Спартак Ахметов, Александр Янтер
Байкальский вариант
Научно-фантастический рассказ
1
Когда-то на мысе Покойники было небольшое озеро, отделенное от моря
галечным валом. Иркутская ГЭС подперла Ангару, Байкал поднялся и поглотил
озерко, превратив его в бухту. Песчаные берега ее покрыты яркими
многоцветными марянами с редкими сосенками и лиственницами. Севернее мыса,
за сосновыми срубами, в которых размещены метеостанция и склад и живет
семья егеря Антипова, течет Солнцепадь - одна из бесчисленных рек,
питающих Байкал.
Правым берегом речушки, по широко открытой пологой долине, идут двое в
джинсовых костюмах. За спинами у них рюкзаки со всем необходимым для
небольшого пикника: котелок, чайник, картошка, потрошеная рыба, хлеб,
соль, лук, перец, чай и сахар. Водки нет, потому что они не пьют, и
человек, с которым договорено встретиться, тоже не пьет. Вооружены они
ружьем и фотоаппаратом, на поясах висят ножи.
Человек с ружьем высок и могуч. Громадные руки его с одинаковой легкостью
обдирают белку и обивают шишки с кедра трехпудовым колотом. Голова покрыта
крупными кольцами кудрей, сбегающих на узкие скулы короткими бакенбардами.
Под густыми черными бровями - черные, как бы прицеливающиеся глаза, нос с
горбинкой, красивые с изгибом губы. Это Ефим Антипов, местный егерь.
Саша Птахин рядом с ним проигрывает по многим статьям. Волосы на его
большой голове коротко острижены и торчат ежиком. Брови незаметны, глаза
малы и узки, нос картофелиной, скулы - два аэродрома, оснащенные
громадными радарами-ушами. Однако в плечах его чувствуется сила, грудь
широка, а длинные руки написали около полусотни научных статей и затащили
на пятый этаж не один ящик с аппаратурой.
- Ты, Саньша, с браконьерами меня не равняй, - голос у егеря резкий и
властный. - Я бью зверя с умом, на приплод оставляю - что изюбра, что
соболя, что нерпу. А с пакостниками - воюю.
- Штрафуешь?
- Штрафами их не проймешь. Я браконьера до нитки оберу и отпущу голым в
тайгу - ты Пахом и я Пахом, нету долга ни на ком. В другой раз ему и
озоровать нечем.
- А конфискованное куда деваешь?
- Это мне вроде премии...
Пологая долина кончилась, и они вошли в узкий каньон, который перепилил с
запада на восток Байкальский хребет. Стиснутая каменными щеками, речка
стала быстрой и шумливой. Антипов пытливо поглядывал на Сашу, который шел
легко и споро.
- Вроде и городской, - недоумевал Ефим, - а ходишь хорошо. И Нинку мою
через гольцы переволок...
- В молодости альпинизмом занимался.
- Видал я этих альпинистов-слаломистов! - сплюнул егерь. - Весной
подвалила ватага с ребятишками, с барахлом. Тропу выспрашивали к Лене. Я
отговариваю: дожди вострятся, "яким пахомыч", пропадете. Мы, хвастают,
мастера по слалому. Ну, идите, чемпионы. Через три дня главный их еле
приполз: добро утопили, руки-ноги поломали, вызови Христа ради вертолет!
Вот кака потеха - "яким пахомыч!". Я Нинку за машиной послал, а сам к ним
сбегал, продуктов отнес. Это ж додуматься надо - в тайге голодать!.. Ну,
пришли вроде, вон твой камешек расписной.
2
Гладчайшая гранитная плита с вкраплениями розовых полевых шпатов,
матово-серого кварца и черных блестящих чешуек слюды выступает из пенной
реки и вздымается вверх почти под прямым углом. На плите высечен рисунок:
две трехметровые человеческие фигуры, взявшиеся за руки, - одна побольше,
другая поменьше. Свободные руки с четырьмя растопыренными пальцами
отставлены чуть в стороны. На больших продолговатых головах радиальными
волнистыми линиями изображены волосы. По-видимому, это мужчина и женщина:
у большой фигуры широкие плечи, у маленькой - массивные бедра. Ступни ног
омывает прозрачная река Солнцепадь, а над головами выбиты летящие в
сторону моря птицы с длинными шеями. В рассеянном свете дня фигуры видны
неясно, и нужно хорошо приглядеться, чтобы отличить обработанную
поверхность скалы от нетронутой.
Этот петроглиф Саша обнаружил, когда нес с перевала маленькую жену
Антипова, помятую медведем. Он положил Нину в кустах, а сам сбежал вниз
напиться и набрать воды. Прямо в одежде Саша упал спиной в мелкую речку и
на секунду притих, ощущая, как быстрая вода охлаждает распаленное тело и
смывает едкий пот. Потом он перевернулся на живот и, упираясь в каменистое
дно и в береговую скалу, напился. И обнаружил странную выемку под левой
рукой. Скользя от нее взглядом вверх, увидел весь рисунок. Потом еще раз
пришел сюда, чтобы сфотографировать петроглиф с необычным для наскальных
рисунков Прибайкалья сюжетом. Расспрашивал специалистов, но те только
пожимали плечами. Приставал к Антипову, с которым подружился после случая
с медведем. Ефим о писанце на скале знал и даже слышал от бурятов, что
рисунок вроде бы символизирует Байкал и Ангару. И будто его давний
знакомый Мэргэн рассказывал какую-то легенду о рисунке. На свидание со
старым бурятом они и пришли к гранитной скале.
На скорую руку соорудили очаг и повесили греться котелок с водой. В два
ножа нарезали рыбу, лук, картошку. Антипов одобрительно заметил:
- Кидай свою науку и подавайся в соболевщики. Утолуем мы с тобой хребет и
изловим белого соболя. Или голубого, а?
- Мне моя работа нравится, - сказал Саша, зажав нож в зубах и ссыпая в
котелок картошку.
- Чой-то ты там бурмулишь?
- Не люблю, говорю, живое убивать. Соли сколько положить?
- Сыпь, пока тонет. Мэргэн, небось, обессолел на преснухе.
- Задерживается он...
- Не боись, придет! Подвесели-ка огонь!
Ровный шум речки прорезал вдруг гортанный вибрирующий рев.
- Изюбр! - встрепенулся Александр.
- Сиди, - усмехнулся егерь. - Быки об эту пору не орут. То Мэргэн знак
подает.
Действительно, минут через двадцать, когда котелок с аппетитным запахом
заменили закопченным чайником, сверху спустился сморщенный старичок с
реденькой пегой бородкой. Одет он был в нечто мешковатое, кожаное, за
спиной торчал кожаный же мешок. Из всей экипировки бурята Саша смог бы
назвать только старенький винчестер и ганзу - короткую медную трубку.
Антипов и Птахин встали навстречу Мэргэну и обеими руками пожали две
усохшие ладони охотника. На круглом плоском лице его, иссеченном каньонами
морщин, сияла желтая улыбка. Зубы, однако, все были целы. "Похож на Дерсу
Узала, - подумал Саша. - Но если разгладить морщины и налепить орлиный
нос, получится миниатюрный Чингачгук".
- Будь гостем, Мэргэн, - радушно пригласил егерь. - Мы сготовили для тебя
рыбу.
Они торжественно сели у котелка и средним пальцем руки побрызгали вокруг
себя ухой - жертва суровому Бурхану. Потом и сами взялись за ложки.
Огневая уха обжигала язык, на лбу и верхней губе у Саши выступили капельки
пота, и он подумал, что от неторопливой молчаливой трапезы тоже можно
получить радость.
Вот сидят трое мужчин, повидавших жизнь и знающих цену последнему патрону.
Они отшагали много верст, встречались на узкой тропе с косолапым хозяином
тайги, питались иной раз одной ягодой. Они могут голодать много дней, а
могут съесть ведро ухи...
Саша с нежностью посматривал на Ефима и Мэргэна и вдруг опомнился. Смахнул
с лица пот, а вместе с ним и сытую расслабленность. Черт, не лопать же он
сюда пришел!
- Ешь, Саньша, ешь, - поощрил Антипов. - Едой силу не вымотаешь.
- Все, наелся, - решительно отодвинулся Птахин и осторожно покосился на
бурята. - Он что же, по-русски не говорит?
- Самую малость.
- Как же я пойму?
- Не боись. Сиди, ни на что не обращая внимания, - я перескажу.
Саша терпеливо дымил сигаретой и ждал, пока охотники дохлебают котелок,
выкурят по трубке, разольют крепчайший цейлонский чай и выпьют по три
кружки. И только после этого Мэргэн снова набил ганзу вонючей махоркой и
откинулся на свой кожаный мешок. Потом егерь что-то долго втолковывал
буряту, а тот прицеливался в Сашу рысьими глазками, нисколько не оплывшими
от обильной пищи. И вдруг выпрямился, превратившись в божка со скрещенными
ногами, прикрыл веки и запел речитативом длинную и монотонную песню.
Антипов придвинулся к Александру и, щекоча ему ухо жесткой бакенбардой и
распространяя сложный аромат ухи, чая и табака, зашептал, переводя.
3
- Однако давно это было, так давно, что даже я стал забывать. Тогда по
берегам Байгал-мурена, могучей реки, не имеющей брода, жили хоринские
буряты.
Велик и богат священный Байкал. Ни одна птица не соединит крыльями Верхнюю
и Нижнюю Ангару. Ни одна нерпа без отдыха не пересечет его. Вот какой
большой! Если омуль захочет измерить глубину моря, дна он достигнет только
мертвым. Вот какой глубокий! В ясную погоду он спокоен, как сытый
младенец, и всю синеву отдает небу. Но когда подует сарма - грозен Байкал.
Скалы дрожат и обрушиваются в бездну, даже солнце от страха прячется за
тучи.
Вот какой он!
От сына Байкала, Хоридэя, ведут свой род хоринские буряты. Однажды Хоридэй
ловил рыбу. Вдруг налетел береговой ветер и стал уносить лодку в море.
Сильно греб веслами могучий Хоридэй, но ничего не мог поделать с сармой.
Вот какая она! Жалко стало старому Байкалу любимого сына, и он послал на
выручку лебедей. С тех пор белые лебеди священны для хоринцев.
Много лет счастливо жили буряты под боком Байгал-мурена. Били зверя и
птицу, ловили рыбу, собирали ягоды и кедровые шишки. Хорошо было!
А в полуденной стороне за хребтами и степями правил жестокий владыка
монголов - Чингисхан. Говорят, он питался только кровью белых коней, двумя
руками переламывал хребты целым народам, а огненной бородой поджигал
селения. Вот какой он! Послал он к бурятам бесчисленное войско, чтобы
взять большой ясак.
В те времена во главе рода хоринских бурятов стояла
Дадухул-Сохора-Ботохой, сильная, как юноша, и мудрая, как старик. Она
привела воинов на высокий берег Байкала и попросила у деда помощи. Долго
били в бубны шаманы и бросали в воду лучшую долю от всего, чем богат род.
И случилось чудо. Солнце стало ослепительно голубым и голубыми лучами
ударило в волны, и над водой появился сам Байгал-мурена в образе
громадного и могучего воина, держащего за руку юную девушку. Они стояли
столько времени, сколько надо человеку для одного вздоха, - и пропали.
Снова солнце стало желтым, еще сильнее забили в бубны шаманы и
провозгласили, что священный Байкал берет под защиту свою внучку Ботохой.
Огненная кровь наполнила жилы бурятских воинов. В год Зайца они пошли
навстречу монголам и в короткой схватке уничтожили их. Вот как заступился
за своих детей Байгал-мурена!
- Любопытная легенда, - сказал Александр. - Отдельные детали мне знакомы.
Красивая сказка...
- Зачем сказка, - Мэргэн снова набил ганзу. - Так было! Если и теперь к
морю подойдет человек, равный Хоридэю или Ботохой, и попросит помощи, - он
увидит над волнами дух Байгал-мурена.
- Вы посмотрите, что делается! - закричал вдруг Саша, вскакивая и хватая
фотоаппарат.
Закатное солнце вышло из-за скал и осветило весь каньон. Радужные блики
заиграли на пенной реке, мелкими искрами засверкали камни. Отполированная
западными ветрами гранитная плита стала слепяще-белой, и на ней в резких
теневых штрихах ожил рисунок. И Саша увидел то, что было незаметно при
рассеянном освещении. Он увидел тонкую руку женщины, доверчиво опирающуюся
на мощную мужскую. Он увидел буйные сплетения тяжелых локонов, украшающих
обе головы. Мужчина и женщина смотрели друг на друга, но в то же время они
смотрели на Сашу, будто о чем-то спрашивая...
4
До Песчаной бухты, где Птахины проводили отпуск, Сашу не довезли. За мысом
Дед вдруг показалась лодка, хозяин которой явно браконьерствовал. Завидев
катер, он обрубил свою сверхдлинную сеть и попытался удрать в Бабушкину
губу, но был прижат к берегу и сдался. Саша узнал рыбака по искалеченному
правому уху. Антипов уважительно рассказывал, что как-то раз Егор пластал
на береговых камешках омуля. В это время сзади неслышно подошел косолапый
хозяин, оглушил рыбака ударом лапы и принялся спокойно поедать добычу.
Егор очнулся, увидел грабеж и, действуя всего лишь коротким ножом, зарезал
медведя.
Теперь этот бесстрашный медвежий супротивник жалостливо моргал и уныло
гундосил, что никакой сети у него не было, а омуля он ловил на удочку.
Саше стало противно, будто его самого накрыли за постыдным занятием. Он
вылез из катера и сказал, что дальше пойдет пешком - здесь всего-то
несколько километров.
Он шел, ориентируясь на скалу Большая Колокольня, которая ни на какую
колокольню похожа не была, а поднималась коротким хребтом с сосняком на
склонах, каменистым пиком и отвесными скалами, уходящими в лазоревые воды.
Он шел и думал, что Байкал надо беречь и беспощадно бороться с
хищниками-браконьерами, как бы симпатичны они ни были. Но все-таки
браконьер - пешка, пусть он даже выловит пять или десять тысяч рыб.
Настоящая беда - косное равнодушие нерадивых хозяйственников, которые
забивали бревнами устья рек, не пуская омуля на нерест, или сбрасывали в
море ядовитые сточные воды. И рыба гибла миллионами, заражая всю толщу
воды.
"Согнать бы всех этих поганцев, бюрократов на Шаман-камень, - кровожадно
думал Саша, - кормить тухлой рыбой, поить сточными водами и иссушать
западными ветрами. А браконьеров заставить смотреть на эту картину. И все.
Успокоился бы священный Байкал, плескались бы в нем безмятежно омули и
хариусы, окуни и осетровые, эндемичный планктон и глянцевитые нерпы с
потешно изумленными мордахами..."
Расправившись таким образом с погубителями природы, Александр настроился
на умиротворенно-философский лад. Он принялся думать о многообразии
ландшафтов и множественности животных, которые все-таки едины в земной
целесообразности. И не случайно ассоциативный мозг человека всюду ищет
аналогий. Вот и в скале этой, которую Саша обходит справа, кто-то увидел
колокольню. А еще есть скалы Будда и Шляпа. А Байкал напомнил Чехову
кавказское и крымское побережье. Да и сам Саша теперь не мог бы с
уверенностью сказать, по берегу какого озера он идет. Потому что точно
такие же лиственницы, и сосны, и кедры, и черемуха, и багульник, и
можжевельник, и сочные альпийские поляны есть на берегах Хубсугула, брата
Байкала, где Саша провел прошлый летний сезон, помогая монгольским
геофизикам. Наверное, таковы же берега африканской Танганьики и
американского Гурона, которые он никогда не видел. И надо напрячь
воображение и представить себе с высоты спутника весь Байкал, а потом
вдруг ощутить одновременно засушливый Ольхон и болотистую дельту Селенги,
узкую переносицу Святого Носа и стремительный исток Ангары, бешеную сарму
и теплый шелонник, становые щели через ледяные поля и хрустальные ежи
весеннего льда, пятиметровые волны и все это осветить ярчайшим солнцем и
окрасить в глубокие зелено-голубые цвета, и пропитать запахами, для
которых у человека и названий-то нет, чтобы осознать, что ты все-таки на
берегу Байкала, именно Байкала, единственного и неповторимого озера.
Только муравью все равно, где он - на Хубсугуле, Танганьике или Гуроне. А
он, Александр Птахин, - человек, он и частичка природы, и царь ее. И когда
Саша дошел до этой мысли, ему стало весело и жарко. Он снял с себя
джинсовую куртку и ковбойку, обнажил загоревшую кожу, туго обтянувшую
широкую спину и шары бицепсов.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг