Ты же знал прекрасно:
Лучников уже много лет мой любовник. Суп на нее даже и не взглянул.
- Что все это значит? - повторил он свой непростой вопрос.
Непосредственное начальство молчало, что-то перекатывая во рту,
разминая складки лица и чертя карандашом по бумаге бесконечную криптограмму
бюросоциализма: ему что-то явно не нравилось в этой ситуации, то ли тон
беседы, то ли само се содержание.
Сергеев еще раз прошелся по кабинету. Тане подумалось, что все здесь
развивается в темпе многосерийного телефильма. Неторопливый проход в
интерьере спецкабинета и резкий поворот в дальнем углу. Монолог из дальнего
угла.
- Из этого вытекает, братцы, необходимость определенных действий.
Поверьте уж мне, что я не чудовище какое-нибудь, не государственная
машина... - Сергеев снова закурил, явно волновался, почему-то помахал
зажигалкой, словно это была спичка. - Впрочем, можете и не верить, -
усмехнулся не без горечи. - Чем я это докажу? Так или иначе, давайте вместе
думать. Вы, Глеб, ведь были нашим кумиром, - улыбнулся он Супу. - Когда вы
впервые перешагнули за 8000 очков, это для нас всех был праздник. Вы -
гигант, Глеб, честное слово, вы для меня какой-то идеал славянской или, если
хотите, варяжской мужественности. Я потому и попросил вас прийти вместе с
Таней, потому что преклоняюсь перед вами, потому что считаю недостойной
всякую игру за вашей спиной, потому что надеюсь на ваше мужество и понимание
ситуации, ну а если мы не найдем общего языка, если вы меня пошлете сейчас
подальше, я и это пойму, поверьте, я только сам себя почувствую в говне,
поверьте, мне только и останется, что развести руками. Что делать? Проклятая
история только и делает, что заставляет нас руками разводить... - Он вдруг
смял горящую сигарету в кулаке и не поморщился, тут же вытащил и закурил
другую. - Вздор... дичь... как все поворачивается по-идиотски... ей-ей, нам
бы лучше с вами за коньячком посидеть или... или... - Сергеев глубоко
вздохнул, кажется, набрался решимости. - Короче говоря, у нас считают, что
в интересах государственных дел чрезвычайной важности было бы полезно, если
бы Татьяна Никитична Лунина стала женой Андрея Арсениевича Лучникова,
законной супругой или другом, это на ваше усмотрение, но обязательно его
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг